Обычный вечер после тяжелого трудового дня. Все торопятся домой, в головах лихорадочно бьется идея: добраться как можно скорее домой, включить телевизор или, там, компьютер, и усесться за ним до самой ночи. Отключить голову, в которой лихорадочно бьется лишь одна мысль – завтра опять, опять все это. Ранний подъем, когда так хочется поваляться в постели под теплым одеяльцем, завтрак на скорую руку, или вообще – еще быстрее: просто кофе с первой сигаретой. Потом бессмысленная работа (сейчас я говорю не о всех, но о многих людях), тупая и монотонная, подкрепленная, опять таки, кучей сигарет и парой кружек кофе. Обед, состоящий либо из пирожков, которые истекают маслом, либо, если есть желание, можно отстоять в очереди в столовой и уже исходить из имеющихся средств. Продолжение рабочего дня посвящено ожиданию его конца – в моем случае восемнадцати часов. И когда ты можешь, наконец, отправиться на все четыре стороны, начинается самое интересное – аттракцион «Доберись до дома». Не знаю, как вы, а я езжу на метро. Пробки и так далее – очень долго добираться. А в метро тоже не сахар – душно, полно грязных и потных людей, бомжей и отморозков. Так что, остается ждать, пока изобретут телепорт. А пока – приходится мучиться. Вы верите в совпадения? Лично я – не очень. Совпадений не бывает, в конечном счете, все вытекает из чего-то. В то, что мы сами творим свою судьбу – я сомневаюсь тоже. В общем, не знаю, наша жизнь – дикая смесь слепого случая и расчетливого хода, или же капризного настроения мадам Судьбы. К чему это все я? К тому, что машинист поезда метро, Бенет Уорвик, примерный семьянин и отец двоих детей, забыл накануне выпить прописанные ему кардиологом лекарства. Почему забыл? Он проспал, будильник не сработал – сели батарейки или еще что-то случилось. Эту цепочку можно продолжить, но суть вы уловили, не правда ли?
В тот день я ехал как обычно домой, был конец рабочей недели. Вечер пятницы - как много приятного таится в этих двух словах! Лучше только вечер субботы. Над этой темой размышлять можно сколько угодно, но иногда я хочу остановить время и жить в том моменте, когда я прихожу после работы вечером пятницы. Так вот, я ехал в вагоне метро, людей было на удивление не так много, не было привычной давки и столпотворения. Напротив меня сидел мужик и читал газету, тут же сидела девушка и тыкала длиннющими ногтями в айфон. В дальнем углу вагона сидел бомж, и от него очень сильно воняло. Чем? Да невообразимой смесью запахов: пота, давно немытых волос, перегаром после дешевого пойла. Этот «аромат» заглушал все остальные, и я поднес руку к лицу, чтоб хоть как-то перебить его. Потом из соседнего вагона пришел паренек с баяном и хоть на некоторое время смог отвлечь меня от амбре бомжа и тягостных дум. За это он получил от меня целый доллар. В его кепку, которую он использовал для сбора подаяний, накидали немного мелочи и еще парочку мятых бумажек, и он убрался.
Поезд остановился на очередной станции, и куча народу вывалилась наружу. А зашло несколько человек, в том числе семья – мать, отец и два мальчика примерно одного возраста. Они были похожи друг на друга, почти как близнецы. Один из них, в синей футболке с белыми полосками, был явно чем-то встревожен и все посматривал на своего брата. Мальчики и мать уселись на свободные места, а папаше пришлось стоять. Стоял он с таким видом, будто больше всего хотел бы оказаться где-нибудь вдалеке от них, чтоб никогда их больше не видеть. Лицо у него обильно вспотело и покраснело, он ежеминутно перехватывал кейс из руки в руку.
- Мам! Мне плохо! - захныкал один из мальчуганов.
- Да замолчишь ты?! – шикнула на него мать.
- Ну, мам! У меня живот болит, я больше не могу!
- Сейчас приедем домой, я дам тебе таблетку и тебе сразу станет хорошо. А пока на вот попей водички!
- Не хочу я водички, меня сейчас стошнит! – продолжал ныть он.
Тут подал голос его брат, до этого бросавший на него взволнованные взгляды.
- Я же говорил, не надо было есть ту… - он понял, что чуть не ляпнул лишнее и замолчал.
- Что есть? – переспросила мать.
- Тот бургер, – нашелся он – Он был несвеж.
- Ну, молодцы, что я могу сказать!
