Эта история случилась со мной несколько лет назад. Тогда я училась в первом классе, и на тот момент мне было почти семь лет. Я увлекалась шитьём, причём серьёзно – все вечера проводила со всевозможными кальками, чёртежами и тряпками. Будучи человеком не очень внимательным, я частенько укалывалась иголкой во время процесса, но не суть важно. К тому моменту в моей коллекции было уже шесть игрушек, которых я сшила сама и, разумеется, я их любила как живых, можно сказать, всем сердцем, даже ложилась с ними спать. Брала всех, так как я думала, что те, кто останется ночевать в зеркальном платяном шкафу, обидятся на меня.
И вот однажды, я решила сшить очередную игрушку. Вернее, я взялась за две игрушки сразу – для одной я сделала собачью голову и хвост, а для другой – человеческое тело. Вдруг, во время шитья ко мне в голову пришла интересная, отчасти бредовая идея: пришить собачью голову и хвост к человеческому телу. Мне тут же понравилось это решение, потому что все детали были из одной ткани, а собачья голова идеально подходила к человеческому телу, не нарушая пропорций. Немного подумав, я притачала две детальки друг к другу. Получилось очень забавное существо, которое, как я узнала позже, через несколько лет, называется «пушистиком» или «фёрри». Сначала я поставила его на четвереньки. Мне не понравилось – на обычного пса он совсем не был похож, выглядело это весьма убого и уродливо. Хотя, о чём это я? Неужели тот факт, что к антропоморфному телу прилепили голову зверя, сам по себе не омерзителен? Но тогда я как-то об этом не задумывалась. Так вот: потом я поставила «подопытную крысу» на задние лапы, и благодаря проволочному каркасу, который я успела засунуть в игрушку, она стояла достаточно твёрдо.
- А что, неплохо-неплохо, - это, скорее, были мысли вслух. После, я стала думать, во что одеть новоиспечённую игрушку.
В итоге «пушистик» был одет в тёмно-синий плащ с накидкой из той же ткани, а на его голове красовался чёрный цилиндр из картона с атласной красной ленточкой. Получился этакий «Скрудж МакДак» (может быть, кто-нибудь помнит этого старого доброго диснеевского персонажа), только в собачьем обличии. Всё меня устраивало в нём, но даже нашитая улыбка не придавала его отчего-то мрачному виду приветливости, а мордашка была искажена какой-то надменно-злобной гримасой. Наверное, опять калька во время построения съехала и всю морду перекосило. Было, конечно, досадно и обидно, но когда я показала игрушку маме, она сказала: «Очень даже мило. С чего ты взяла, что он – злюка?» И я, дико довольная собой, затолкала Эйзена (так я назвала сшитого уродца) в шкаф с игрушками. Только моей кошке Джеське он не очень понравился – она пронзительно шипела, как только я доставала игрушку из шкафа. Я посчитала, что это – животные инстинкты, страх перед собаками, и ничего больше. Наверное, это было глупо, ведь на псину оно не походило. И я снова, изо дня в день, играла со своими игрушками, и ничего страшного не происходило, никакие демоны в моих «лялек» советского производства, фарфоровых красавиц-куколок и мягких игрушек не вселялись. А через две недели я сшила ещё одного «фёрри». Он был почти такого же цвета, как и Эйзен, даже мордой был похож, но на него я надела чёрный плащ, застёгивающийся на маленькие металлические кнопочки и тёмно-бардовую жилетку (хотя последняя была куском ткани, продырявленным в двух местах). В качестве шевелюры я приклеила к его голове волосы, немилосердно отрезанные от сломанной куклы Барби, и завязала той же красной ленточкой в хвостик. Я назвала нового пушистика Рамоном, хоть он очень сильно смахивал на девчонку, я бы сказала, что он даже похож на горничную. Или на дворецкого. Не знаю, откуда появился в моей голове столь глупая ассоциация. Только вот мордашка у него была безнадёжно испорчена, – обтачивая швы, я сильно укололась иглой, распоров палец, и случайно испачкала ткань кровью, поэтому я положила Рамона в коробочку и убрала её в дальний угол шкафа.
