Солома вспыхнула тот час, как Карл поднес к ней горящую головешку. Пламя взметнулось за считанные мгновения и, подобно змее, поползло вокруг столба. Всматриваясь в огонь, Карл думал о человеке, чьи ноги совсем скоро обожжет карающая стихия. Скорее всего, он закричит, будет дергаться, молить всевышнего о скорой смерти, проклинать палачей, но его никто не услышит – чернь будет заглушать вопли казненного.
Разве кто-нибудь поинтересуется, почему этот человек предан казни? Чего он такого совершил против Бога и человека? Его долго мучили, впрочем, как и сотни несчастных до него, ничего толком не доказав, но кому это важно? Разве сброду, вопящему «Жги еретика!» интересно, за какие такие прегрешения он сейчас корчится в агонии? Им всем на то плевать. Главное для них - поддаться чарующему обаянию смерти в ее самых страшных проявлениях, чуждых всему живому на земле.
Как же противно смотреть на инквизиторов, этих святош, возомнивших себя псами Господними, считающими себя небожителями! Совсем скоро они побегут в объятия грязных шлюх и садомитов, возводя хулу на все святое в пьяном угаре. А завтра они вновь приступят к своим обязанностям, противным тому, во имя кого они исполняются! Мерзкие, смрадные ублюдки – вот они кто. А его величество? Он не достоин даже обожженного пальца этих мучеников! Плешивый негодяй, садист, пытающий в своих покоях домашних животных. Это увлечение ему передалось от папаши, такого же мерзавца.
А что же я? Почему участвую в этой сатанинской вакханалии? Пора признаться хотя бы себе, что я трус, исполняющий прихоти кровопийц, насилующих мою родину, грабящих ее сынов и самых достойных из них, сжигающих на кострах. И до чего же противно осознавать, что я, всего-то, боюсь оказаться на месте этих несчастных людей.
Но Карлу пришлось отвлечься на привязанную к столбу женщину. Пламя хоть уже и добралось до ее ступней, но она не издала ни единого звука. Ее безумный взгляд устремился куда-то наверх, будто она увидела нечто прекрасное, нечто такое, что не дает возможности отвлечься ни на минуту. На городской площади все стихло. Люд, еще недавно горланящий проклятия в адрес обреченной, умолк. Их взор устремился на беззащитную жертву. Она все также смотрела в небо. Хоть и опоясал огонь половину ее тела, но ничто не нарушало воцарившейся тишины. Лишь треск пламени ненавязчиво напоминал присутствующим о происходившей трагедии.
Внезапно женщина произнесла слова, значение которых навсегда для Карла остались загадкой: «Я мотылек… мотылек…».
Анна смутно помнила события последних дней. Несколько недель назад ее, обвинив в колдовстве и подсобничеству самому дьяволу, схватили и бросили в камеру одной из самых гнусных тюрем города. Та камера, в которой ей пришлось провести по праву самые ужасные дни своей жизни, находилась ниже уровня реки, и периодами, когда вода в реке поднималась, осужденная была вынуждена несколько дней проводить стоя по пояс в холодной воде. Такие испытания стихией стали для Анны не единственными. Служители церкви, эти ненормальные фанатики, поставили перед собой цель - любыми способами изгнать демона из бедной женщины. Один монах, настоящий садист, тот, благодаря которому сегодня Анна пылает в огне, специально был вызван инквизицией с целью проведения обряда экзорцизма.
Со стороны сие действо могло подорвать веру любого, так как при обычном прикосновении освященного Святой Церковью штифта, Анна начинала дико кричать, из ее глаз лились слезы, а тело содрогало судорогой. Присутствующие при обряде церковники не переставали креститься, глядя на это поистине ужасающее представление. После того, как обряд был закончен, монах выдвинул свой вердикт: «Бесы настолько сильны, что Святая Церковь не способна с ними справиться…». Судьба Анны была предрешена. Однако правду знали лишь два человека: монах и его жертва. При проведении процедуры изгнания бесов был использован не простой штифт, а конструкция с весьма интересной составляющей – длинной иглой, которая выпускалась при нажатии ногтем на небольшой выступ у основания.
Анна с рождения была воспитана в протестанской вере, но даже сейчас, когда пламя беспощадно лизало ее тело, она не отказалась от Бога, но почему-то сказала только одно: «Я мотылек… я мотылек…»
Сколько прошло времени с той самой минуты, когда Карл поднес горящую головешку и разжег пламя? Толпа безмолвствовала, даже тот самый монах немного приосунулся и посерел. Взгляд людей был прикован к тому месту, где, казалось бы, пару секунд назад стояла живая женщина, сейчас же из-за пламени не было видно ничего. Внезапно небо посерело, набежали тучи и хлынул дождь. Через минуту костер потух и люди увидели то, что навсегда осталось в их памяти и изменило сознание. На пепелище стояла женщина, она была прекрасна, а позади нее виднелись два белоснежных крыла. Она улыбнулась оторопевшей толпе и через некоторое время растворилась, оставив после себя золотистое свечение.
С тех пор прошло уже много лет, однако благодаря страданиям Анны и великому чуду, посланному ей в благодарность за ее веру, люди стали более терпимее и все религиозные войны постепенно сошли на нет.
