Андрас любил Марику. Он любил ее так, как не любил еще ни одну девушку в своей жизни. Он не мог надышаться ею, не мог налюбоваться ее почти кукольным личиком, с маленьким, аккуратным, чуть вздернутым носиком, пухлыми, кораллового цвета, губками, бровями вразлет и едва заметными веснушками на розоватых щечках, яркими, озорными зелеными глазами и этой лучезарной улыбкой. Нежной, веселой и самой искренней на свете, и даже когда ему сообщили, что она погибла, Андрас просто не мог понять, как такое могло быть?
Не видеть свою Марику, не слышать ее мелодичный голосок, что струился, словно звенящий ручеек, наполняя сердце покоем и умиротворением, не касаться руками ее нежной бархатистой кожи, не наслаждаться шелковистостью золотистых локонов, не ощущать ее аромата… цветочного, легкого, волшебного, как и сама его Марика. Но теперь уже не «его» и больше никогда не «его»… Этого светлого ангела, его ожившей мечты, больше никогда не будет рядом.
Словно во сне, Андрас безучастно мерил свою квартиру шагами. Просторное и знакомое до малейших мелочей помещение сейчас казалось совершенно чужим. Все осталось, как и было раньше - мебель, фотографии, какие-то безделушки, но было так невыносимо пусто, и эта пустота грозила остаться здесь навсегда, разъедая душу и наполняя сознание безысходным унынием. Сколько уже прошло дней с того момента, как его любимая покинула этот мир? Он не думал, не считал, не хотел знать и все еще не хотел мириться с тем, что уже произошло. Невозможность что-либо исправить буквально сводила его с ума. Семь дней… сегодня седьмой день завершался без нее.
За окном уже спустилась ночь. Окна домов стали озаряться светом, люди занимались своими делами, даже не подозревая, что в одной из таких же типовых квартир, как и у них, Андрас находился один на один со своим горем.
Прислонившись лицом к холодной гладкой поверхности стекла, он мутным взглядом безучастно смотрел вниз. Высоко, довольно высоко, но недостаточно, чтобы уйти навсегда от этого суетливого мира, который смеет продолжать свое, лишенное без нее смысла, существование. Что все значит для него в этом мире? Что значит для него все человечество по сравнению с одной ею? Андрас, не задумываясь, отдал бы свою жизнь, чтобы хоть на мгновение быть снова с нею вместе. С его юной и так горячо любимой Марикой.
Простояв у окна еще какое-то время, он ушел из остывшей и опостылевшей квартиры, где все напоминало о ней.
Андрас шел по улице, бесцельно, не думая ни о чем, не боясь случайной встречи с грабителями и не остерегаясь проезжающих машин, что громко сигналили ему, безрезультатно намекая уступить дорогу и не брести по проезжей части. Его безразличие было настолько велико, что он даже не услышал, как его окликнули, причем не один раз. Лишь когда чья-то рука легла на его плечо и чуть сжала, останавливая, Андрас вздрогнул и словно очнулся от своего забытья.
- Доброй ночи, молодой человек, - мягко произнес незнакомец, растянув губы в едва заметной улыбке. Мужчина, остановивший Андраса, не был высок или атлетически сложен. Он имел бледное, отдающее в желтизну лицо монголоидного типа и был типичным представителем восточной народности. Раскосые, черные глаза, черные прямые, стянутые на затылке волосы и какой-то восточный костюм - Андрас в этом плохо разбирался, поэтому не смог понять, во что именно одет незнакомец, наверное, одна из разновидностей кимоно - довершали его образ. Мужчина настойчиво тянул его за собой, уводя с проезжей части на пешеходную дорожку. Сколько ему было лет, Андрас тоже определить не смог, да он и не задавался такой целью, понуро идя следом. В своем безразличии к окружающей действительности он даже не удивился появлению человека в таком экзотическом костюме на улице современного города.
- Доброй, - буркнул в ответ тот, уже оказавшись на тротуаре и высвобождая свою руку из захвата незнакомца. Ему совершенно не хотелось разговаривать, тем более с чужим человеком. Вполне хватало того, что его донимали родственники, проявляющие о нем свою показную заботу и беспокойство. Никогда ранее они не интересовались его жизнью так рьяно, поэтому сейчас их повышенное внимание лишь раздражало.