И вот однажды, примерно спустя месяц, не помню точно, я решила «поженить» Эйзена (скажите честно, вы тоже в семилетнем возрасте устраивали свадьбы своим игрушкам) забавы ради. Сделав уроки, я кинулась на поиски подходящей «невесты». Долго искать не пришлось, несмотря на то, что у меня было достаточно много игрушек, поэтому выбор был большим. Наконец, я выделила из массы две игрушки, но надо было решить: чёрная четвероногая собачка, сшитая мной, или фарфоровая изящная брюнетка Изабелла, одетая в шикарное бальное платье. Выбор пал на Иззи, я посчитала, что с собачкой Эйзен будет смотреться очень глупо. В тот же вечер я организовала пышную «свадьбу» по всем правилам: музыка, танцы, поцелуи... Эти игры с плюшевыми друзьями поистине приводили меня в щенячий восторг. Вдоволь наигравшись, я пожелала родителям спокойной ночи и легла спать. Игрушки я не убрала, так как очень сильно хотелось спать, да и лень как-то было. Надо сказать, что тот самый шкаф с зеркальными дверцами стоит перпендикулярно моей кровати, рядом с которой я любила играть, а она, в свою очередь, – напротив двери. То есть, чтобы выйти из комнаты, мне нужно было пройтись перед шкафом, отразившись в зеркале. Ну, так вот…
Я, наконец, выключила свет в комнате, улеглась в постель, но, несмотря на ужасную усталость, почему-то долго не могла заснуть, но не придала этому никакого значения, так как меня часто мучила бессонница. Внезапно я услышала звуки, похожие на невнятное пение, причём мне показалось, что оно доносилось из шкафа. Ничуть не испугавшись, я снова попыталась заснуть, решив, что это Джесс опять наелась кошачьей мяты, которая была припасена для лекарственного чая, забралась в шкаф, когда я играла, и теперь мяукает, умоляя, чтобы её выпустили оттуда. Но мои предположения разрушились в прах, когда я огляделась по сторонам - кошка мирно спала в моих ногах, звучно сопя. Я не решилась лезть в шкаф, ибо я была наслышана о том, что нельзя смотреть в зеркало ночью, а шкаф, напоминаю, был зеркальным. Наверняка, это были соседи и моя бурная фантазия, но всё же, мне стало немного не по себе. Всё-таки, я в некотором роде была в беспомощном положении – не могла из-за своего страха сдвинуться с места. Тогда я решила разобрать слова песни, которая по звучанию была очень похожа на колыбельную – уж очень занудный мотив. Голос у певца, а скорее, певицы, был высоким, детским и не менее скучным. Я вслушивалась долго. В первые минуты мне показалось, что песенка распевается на «ла-ла-ла», но потом я услышала несколько отдельных слов.
Завтра ла-ла ла-ла день,
Ла-ла-ла, ла-ла-ла…
А по ла-ла ла-ла тень
Ла-ла-ла, ла-ла-ла…
За стеной ла-ла ла-ла-ла
Спят ла-ла ла-ла…
Ла-ла ты, моя ла-ла-ла ла-ла
Моя ла-ла-ла ла-ла…
Я вся обратилась в слух и, наконец, поняла, о чём поёт инкогнито в шкафу:
Завтра будет новый день,
Новый день, новый день…
А по стенам бродит тень,
Бродит тень, бродит тень…
За стеной все спят соседи…
Спят твои соседи…
Спи и ты, моя милая леди…
Моя милая ле… ди…
Мне внезапно стала нравиться эта колыбельная, она была чем-то похожа на народную английскую песню, которую мы уже третью неделю учили в школе (если память не изменяет, то на русском название звучит как «Лондонский мост падает», а последняя строчка каждого куплета – «Моя милая леди»). Но как только я отважилась спросить «Кто там поёт?», то тут же заснула. Но спала я недолго - меня разбудило неистовое, просто дикое шипение Джессики, которое перепугало меня чуть ли не до потери сознания. Она, вся взъерошенная, металась по кровати, то яростно закрывая меня своим толстым и пушистым телом, то трусливо прыгая мне за спину, и глазами, полными ненависти и страха смотрела на игрушки, лежащие на ковре перед зеркалом. Я схватила кошку, накрыла её одеялом с головой и та притихла. Это было хорошо, а то вдруг родители услышат и отругают, что я полуночничаю, а завтра в школу надо рано идти. Но спустя несколько минут мне показалось, что игрушки робко так, еле заметно шевелятся! И это точно была не Джесс – она сидела под одеялом, и точно не игра теней – деревья на улице стояли недвижно. Опять моя слишком бурная фантазия. Я притворилась спящей, но вовсе не из-за того, что боялась, ведь я знала очень много историй о том, что ночью игрушки как бы оживают, а для того, чтобы узнать, что произойдёт раньше. Тут я, то ли во сне, то ли наяву, услышала голоса.
- Рамона не было… - очень тихо сказал кто-то моим голосом.
Я чуть не упала с постели. Кто мог говорить моим голосом!? Мой голос был не очень приятным, специфическим таким, это так, к слову, но спутать его с другим было сложно.
Потом мне показалось, что игрушки закивали.
Из шкафа донеслось грустное пение девочки.
Я в темнице заточён
Заточён, заточён…
Умереть там обречён,
Обречён, обречён…
Странно, а мне казалось, что поёт кто-то женского пола, но инкогнито утверждает обратное. Вдруг раздался еле слышимый голос моей бабушки из-под кровати.