- Мама, меня сейчас стошнит! Мам!
- Вот, возьми! – она порылась в недрах необъятной сумочки и достала бумажный пакет. – Если почувствуешь, что совсем невмоготу – вот сюда.
- Хорошо, – кивнул мальчик.
Вид у него действительно был так себе: бледный, лицо осунулось. Он с измученным видом сидел, зажав пакет в руках, и время от времени, когда рвотные позывы давали о себе знать, подносил его ко рту. Но пока держался.
- А мы скоро приедем, мам?
- Ну что ты как маленький, а? – ответила она. – Скоро!
- Я хочу домой! – он вздрогнул и чуть затрясся, будто бы в судорогах.
Эту мимолетную дрожь заметил только я, так как специально наблюдал за ним. Ну, может, и его братец, который тоже все посматривал на него и заметно волновался. Кто-то мог бы предположить, что он беспокоится о здоровье своего брата, но мне казалось, что были и другие причины. Может, он накормил его чем-то несвежим специально или на спор? Тут мальчик открыл рот, и послышался долгий звук отрыжки, кто знает – может, он побил рекорд книги Гинесса по продолжительности в своей возрастной категории.
- Фу, веди себя прилично, мистер! – дернула его за руку мать.
Странно, что она не замечала, что ему по-настоящему нехорошо. Он уже постанывал без остановки, обхватив живот.
- Я понимаю, что вашему ребенку нехорошо, – подала голос женщина, точнее, дама.
Определить, сколько ей лет, не представлялось возможным.
- Но зачем было тащить его в подземку? Вызвали бы такси, в конце концов! Почему все должны слушать его жалобы и вдыхать испускаемые им газы?
- Извините! – взмолилась мать, – Но он был совершенно здоров за минуту до того, как подъехал поезд! Почему ты ничего не говорил, а?
- Тогда меня не тошнило, и живот не болел, а только булькал! – еле слышно ответил пацан.
Лоб его покрылся испариной.
- Но не мог же он у тебя так быстро заболеть, а? – подал голос, до этого стоявший и покачивающийся в такт вагону с прикрытыми глазами, отец.
- Мог, мог! – возразил сын.
- Чтоб я еще раз повез вас в это чертово кафе… - прошипел сквозь зубы папаша, а потом вытащил телефон и уткнулся в него.
- Это не из-за кафе, – пробормотал мальчик, – Это из-за другого.
- Да? А что ты еще ел? – спросила мать.
Тут они переглянулись с братом, и он ответил:
- Скорее всего, тот бургер… Я съел его утром.
- Какой такой бургер?
- Из почтового ящика.
- Из почтового ящика? - переспросила мама и пощупала его лоб, – Ты что городишь?
- Мы с Ричи с утра залезли в него проверить, не пришли ли жетоны…
- Какие жетоны?
- Жетоны капитана Старка! Ну, ты не знаешь! Так вот, и там в пакете лежал бургер.
- И вы его съели?!
- Не мы. Я съел его.
- Зачем?!
- Да просто Ричи сказал, что мне слабо его съесть. А я ответил, что без проблем. Только я не дурак, чтоб есть его просто так. И мы поспорили на то, что он будет всю неделю застилать за меня постель. Вот я и съел.
Пока мальчик рассказывал эту историю, его брат Ричи будто съеживался, пытаясь стать как можно меньше и незаметнее. И вдобавок - густо покраснел. А его брату было уже совсем невмоготу. Тут поезд стал замедлять ход и остановился на очередной станции. Открылись двери, и мать потащила братьев к выходу, а мальчик, наконец, не сдержался и блеванул прямо в проход. Как только помещалось столько гадости в ребенке?.. Большая, просто гигантская лужа, серо-зеленая, с кусочками полупереваренной пищи - мерзость.
- Черт, я же дала тебе пакет! – прошипела мать и потащила ребенка к выходу. Его брат и отец с вытянутыми физиономиями тоже протиснулись к дверям и вышли. Еще некоторое время я наблюдал за ними в окно: они шли к эскалатору и, смешавшись с толпой, скрылись из виду.