- Что же Вы так неосторожны? - заговорил мужчина, вновь беря под руку Андраса и продолжая настойчиво тянуть за собой, направляясь прямо по улице. – Идемте-идемте, я напою Вас чаем, а Вы мне поведаете, что с Вами приключилось.
Этот незнакомец вел себя крайне странно и назойливо, но от него не исходило агрессивности. Он также не производил впечатления психически нездорового человека. Андрас вздохнул, хотел было что-то возразить, но, взглянув в лицо мужчины, полное участия, медленно зашагал за ним, смотря в пустоту перед собой. Так или иначе, мир для него был пуст. Какое все имело значение? Они шли не больше нескольких минут по совершенно безлюдной улице. Ни единого звука не доносилось до них, и даже ветер, казалось, не хотел нарушать своим дуновением этого безмолвия.
- Прошу…
Андраса остановил голос незнакомца и жест, сделанный рукой. Мужчина раскрыл перед ним деревянную дверь, украшенную причудливой резьбой. Пропустив внутрь помещения юношу первым, он вошел следом, прикрыл за собой дверь.
В помещении царил полумрак и витал какой-то сладковато-приторный аромат, скорее всего, горели благовония, которыми принято окуривать храмы. Андрас поморщился от запаха и услышал тихий смешок странного мужчины.
- Простите, - незнакомец смотрел на него с веселым видом и, казалось, совершенно не обиделся на подобную реакцию. – Не всем нравятся благовония, но это часть моей культуры.
Продолжая говорить, мужчина прошел вглубь комнаты и вскоре скрылся за ширмой. Что именно он там делает, Андрас не смог рассмотреть, но можно было догадаться по движениям силуэта, что хозяин хочет угостить его чаем, по восточной традиции.
Вскоре незнакомец появился вновь, неся перед собой небольшой поднос из темного дерева, а на нем две пиалы из старинного китайского фарфора, которые, наклонившись, стал церемонно, следуя каким-то известным только ему правилам, расставлять на низком черном лакированном столике в центре комнаты. Широкие низкие сосуды были украшены росписью. На одной был нарисован Феникс, а на другой Дракон.
«Восточная культура», - мелькнула мысль в голове Андраса, и он благодарно кивнул головой поднявшему на него взгляд мужчине и даже смог чуть улыбнуться.
- Присаживайтесь, - склонившись над невысоким столиком и осторожно переставляя пиалы с чем-то ароматным и дымящимся на его темную полированную поверхность, произнес гостеприимный хозяин этого странного места. Рукой махнул в сторону расшитых разноцветных шелком многочисленных подушек, лежащих на бамбуковой циновке вокруг столика.
- Спасибо, - следуя жесту незнакомца, Андрас сел на ближайшую к нему подушку. Хозяин одобрительно кивнул ему. В свою очередь, хозяин сел напротив гостя, скрестив ноги на восточный манер. Взяв в руки одну из пиал, удобно облокотился на груду подушек. Поднеся фарфоровый сосуд к губам, он сделал небольшой глоток, едва заметно улыбаясь и глядя на Андраса сквозь полуопущенные ресницы.
- Мне кажется… - медленно заговорил незнакомец, растягивая слова и поглаживая пиалу длинными узловатыми пальцами, очерчивая причудливые завитки подушечкам пальцев и будто лаская изображение восточного дракона, - у Вас большое горе… Мне хотелось бы Вам помочь…
Договорив, он сделал еще один глоток и посмотрел прямо в глаза Андрасу.
Конечно, догадаться, что у того большое горе, было совершенно несложно, весь его вид говорил об этом.
Андрас склонился вперед и тоже взял в руки пиалу. Пить совершенно не хотелось, к тому же он не любил чай, но было что-то завораживающее в этом незнакомце, что Андрас просто не мог ему противиться. Поднеся пиалу к носу, он принюхался. Аромат был нежный, тонкий, цветочный и… этого просто не могло быть! Он чем-то напоминал ему о Марике.
- Что это?! – выкрикнул Андрас, ошарашенно и растерянно взглянул на незнакомца и протянул ему пиалу. Руки его тряслись и сжимали ее с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а по тонкой эмали пошла мелкая паутинка трещин. Он совершенно не обращал внимания на то, что тонкий фарфор обжигающе горяч из-за своего содержимого.
- Всего лишь травяной отвар, он поможет Вам успокоиться, - невозмутимо ответил незнакомец.