- А хозяйка-то не спит!
И снова тихая, вкрадчивая колыбельная, но уже с нотками ожесточения в голосе.
Завтра будет новый день,
Новый день, новый день…
А по стенам бродит тень,
Бродит тень, бродит тень…
За стеной все спят соседи…
Спят твои соседи…
Спи и ты, моя милая леди…
Моя милая ле… ди…
Веки тяжело опустились, и я заснула (во сне!?).
Утром меня разбудила мама, я решила не рассказывать ей о своих ночных приключениях, опять скажет, что всё это я себе напридумывала, и, позавтракав, ушла в школу. Потом, после школы, я вернулась домой, сделала уроки, и каково же было моё удивление, когда я обнаружила у себя под кроватью белую кошечку, сшитую моей бабушкой! Я убрала игрушку в шкаф и наткнулась на ту самую обувную коробку, в которой лежал Рамон, о котором я уже и думать забыла с того момента, как игрушка была забракована. Я взяла коробку и открыла её. Ничего особенного я не увидела – игрушка лежит, как лежала и смотрит на меня своим глупым и пустым взглядом, аж мерзко стало. Внезапно мне вспомнилась одна мистическая передача, в которой говорилось, что если оставить какой-либо предмет перед зеркалом на ночь, то к утру вещица оказывается в другом месте. Вот и решила проверить, так это, или же нет. Я кинула коробку в шкаф и положила Рамона на коврик перед кроватью так, чтобы игрушка отражалась в зеркальной дверце.
Был уже поздний вечер и я, ещё немного поигравшись, легла в постель. Рамона я оставила лежать на том же месте. Джесс я с собой не взяла, хотя, после произошедшего даже к двери близко не подходила. Все игрушки лежали на ковре – опять было лень их скидывать на полку. Шкаф был приоткрыт.
Тут я услышала знакомое мне пение, но уже настойчивое, тревожное, без капли робости, чем-то даже напоминало ведьминский наговор, а не английскую считалочку для детсадовцев.
Я любовью обделён,
Обделён, обделён…
Ото всех я отчуждён,
Отчуждён, отчуждён…
Я за это отомщу,
Отомщу, отомщу!..
Вам мозги прополощу,
Никого не отпущу!..
Знает пусть моя хозяйка –
Я не плюшевая зайка!
Леди, ты играла с Иззи,
Ты играла с кошкой Лиззи… (белая кошка от бабушки – прим. авт.)
Эйзен, Лаки, Плюшка,
Но я – лучшая игрушка!
Я со всеми расквитаюсь,
И тебя не испугаюсь!..
Я всю жизнь провёл в коробке,
Песни напевая робко.
Петь, конечно же, чудесно,
Но теперь другая песня.
Будет чудо из чудес…
Моей жертвой станет… Джесс!
Вдруг мне показалось, что Рамон пошевелился, но я внезапно, как будто по нажатию кнопки, отключилась. Когда я проснулась, родителей не было дома, но то, что я увидела, потрясло меня до глубины души – на коврике лежали изуродованные будто чьими-то острыми зубами и когтями, окровавленные игрушки. Да-да, именно окровавленные. Я догадывалась, кто это сделал - Джесс, однозначно, причём мои подозрения были весьма обоснованными – у неё всё время болели дёсны и она часто жевала картонки и обои, иногда на них оставались обильные кровавые следы. Но у меня просто не укладывалось в голове, что моя мирная кошечка, никогда не портившая мои игрушки, вдруг устроила такое «побоище».
Больше всего досталось Иззи – её лицо было разбито, искаверкано до неузнаваемости, платье порвано, в волосах были сгустки запёкшейся крови. Мягкие игрушки валялись по всей комнате, изодранные, по полу была разбросана набивка. Я расплакалась, схватила Рамона (а первым подозреваемым был он) за лапку и завопила:
- Ты – плохая игрушка, плохая! – Прокричав это, я швырнула его в коробку и заклеила её скотчем. Потом я взяла коробок спичек из кухни, хоть мне и пришлось его поискать, прихватила с собой коробку со злосчастной игрушкой и отправилась к оврагу, который был очень близко к моему дому. Благо, родителей дома не было – они ещё работали. Там я сожгла Рамона прямо в его «темнице».
Полдня я пыталась отстирать игрушки от Джеськиной крови и зашивала их распоротые швы. Иззи не подлежала восстановлению, поэтому я завернула её в половую тряпку и, скрепя сердце, выбросила. Но в этот же день при крайне необыкновенных обстоятельствах пропала моя кошка Джесс - она просто выбежала из дома в открытую входную дверь, пусть и боялась подъезда, как воды, и с тех пор не вернулась, пусть её и долго искали. Как в Лету канула. Больше я игрушек не шила.