Отвратительная лужа растекалась по проходу, мужичок, наблюдавший за ней со скривившимся ртом, убрал ноги под сидение – она медленно протекла мимо. Рядом с этим мужичком сидела женщина с усталым лицом и немного смазанной тушью. Лужа коснулась носка ее туфли, а эта дама, ничего не заметив, продолжала читать потрепанную книженцию в мягкой обложке. Все сидели как ни в чем не бывало, сделав вид, что ничего не произошло. Однако равнодушным такое зрелище не могло оставить никого: лица тех, кто бросал взгляд на блевотину, тут же искажались в брезгливых гримасах. Да-да – блевотину. Ее снимок можно было поместить в словаре или еще где – «Блевотина обыкновенная», ха-ха. И еще – она стала вонять. Настолько сильно, что запах бомжа показался бы теперь ароматом изысканных духов. Те, кто только что зашел, натыкались на лужу и тут же шли в дальний конец вагона, с плохо скрываемым отвращением на лице. Правда, один старик с полностью седыми волосами и в квадратных очках, поглощенный своими мыслями, прошел прямо по ней. Просто не заметил, а потом уселся на освободившееся место. Когда он в нее наступил, я будто даже расслышал чавкающий звук. Потом вонь все же дошла и до него – он стал вертеть головой, опустил взгляд вниз и тоже скривился. А я вдруг тоже захотел выйти, не знаю почему, может, из-за запаха. А может – из-за предчувствия. Такое бывает, знаете, чувствуешь, что-то не так, что-то не так. Иногда это чувство ложное, и ничего не происходит. А иногда случается неприятность. Но, я думаю, это просто из-за вида этой мерзкой лужи. По-моему, ее созерцание - лучший способ отбить охоту есть на ночь. Даже не на ночь, а вообще - надолго. Двери закрылись, и мы опять понеслись во тьме.
- Напьются и блюют потом, алкаши проклятые! – завозмущалась зашедшая бабка, – Штрафы надо с них брать, тоже мне еще…
Она продолжила что-то бормотать себе под нос и качать головой. Тут старик, что вступил в рвоту, вскрикнул и стал дергать ногой. А затем сдернул ботинок и отбросил его в сторону. Все стали оглядываться на него и шушукаться.
- Она жжет, жжет! – показывал он на ботинок, –
Она прожгла мою подошву!
- Кто? – осведомился сидевший тут же паренек.
- Не знаю! Что это за хрень на полу?
- Это просто лужа блевотины… - ответил парень и тут его глаза расширились. И немудрено: лужа начала дымиться, и вверх от нее стал подниматься легкий пар. Как от кипящей на плите воды, только - желтоватый и не менее вонючий, чем сама рвота.
- Что за?.. – вытаращил он глаза.
Дама, носок туфли которой избежал контакта с рвотой, оторвалась от чтения и подняла глаза:
- Что это вы разора… - тут она сама завизжала, и стала скидывать обувь. Книга выпала из рук и шлепнулась в лужу, а брызги, попадая на одежду, тут же прожигали в ней дырочки.
В вагоне поднялась паника. Те, кто находился поближе к луже, стали вскакивать со своих мест и расходиться от нее в разные стороны, стараясь не вступить. Но, естественно, это удавалось не всем, а те, кто вступал, через некоторое время тоже с воплями сбрасывали обувь. А легкий пар, поднимавшийся от нее, сменился густым облаком тумана, который, слава Богу, рассеивался. Стекла мигом запотели, и в вагоне стало душно. Все разделились на две группы – одна возле двери в соседний вагон, а я и еще несколько человек – с другой стороны.
- Какого дьявола? – изумился тот самый подросток, – Это же обычная блевотина? Не так ли? – он обратился ко мне.
- Ага, – кивнул я, – Кажется, она разъедает пол…
- Ты тоже это видишь, да?
Лужа теперь уже, казалось, жила самостоятельной жизнью. Она ширилась и росла, захватывая новую территорию.
- Еще бы, - кивнул я.
Сейчас я очень жалел, что не вышел на той станции.
- Я уж думал, у меня приход, – улыбнулся он мне. – Курнул сегодня…
- Не время болтать, давай, идем! – я потянул его за рукав.
С той стороны толпа навалилась на дверь между вагонами, но тщетно – либо ее заклинило, а может, просто ее забыли открыть. Лужа, между тем, распространялась все дальше, уже треть пола была оккупирована ею. Самое главное, что вагон, в котором я находился – был последним, и теперь мы, оставшиеся с этой стороны, были в безвыходном положении. С десяток человек стояли с белыми как полотно лицами и орали, кто о чем. Некоторые кусали губы и нервно ломали пальцы, а лужа меж тем росла. Нам нужно было продержаться еще буквально минуту до очередной остановки, и тогда, если действовать слажено и четко, можно было бы по лавкам, или еще как-то, пробраться к дверям. В самом эпицентре лужи появилась дырка. Небольшая, сантиметров 20-25 в диаметре, но было очевидно, что эта субстанция – вряд ли обычная рвота – проела его. Тот бомж – он так и сидел себе в углу, если он вообще собирался выходить. Вблизи он пах еще хуже, но если бы мне поставили условие – просидеть в вагоне с ним или с этой дьявольской лужей на полу – я бы выбрал бомжа. По крайней мере, его выделения, я надеюсь, не настолько опасны.
