Размеренно стучали колёса, вид из окна то и дело затуманивался чёрным дымом из трубы паровоза. Амелия читала книгу и после перелистывания очередной страницы взволнованно глядела в окно. Роберт – неподвижный, будто изваяние, сидел, сжав в руках чашку с давно остывшим чаем и время от времени поднимал на сестру испуганные глаза. Близняшки Джоанна и Элис возились у меня на коленях, норовя вырвать прядь волос.
Наверное, стоит немного о нас рассказать. Меня зовут Элизабет Рози де Мортиссе, урождённая Сорроуфул, недавно мне исполнилось тридцать лет. Я жила в тихом поместье в английской глубинке, пока не вышла замуж за светского щёголя графа Габриэля де Мортиссе, который был старше меня на семь лет. Наши дети – Амелия, в меру капризная прехорошенькая тринадцатилетняя девица с глубокими карими глазами и густыми ресницами; Роберт, благовоспитанный девятилетний мальчик, очень худой и бледный, чья бледность была особенно заметна из-за густых и чёрных, как смоль, волос, обрамлявших его лицо, и самые младшие – Джоанна и Элис, трёхлетние озорницы, которым всё (или почти всё) сходит с рук. Итак, мы решили отдохнуть от мирской суеты и поехали в тихое пристанище, где прошло моё детство – в старинное поместье Сорроуфулхолл. После смерти моей матушки (отец умер, когда мне не было и двух лет) в усадьбе остался только мой дядя Рудольф со своею женой Мэри. Когда я покидала отчий дом, поместье было не в самом лучшем состоянии; говорили, что теперь оно совсем пришло в упадок, что неудивительно, учитывая то, что наш род совсем обеднел. Итак, мы ехали в унылый край болот и непролазных чащоб, где время остановилось два века назад, где по-прежнему бытуют суеверные поверья и древние легенды. Габриэль приедет позже, когда уладит кое-какие дела дома, в Лондоне, а мы с детьми пока освоимся.
Поезд остановился на грязном полустанке, наполовину заросшем кустами и травой. Не успели мы покинуть вагон, как поезд тронулся – ему незачем было задерживаться; мы были единственными пассажирами, которые здесь сошли.
- И это… и есть то место, где ты жила в детстве? – с испуганно-брезгливым выражением спросила Амелия.
- Да, и для меня никогда не было ничего ближе и роднее.
- А мне здесь нравится, - протянул Роберт, с интересом оглядываясь.
- И… далеко твоё поместье? – Амелия, видимо, решила, что мы собираемся идти пешком.
- Не волнуйся, за нами должна приехать коляска.
Действительно – в нескольких шагах, скрытая деревьями, стояла старая видавшая виды коляска с дремлющим кучером.
- Джеймс! Джеймс!
Кучер проснулся, закашлялся, но тут же на его жёлтом лице появилась добродушная улыбка, серые стариковские глаза загорелись мальчишеским блеском.
- Госпожа Элиза!
Старый слуга почти не изменился за последние тринадцать лет. Разве только волосы стали совсем седые, и морщины более глубокие.
- Как рад, как рад! Позвольте представиться, мои маленькие господа, - Джеймс, ваш покорный слуга, к вашим услугам – он подобострастно склонился перед детьми. Этот верный старый пёс находит утешение и смысл своего бытия в услужении своим господам, но дядюшка и тётушка ведут скромную, совсем не активную жизнь, и поручения, которые они ему дают, уже давно наскучили Джеймсу своим однообразием. И теперь, когда появились молодые господа, к тому же, в таком количестве, старый слуга не находил себе места от переполнявшего его счастья. Он, кряхтя, погрузил чемоданы и помог нам усесться.
- Но! – он залихватски свистнул, легонько щёлкнул кнутом тощую клячку, и коляска медленно покатилась по грязной размокшей дороге.
- Вот ведь как… Приехали… А мы уж и не надеялись, думали, так и останетесь в городе.
- Что ты, Джеймс. Ты ведь знаешь, что никогда и ничто не сможет мне заменить родного края. Шум городской я не люблю, только приехать всё никак не получалось – ты знаешь, дела, муж, дети…
- Зато теперь, вот так, наконец, приехали, и детишек с собою привезли… То-то радость будет господам, а то они, как беда с Вашей кузиной случилась, так и ходят, точно тени – ничего им не надо, уж и жизнь не мила.
