Лучи солнца медленно прошли сквозь проем открытого окна. Проскользнув по белой поверхности одеяла, свет зафиксировался на моем лице. Я проснулся. Начался очередной день моего жалкого существования под названием «Жизнь». Как и прежде, ныли правая рука и нога... как это забавно, если учесть тот факт что у меня их давно уже не было. На их месте под одеялом была лишь пустота... Просто бугор моей культи резко обрывался, лишний раз напоминая мне о том, что я больше не человек, а всего лишь жалкий огрызок, чье призвания теперь только обременять чужие жизни... но все по порядку.
Я никогда не был суеверный человек, но абсолютным атеистом меня тоже было сложно назвать. Я верил в бога, но не в религию, а о потусторонних силах даже не задумывался... как оказалось, зря. Сейчас я всего лишь 23-летний калека без руки и ноги, с явными расстройствами психики, навечно списанный в утиль человеческого общества. Конечно, так было не всегда. Совсем недавно я был амбициозным, нахальным и готовым бросить вызов целому миру молодым подонком, но теперь это уже в прошлом. Вы спросите, как это со мной случилось? Честно говоря, я и сам до конца это не осознаю. Все что мне остается сейчас − это выводить левой рукой неразборчивые каракули в своем дневники и попытаться рассказать свою историю.
Как сейчас, я помню день, когда Паша предложил мне очередной способ подзаработать. Была ясная погода, теплый июльский день, я изнывал от жары и скуки. Прогуливаясь по своему району, я пребывал в раздумьях о том, чем бы развеяться, как вдруг меня остановили окликом. Предчувствуя недоброе, я сжал в кармане свой модифицированный карабин, он идеально ложился в руку, как кастет, и имел выкидное лезвие, но по статье все-таки проходил как спортинвентарь, а вы сами понимаете, что иной раз это может оказать не лишним. Понимая то, что если бы меня хотели бы вырубить, то сделали бы это сразу, я не торопясь развернулся. Передо мной стоял Паша. Высокий коренастый парень с тяжелым взглядом, тем не менее, всегда умеющий сохранить радостно-саркастическое лицо, в принципе мог называться мне приятелем, так от нашего общения мы оба имели выгоду. Я прекрасно подходил для тех ситуаций, когда требовался злоба, сила и жестокость, сильными же сторонами были Паши ум, хитрость и пронырливость. Поздоровавшись кивком, он незамедлительно приступил к делу. В дачном поселке недалеко от нашего дома померла одна одинокая бабуля, казалось какой с этого толк? Но, по словам Паши, бабуля была из не простых, так как в совковое время хорошенько нагрела руки и, следовательно, в доме найдется, чем поживиться. Конечно, у меня сразу возник резонный вопрос, а не растаскали ли за нас уже все добро наследнички. Паша, явно ожидавший этого вопроса, принял тогда вид шулера готовящегося раскрыть карты. Самое главное заключалось в том, что о смерти бабки еще никто не знал и поэтому мы должны были собрать все сливки. Как он это выяснил, он не уточнил, да если честно мне было на это наплевать, если он так говорит, значит так и есть. Для меня главным было наварить денег с этого дела.
Ночью мы отправились к дому. Думаю, несложно будет догадаться, что это была плохая идея. Взяв сумки с кое-какими инструментами, мы решили провернуть дело сразу. Я понимаю, что тот, кто это читает, про себя тихо посмеивается, и считает нас конченными идиотами... ну, в чем-то он будет прав. Да, мы были идиотами, жадными, нетерпеливыми, озлобленными идиотами собирающимися ограбить дом старушки. На тот момент мы ничего не боялись, о смерти бабки никто не знал, на признаки жизни в ее доме никто особо не обратит внимания. Наглость и безрассудство, и немножко травы делали из нас эталоном бесстрашия.
Ночь была невероятно темной и прохладной. Почему-то тогда я вспомнил о своей первой любви, если чувства испытываемые созданием вроде меня можно так назвать. Она была молодой учительницей литературы, только что получившей диплом педагога, и еще верующей в то, что она способна хоть как-то изменить этот мир. Ну вы знаете таких: «Не бывает плохих детей, нужен просто индивидуальных подход каждому», бесплатные элективы, «Ой, какой красивый рисунок!», «А сегодня, класс, вместо урока мы пойдем туда-то, туда-то», в общем, еще неопытная в жизни соплячка. Как сейчас помню то, как мы все классом гнобили эту дуру, конечно виной всему было наше прежде временное половое созревание, мы хотели то, чего не могли получить, а на то чтобы это взять, у нас еще не хватало духу. Тем не менее, мне каким-то образом повезло попасть к ней в любимчики. Сами понимаете: дополнительные уроки чтения, домашняя выпечка, поглаживания по голове и просто общения не прерывающееся периодически криком и ударами сделали свое дело − я влюбился. Конечно, меня за это часто колотили одноклассники, но я был безразличен к этому, хотя бы на время я увидел яркий свет со дна колодца. Это было самое счастливое время моей жизни... пока я не узнал о ее женихе, о дальнейшем, думаю, вы уже догадались. Подстерег с молотком в парке, "Ой, мальчик, а ты заблудился?", удар в колено, затем в незащищенный затылок и, конечно же, двадцать минут агонии, состоящий из треска, хлюпаний и слез. Ребенком ведь еще был. Потом отсутствие моей первой любви на уроках, дальше последовал заявление о ее увольнении и переезде и, наконец, снова одиночество. Тогда я ненавидел весь мир, я ненавидел ее, я ненавидел себя, и все что у меня тогда осталось это злоба, ненависть и книги. Мда, длинное получилось лирическое отступление, поэтому, давайте вернемся обратно к тому дню, когда я потерял руку и ногу.
Мы остановились около дома. Из себя он представлял обычный старенькую избушку, претендующую на то, что ее якобы когда-то сделали без единого гвоздя. Я толкнул Пашу локтем тем самым желая показать свои сомнения по поводу того, что мы найдем какие-либо ценности в этом сарае. Жест, типа "расслабься" был мне ответом. Перемахнув через разваливающийся забор, мы сразу пошли к парадной двери. Паша слишком долго возился с замком и во мне заиграл злоба скопленная годами под ударами алкаша-отца. Мощным ударом ноги я снес дверь с петель. В нос сразу же ударил букет, состоящий из тяжелого запаха мочи вперемешку с плесенью и тошнотворно-сладковатого аромата разлагающегося тела из помещения, которое проветривали, дай бог, если хотя бы месяц назад. На тот момент мы не придали этому особого значения, нажива для нас была высшим приоритетом, да и знали мы запахи похуже. Натянув вороты кофт на лицо, мы прошли внутрь. Внезапно, хоть и не сразу это заметив, мы почувствовали, как что-то изменилось. Меня пробил озноб. Скажем так для человека имеющего такую обширную коллекцию шрамов на теле и побывавшего два раза с проломом черепа на операционном столе это не типично, к тому же, у Паши в этом плане достижений было не мало, но в тот момент он почувствовал то же самое. Мы медленно прошли на кухню. В доме имелось все три помещения. Из прихожей можно было сразу попасть на кухню, а оттуда в две жилые комнаты. Одна из них была приоткрыта и мы осторожно прошли в нее.