- Что теперь? – спросил у меня тот паренек. – Есть идеи?
- Выйдем на станции и сообщим дежурному, или кто там есть, что тут творится какая-то чертовщина, – ответил я ему.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Рон.
- А меня – Олли, – паренек протянул мне руку, и я пожал ее.
- Эй, вы все! – обратился он ко всем пассажирам, – Как вы успели заметить, тот мальчик блеванул не совсем обычной блевотиной. Она, – он указал на все расширяющееся отверстие, – как кислота, прожигает пол. И обувь! – он кивнул на старика, который стоял, поджав голую ногу.
- Что нам делать?! Мы все умрем?! – взвизгнула женщина, обувь которой тоже стала жертвой лужи.
- Что делать? – переспроси Олли, – Не паниковать. Сейчас будет очередная остановка, и мы просто выйдем по одному. Не нужно паниковать.
Запотевшие стекла чуть осветились огнями ламп – мы выезжали из туннеля. Но поезд даже не думал сбавлять скорость.
- Почему он не останавливается?! Мы все умрем! – опять стала визжать дама. Поезд пролетел мимо станции – я понял это по опять воцарившемуся мраку за окнами. А лужа уже была в каких-нибудь полутора метрах от нас. И дыра все ширилась: если так пойдет дальше, вагон либо сложится пополам, либо она дойдет до колес. Об этом пока думать не хотелось, ведь до колес она может дойти, если только… Расплавит пол под нами. С другой стороны лужи тоже было беспокойство и паника. Пар, нет, теперь уже густой туман, поднимающийся от лужи, шапкой висел в воздухе. Если так пойдет дальше, вскоре мы перестанем видеть друг друга. Пока я еще видел ту блондинку: она с открытым, блестяще-розовым ртом, пялилась на рвоту. Айфона в руках у нее уже не было, а проводки наушников продолжали болтаться. Даже в такой ситуации кто-то воспользовался моментом и спер ее дорогую игрушку. Честно заработанную, к тому же. Хотя, может, она ее просто выронила.
Дышать становилось все тяжелее, как в парилке. Что произойдет быстрее: под нами исчезнет пол или нечем станет дышать? Впрочем, есть еще варианты…
- Нас сожрет лужа блевотины! – хихикнув, сообщил я Олли.
- Приди в себя, Рон! – он пихнул меня локтем в бок.
Лужа приближалась, а мы все теснее прижимались к дверям, ведущим в никуда. На той стороне удалось открыть дверь, ведущую в соседний вагон. Тут же произошла давка – каждый хотел обезопасить свою задницу быстрее других. В итоге у них получилось знатное столпотворение: кто-то орал про сломанную руку, кто-то просто матерился, а блондинка зависла. Она одна не участвовала в боевых действиях, а лужа уже подбиралась к ее ногам.
- Ах вы с*ки! – какой-то мужик, по всему видать – типичный работяга, с глубоко посаженными глазами и усами под носом, хотел сделать шаг назад, чтоб взять разбег, что ли, и натолкнулся спиной на нашу красотку. Она ойкнула и полетела в дыру - та была уже приличных размеров – только ноги взметнулись, кстати, очень привлекательные и стройные. Одна сандалия сорвалась с ножки и, перелетев лужу, остановилась возле меня. Еще глаз успел выхватить красные трусики, может, кружевные – она была в юбке. Несколько секунд из дыры выглядывала нога, пальцы на которой судорожно сжимались и разжимались. Ногти были покрыты красным лаком. Потом нога исчезла из виду. Все произошло так быстро, что многие и не заметили смерти девушки. В частности, тот работяга. Он даже не обернулся, а кинулся пропихивать в дверь, стонущую и охающую толпу. Ему удалось это сделать, и они вывалились в соседний вагон, в котором тоже были люди.
- Стоп кран! – орал кто-то из-за моей спины, – Уроды, дерните стоп-кран, остановите чертов поезд!
Я машинально бросил взгляд на наручные часы: черт, мне казалось, что я нахожусь тут как минимум час, а ехал я всего около пятнадцати минут.