- С Мелани что-то случилось?!
- Ох, батюшки, так вы и не знаете? Ох, беда-беда… - он заворочался на козлах.
- Что произошло?
- Беда страшная, да только Вы уж потерпите – как приедем, господин лорд Вам сам всё расскажет.
Дорога до имения превратилась для меня в пытку. Что за беда могла приключиться с Мелани здесь, в этой тихой глуши?
Когда мы подъехали к дому, навстречу нам вышел полный и грустный мужчина, в котором, приглядевшись, я узнала своего дядю. Глаза, всегда тусклые и невыразительные, теперь были наполнены какою-то особенной серой тоской и усталостью. Поприветствовав дядю и познакомив его с детьми (поверьте, это было отнюдь не самое жизнерадостное знакомство), мы прошли в дом. Тут же я увидела и тётю – тощую, растрёпанную, с влажными красными глазами, которые она то и дело промокала платком. Увидев детей, она разрыдалась было, но, подавив минутную слабость, соорудила некоторое подобие жизнерадостного выражения, впрочем, тут же снова скорчилась, и, не пытаясь спрятать своего горя, повела детей в отведённые им комнаты. Дядя жестом пригласил меня сесть в кресло возле затухающего камина, который только подчёркивал сырость и холод, царившие в доме.
- Прости нас за такую встречу, милая племянница, но ты должна понять: мы раздавлены горем. Ты знаешь, Мелани была нашей единственной дочерью, в которую мы вложили все свои силы и любовь. Она была нашим ясным солнышком в этом унылом сером крае…
- Вы говорите так, будто…
- Да, Элизабет, Мелани больше нет. Пару недель назад Мэри послала её к бакалейщику – отнести плату за ткань… Ты же знаешь, край у нас тихий, мы и помыслить не могли, что что-то может случиться… Ты ведь помнишь, чтобы пройти в бакалейную лавку, надо идти через лес… Мелани отправилась вечером. Она немного задержалась, и мы забеспокоились – ведь ей негде задерживаться, но мало ли, вдруг бакалейщика не оказалось на месте, или ещё что-то в этом роде… Но она не пришла ни через час, ни через два. Ты знаешь, чтобы вызвать полицию, нужно отправить телеграмму, а почта к тому времени уже была закрыта. Я сам искал её всю ночь, но нашёл лишь лоскут её платья. Уже утром в местный трактир пришёл испуганный поседевший парень, который размахивал руками и твердил о нечисти на лесных болотах. Его подробно обо всём расспросили. Оказалось, что вечером они с друзьями выпили слишком много эля, и им захотелось новых ощущений. Они просто шли по лесу, и по злой иронии судьбы им встретилась Мелани. Они жестоко изнасиловали её и бросили умирать под деревом. Затем, испугавшись наказания, они ушли на болота. Дальше рассказ парня обрывался чередой бессвязных звуков, он начинал метаться, испуганно кричать и плакать, повторяя лишь слово «сгинь! сгинь!». Потом приехали полицейские и забрали мерзавца (кажется, он был этому только рад), а тело нашей дочери, как и двух остальных подлецов, так и не нашли. Вот, в общем-то, и всё…
Камин с отвратительным шипением погас. В гостиной воцарилась тишина. Слышно было, как на втором этаже ходят и перекликаются друг с другом дети. В соседней комнате рыдала Мэри. Я подняла глаза и увидела на каминной полке маленький портрет в круглой рамке.
- Да, это она… Мелани.
Я подошла к камину и взяла портрет в руки. Я помню Мел совсем крошкой – ей было два года, когда я покинула Сорроуфулхолл. Из рамки на меня смотрела сонно-печальная девушка в строгом опрятном платьице, негустые волосы падали на плечи тугими косичками, тонкие губы скучающе сжаты в нитку. Обыкновенная девушка пятнадцати лет… Тут меня будто громом пронзило. Ведь ей было всего лишь на пару лет больше, чем Амелии! Внезапная тревога за дочь сжала моё сердце. Нет же, всё хорошо, она здесь, наверху, подшучивает над братом и весело хохочет. И я рядом с ней. Я всегда защищу её, что бы ни случилось.
Тяжело вздохнув, я поставила протрет на место и пошла переодеваться к ужину.
Трапеза прошла в молчании. После того, как Джеймс унёс последние пустые тарелки, мы встали и разошлись готовиться ко сну.