Поставив свою пиалу на столик, он подался навстречу и коснулся своими руками рук Андраса, обнимая их с двух сторон. Его пальцы были ледяные на ощупь, несмотря на то, что в них только что побывал сосуд с точно таким же горячим отваром.
- Пейте, - тихо произнес незнакомец, не отрывая своего взгляда от глаз Андраса и направляя пиалу вместе с его руками ближе к приоткрытым в немом изумлении губам. – Я же сказал, что лишь хочу Вам помочь. Облегчить Ваше горе.
Не в силах отвести взгляд, Андрас поднес пиалу ко рту и стал пить. Мелкими глотками, не замечая, что напиток обжигает горло, и не разбирая вкуса. Он просто пил, и лишь когда пиала опустела наполовину, отстранил ее от своих губ.
- Вот и хорошо, - все так же мягко и тихо проговорил незнакомец, поощрительно улыбаясь и явно довольный послушным поведением своего гостя. – А теперь Вам надо отдохнуть.
Забрав из рук Андраса пиалу, он поставил ее на столик рядом со своей. Откуда-то в его руках появился широкий плед, который укутал все тело Андраса, словно надежный кокон, дарящий тепло и хотя бы иллюзию какой-то защиты от беспощадных обстоятельств реальности.
Выпитый отвар начал действовать. Постепенно по всему телу стало разливаться тепло, зарождающееся где-то в середине груди, медленными волнами поднимающееся вверх и снова стекающее вниз. Оно было приятным и спокойным, заполняло собой каждую клеточку и отзывалось легким покалыванием в кончиках пальцев. Андрас глубоко вздохнул, веки потяжелели, и голова невольно склонилась набок, казалось, сознание медленно покидает его. На губах появилась легкая улыбка, а память стала доставать из своего архива слайды самых счастливых моментов его жизни, его жизни с Марикой.
Он даже слышал ее звонкий смех, видел, как озорно поблескивают ее зеленые глаза, как она чуть прикусывает пухленькую нижнюю губку, а потом отрывисто целует его в кончик носа. Она любила целовать его именно так, а еще шутливо выскальзывать из его объятий, дразня его. Она всегда казалось такой близкой и такой недосягаемой, словно мечта, фантазия… И между тем, она всегда была с ним рядом, в его душе незримо, словно ангел-хранитель.
Глубокий вздох срывается с приоткрытых и побледневших губ Андраса. Сознание становится все мутнее, а картины памяти все ярче. Угасающий мозг рисовал ему события прошлого, воссоздавая их во всех мельчайших деталях вплоть до звуков, запахов, ощущений, и это было настолько правдоподобно, что Андрас уже полностью погрузился в водоворот воспоминаний, дыхание его становится все тише, а удары сердца постепенно замедлялись. Постепенно лицо его теряло свой цвет, сменяясь на неестественную бледность. Тепло, некогда заполняющее все тело, испарялось, а кровь, остывая, постепенно остывала, превращаясь во что-то похожее на жидкий лед.
Незнакомец так и сидел в кресле напротив, с равнодушным спокойствием наблюдая за тем, как, теряясь в лабиринтах своих воспоминаний, из Андраса постепенно уходит жизнь. Андрас улыбался светло и восхищенно посеревшими губами. Смерть в виде последней, посмертной маски, надела улыбку счастья на его лицо, он все еще просматривал слайды памяти, до последнего удара сердца смотря лишь в глаза своей любимой Марики. Последний вздох, хриплый, надсадный, грудная клетка вздымается в последний раз, чтобы потом опасть…
Тело вздрагивает в агонической конвульсии и замирает навечно. Голова безвольно откинута назад, последний трепет ресниц, последняя улыбка… прощай.
- Вот и все, - голос незнакомца звучит отстраненно и глухо. Он поднялся и медленно направился к выходу, предварительно отключив аппарат искусственной поддержки жизнеобеспечения пациента. Профессор Ким был уверен, что парень был бы ему благодарен за это решение. Многочисленные переломы позвоночника не позволяли надеяться, что после таких травм человек сможет хотя бы пальцем пошевелить, а пребывание в недельной коме опускало его сознание до уровня растения. Распахнув дверь, он остановился на пороге. – Я помог тебе, Андрас…
Андрас и Марика. Разбились в автокатастрофе. Девушка умерла на месте, а мужчина еще семь дней находился в реанимации. Но, несмотря на усилия врачей, умер, так и не приходя в сознание. Их похоронили в один день, рядом…