Лужа тем временем добралась до меня и лизнула ботинок. На вид – обычная густоватая субстанция, с маленькими кусочками чего-то там. Отдернул ногу – «рвота» моментально прожгла подошву и часть носка ботинка. Я взялся за поручень и встал ногой на лавку. Еще несколько человек последовали моему примеру, и мне пришлось посторониться, и медленно передвигая ногами и крепко держась, пройти чуть дальше. Лавка угрожающе скрипнула и чуть покосилась.
- Эй, осторожнее! – крикнул я.
На одной стороне висело пять человек. На другой – шесть. Лужа, спустя некоторое время, покрыла собой пол, где мы только что стояли. И дыра расширилась еще больше. Почему поезд не остановился? И сколько мы еще сможем протянуть? Мысль о том, что я видел небо и солнечный свет сегодня, когда я выходил покурить на улицу в последний раз, не давала покоя. Все закончится вот так?
Лавка, на которой мы стояли, накренилась на бок, один мужчина чуть не сорвался вниз. Вниз – я имею в виду прямо на пути, на шпалы – рвота проела вагон насквозь. Черт бы подрал эти детей, что они там сожрали?! Что за, мать его, космический бургер?! При виде шпал в голове возникла мысль, точнее, где-то услышанная фраза: «Деревянные шпалы лучше демпфируют рельс». Демпфируют, демпфируют… Вроде, это значит, что подавляют колебания...
- О чем задумался, а? – спросил Олли.
- Да так… Сколько тебе лет, а?
- Мне девятнадцать. Обычный бездельник, любитель покурить и погулять. Клянусь, если только мы выживем… Я возьмусь за ум. Перестану бухать. Найду себе работу, хоть какую, если только мне будет дан второй шанс.
- Я бы дал, – улыбнулся я, – Да только ты не исправишься, я знаю. Недельку, быть может, будешь оправляться от шока, а потом возьмешься за старое.
- Нет. Клянусь.
- Ладно, ладно. Как думаешь, что это за хрень? Этот пацан сын Чужого, что ли?
- Черт его знает. У меня затекли руки, я больше не могу так стоять.
- Думай о том, что без лавки просто висеть гораздо сложнее, – ответил ему я.
- Ребята, – спросила та самая дама, которая паниковала минутами ранее, – Почему он не остановил поезд? Что с машинистом?
- Не знаем,– ответили мы.
Было удивительно, что она так долго держалась. На ее лице не было написано ужаса или страха. Оно вообще напоминало маску. Маску человека, который смирился.
Тут обе лавки практически синхронно провалилась, и уже все мы повисли на поручнях. Я хотел было пролезть дальше, над дырой, и попробовать соскочить на той стороне, но тут с нашей стороны не выдержали крепления поручня. А дама – она либо плохо держалась, может, устала – она полетела в дыру. Послышался вопль, который оборвался треском костей и чавкающим звуком. Небольшая струя крови фонтанчиком взвилась почти до потолка, и брызги попали мне на лицо. Я так и висел, ощущая как чужая, теплая кровь высыхает на моей щеке. Я попробовал пролезть чуть дальше, но поручень, казалось, держался на честном слове и был готов оторваться от любого движения. Да и лезть над пролетающими под ногами на высокой скорости шпалами, зная, что в любой момент можешь сорваться… Лучше уж не тратить силы. Вот так и происходит во всех этих историях – все против тебя. Если бы нам сказали, висеть так, пока не останется кто-то один, то победил бы я или Олли. Он был легкий и жилистый, думаю, он смог бы провисеть долго. А я всегда любил подтягиваться на перекладине, когда-то даже установил рекорд школы - сорок один раз – вот, сейчас и пригодится это умение.
Почти один за другим упали еще три человека – двое мужчин и девушка. Один из них долго пыхтел и корчил смешную рожу: выражение крайней сосредоточенности и неимоверных усилий. Как Сталлоне в каком-нибудь фильме. Помню, у нас в группе в университете был парень – вот такое же выражение лица. И когда он боролся и когда качал пресс. Даже, когда он делал первое подтягивание или когда подавал в волейболе – одна и та же морда. В другой ситуации я бы от души поржал над этим мужичком, как когда-то потешался над одногруппником. А сейчас – он всхлипнул и улетел вниз. За ним – девушка. А потом еще один мужик, он висел, трепыхаясь и мотая головой, хохотал и уже не контролировал себя.
