Вальку было каких-то одиннадцать лет, но для своего возраста парнишка был смышленым. И он сразу понял, что озеро, куда они всей семьей приехали отдохнуть на лето, непростое. Его было хорошо видно из окна дачного домика, который они сняли у престарелой хозяйки. Мать и отец сразу по приезду стали разбирать вещи, обустраиваться на новом месте... а Валек пошел во двор - посмотреть на смородиновые кусты. Он вообще любил смородину, особенно черную, а у хозяйки Клавдии весь участок был аккуратно обсажен этими кустами. Но, увы, ягодам еще время не приспело, так что мальчик просто шатался по двору, как неприкаянный.
- Ишь ты, городской... шальной какой, подитка сюды, чай баба Клуша тебе пирог даст, - Клавдия Ивановна, престарелая женщина необъятных размеров, какие обычно в деревнях только и встречаются, стояла в дверях летней кухоньки и, покачиваясь на скрипучей ступеньке, улыбалась Вальку. Эта женщина с самого начала понравилась мальчику, уж очень она ему напоминала бабушку с картинок из сборников сказок, а этих сборников он много прочитал. Да и пахло из кухни аппетитно, вот Валек и помчался вприскочку к старушке. А она знай себе только и посмеивается: "Ишь, каков пострел!". Клавдия Ивановна зашла в кухню, приглашая мальчонку за собой. Она лукаво улыбалась, и Валек, и без того улыбчивый парнишка, тоже улыбался. По-детски, открыто и наивно.
- Ну, вот и пирожки, держи покуда горячие. С картошечкой, - Валек уселся за стол посреди ветхой кухоньки, а Клавдия поставила перед ним тарелку, на которой лоснились от масла золотистые, ароматные и хрустящие пирожки. Дымок от них так и вился. У мальчонки аж слюнки потекли, но, едва он схватился за пирожок, как испуганно отдернул руку и ойкнул.
- Ой, горячие, баб... баб... баб Клуш! - Валек был смышленым мальчиком, а потому быстро вспомнил, как саму себя назвала старушка прежде. Клавдия Ивановна улыбнулась и села напротив мальчика. Она была такой домашней, именно так себе Валек и представлял бабушку. Бабушку, которой у него никогда не было.
- Славный ты мальчонка, Валюш. Ты же Валентин, правильно? Анюша, мамка твоя, тебя так называла... - Клавдия Ивановна призадумалась, покачиваясь вперед-назад на стуле. На ее голове был повязан ярко-красный платок, какие Валек в большом количестве видел на старых плакатах в школе. Особенно похожий носила тетя с плаката "Соблюдай тишину!".
- Папа меня Вальком называет, - мальчонка гордо выпрямился: ему всегда казалось что-то мужественное в слове "Валек". И что-то задорное.
- Ах ты батюшки! Валек? - Клавдия всплеснула руками и вновь широко улыбнулась, - А у нас был Валек, славный был парнишка... Валера, у него папа из города иногда приезжал. Вот ведь бывают скоты - обрюхатил Люську Машкину и сбежал, - баба Клуша нахмурилась и внимательно посмотрела на Валька. Парнишка ответил пожилой женщине таким же взглядом: он был смышленый и все понимал. Кроме этого загадочного "обрюхатил".
- Был? А что же, он уехал в город? - Валек все-таки ухватил пирожок и, продолжая внимательно смотреть на бабу Клушу, вцепился в хрустящее изделие зубами. Сразу под корочкой обнаружилась картошка с луком, такая ароматная, что мальчик чуть было язык не проглотил.
- Ишь, нравятся поди мои пирожки? Аж за ушами запищало, я вон-тка здесь слышу, - Клавдия Ивановна улыбнулась было, но потом вновь посерьезнела, - Да нет, утонул Валек. Немного старше тебя был, хороший парень рос. Глядишь, и трактор бы водил потом, как отчим... да утоп он, утоп, - баба Клуша вздохнула, а Валек, прикончив один пирожок, ухватился было за другой.
- А как утонул-то?
- Да как-как... русалка прибрала Валька нашего, - Клавдия Ивановна вздохнула и поднялась из-за стола, - Ну, ступай давай к родителям, а то искать будут.
Вечером Валек долго не мог уснуть. То ему одеяло колется, то без одеяла холодно, от пуховой подушки в носу свербит... а тут еще всякие страсти видятся по углам: бледные женщины с длинными зелеными мокрыми волосами в белых рубахах в пол. Таких русалок мальчик в книжках видел. Мать с отцом в этой же комнате спят, а Валек не спит - ему страшно. Тем более, что ему под окном, которое на пруд выходит постелили.
И так мальчик маялся, и эдак, но под конец, все-таки, сон его сморил. Да только и во сне русалки его не покидали. Видит Валек, как одна из-за печки выходит, бледная, в волосах водоросли, и улыбается ему, руки тянет. "Ты чего это меня боишься? Что не улыбаешься? А ну как я тебя защекочу, Валюша!" - и идет к нему. Валек от страха в угол кровати забился, лопочет, что не Валюша он, что Валек... а русалка знай себе смеется, радостно ей. Тут - в окно вторая лезет. На волосах ее - венок из ромашек, а с них на подоконник вода озерная - кап да кап. "Пойдем, - говорит, - пойдем, Валек, с нами, отец наш с тобой познакомиться хочет. Да и скучно Валерочке одному на дне с нами, с мальчиками играть хочет. А у батюшки нашего сыновей-то и нет!" - и тоже к нему руки тянет, все улыбается. Мальчик уж совсем в угол постели забился, спрятался за подушкой ни жив, ни мертв. И тут та, что в окно влезла, хвать его за ногу, да как дернет! Растянулся Валек во весь рост на кровати, а русалки давай щипаться и щекотаться. И все смеются, мол, либо сам пойдешь, либо уморим тебя.
Проснулся Валек в холодном поту, смотрит за печку, в окно - нет никого. Ну, вздохнул он, лицо рукавом рубашки вытер и сел в кровати. Простынка вся намокла от пота, хотя Вальку и показалось сначала, что тиной от нее пахнет, подушка и одеяло горячими стали, а из открывшегося за ночь окошка так приятно веет прохладой. Ветерок доносит птичьи трели, и солнце разгоняет утренний туман. Бока у мальчонки болят, будто битые, но это, быть может, всего лишь спросонья. Валек выглянул в окно и принялся смотреть на озеро. Его все туманом затянуло, ни зги не видать, только, вроде бы, вода неверно поблескивает в предрассветном сумраке. Да и то, быть может, кажется.