- Десять негритят пошли купаться в море, один из них - сорвался под трамвай! – произнес он сквозь слезы и разжал пальцы. Опять брызги крови и хруст костей.
- Рон, а Рон?
- Что?
- Почему он сказал «трамвай»?
- Откуда мне знать? Может, спятил просто.
- Если останется кто-то один из нас, все кончится?
- Вряд ли. Все должно было кончиться еще тогда. Уже давно. Сколько станций мы пролетели? Я думаю, что вагон протянет еще недолго. Эта хрень, «блевотина» - разъест крепления к соседнему вагону. Все зависит от таких простых мелочей: вот почему мы зашли именно в этот вагон? Или почему эта придурочная семья зашла именно в него? – вопрос повис в воздухе без ответа.
- Если только я выживу, я найду их, Рон, – прошептал Олли, – Я выясню о них все. И поквитаюсь.
- Слушай, а как так стало, что кислота эта, или что, не разъела самого мальчика?
- Она, как ты помнишь, стала разъедать и не сразу. Может, вступила в реакцию с чем-то. Тот мужик – он ведь вступил в нее. А может, она так…устроена. Не знаю. Я не могу уже так висеть, я не могу, – взмолился Олли.
- Терпи, думай о том, что в любую… - раздался скрежет, и вагон стал сильно шататься и дрожать.
Насколько я понял, он отсоединился от остальных и теперь ехал сам по себе, постепенно замедляя ход. Все, кроме нас с Олли, попадали вниз, и их подмяла под себя многотонная махина. Я уже минуты две, наверно, не чувствовал рук.
- Я больше не могу, не могу, не могу, не могу, – причитал Олли и вдруг отпустил поручень и исчез из виду.
А я дал себе слово, что не отпущу его, когда спасение прямо-таки замаячило на горизонте. Лишь бы дождаться, пока он остановится. И не забывать про чертов контактный рельс. Представляете, как тупо - выйти в финал гонки за жизнь и проиграть?.. Хотя, может случиться и такое, что весь вагон будет под напряжением.
Наконец, вагон остановился. А я не мог разжать пальцы, так и висел, потом руки свела судорога, и они сжалась еще сильнее. Я достал ртом плечо, вывернув шею, и куснул его как можно сильнее. Почувствовал сильную боль и сжал зубы ее сильнее. Соленая жидкость потекла вниз по моему телу. Я попробовал разжать пальцы – получилось. Разжал пальцы и на другой руке, один за другим оторвав их от поручня, и мешком упал на шпалы – пола, как такового, уже не было. Я как можно быстрее вскочил на ноги, потому что рвота стала проедать на мне одежду. Слава Богу, в проем можно было без труда втиснуться, и я вылез из покореженного вагона.
Находился в темном туннеле, но впереди, метрах в шестидесяти, была станция. Мое спасение! Послышался гул, и я со всей возможной скоростью побежал между рельсов. Земля подо мной ходила ходуном, а я все несся. Когда-то, на школьных соревнованиях, я бежал эстафету двести метров. Тогда я бежал довольно таки неплохо. Только после забега отлеживался на резиновой дорожке еще минут десять. Тогда забег не был вопросом жизни и смерти, а вот сейчас оставалось каких-нибудь десять метров – сзади послышался звук удара и скрежет – поезд столкнулся с моим вагоном. Свет озарил мне дорогу, и я прямо-таки почувствовал дыхание поезда. Будто он был живым и жаждал догнать меня.
- Человек на путях! Человек внизу! Помогите! – послышался чей-то голос.
Ко мне бросился парень в черных брюках и точь-в-точь такой же рубашке, как у меня. Я успел заметить дорогую ручку в нагрудном кармане, а потом отключился.
Вечером, лежал в постели, пил кофе и смотрел новости. Там говорили, что поезд потерпел аварию по неизвестным причинам. Якобы, вагон просто самопроизвольно отцепился. А что, бывает и такое… Только куда делся пол? Меня успели вытащить буквально из-под поезда, точнее, из-под того вагона, который он волочил на своем носу. Скорость была совсем небольшая, но и ее хватило бы, чтоб… Ну, вы поняли. Про ту субстанцию, которую излил из себя пацан, по телевизору не было сказано ни слова. И теперь, я думаю, скоро меня найдут и будут допрашивать, и выпытывать подробности сотрудники спецслужб. Что я им скажу? Насчет блевотины – не знаю… А так – всегда садитесь в хвостовой вагон - он самый безопасный.
