Привет, сосед! Ну, как тебе общага? Знаю, тут немного грязновато, да и при заселении суета. Ты у нас откуда? Тула, да? Хороший город, у меня там друг живет. Он мой однокурсник, правда, уже выпустился. Да, я второгодник. Зато лишнее время поживу общажной жизнью. Рановато мне взрослеть. Впрочем, по мне и видно – как тебе мой прикид? Я забавный, знаю. Ты пока устраивайся. Мой стол – у окна, там совсем нет вещей, но это не значит, что можно ставить сюда свою грязную сумку! Верхняя кровать – моя. Над ней нарисован ловец снов, сплетение ниток и росчерки перьев. Ага, я художник. Сейчас, правда, уже не рисую. Творческий кризис.
До тебя я сперва жил с Коляном, моим другом. Временами к нам заходил наш одногруппник, Петя. Вот он как раз из Тулы, да. Видишь рамку у зеркала? Там мы все втроем, в руках пиво, на лицах – улыбки. На заднем плане – шашлыки и хмурая Катя, подруга Коляна.
Вот из-за нее он и съехал. Она жила этажом ниже, и была, так скажем, не совсем в себе. В любой девушке Коляна была своя особая безуминка, уж не знаю, почему его к таким тянуло.
Катерина считала себя ведьмой, одевалась в черные балахоны и вешала на себя гроздья амулетов. В ее комнате все пропахло травами, на каждом предмете быта красовалась заковыристая руна, в которой я отчетливо видел непристойные слова. Перед экзаменами она выбегала на балкон в чем мать родила и трясла каким-то травяным веником, завывая странные мантры. Сумасшедшая, чего с нее взять!
В соответствующие заведения ее не забирали почему-то.
В моменты, когда эти проделки уже не хватало сил терпеть, а рука тянулась набрать нужный номер, она вдруг становилась образцовой девушкой. Смывала ведьминский макияж, отмывала волосы, выкидывала травы и свои балахоны, доставала из шкафа платья. Переставала парить всем мозги и резво подтягивала оценки. Она держалась в таком духе от силы месяц. Потом все начиналось сначала – и балахоны, и ритуалы, и исступленные крики в ночи, от которых хотелось спуститься вниз и дать ей в глаз, несмотря на приличия.
Но Коляну было интересно жить в таком режиме. Он говорил, что рядом с ней чувствует себя нормальным до ужаса. А я скрипел зубами, рисовал на стенах фантастических зверей и пытался понять, на кого я злюсь – на девчонку, столь бесстыдно безумную, или на своего друга, играющего с ней, как с полудиким зверьком, чтобы однажды его, не глядя, бросить.
В какой-то момент Коляну все это действительно надоело. Он сказал Кате, что им нужно расстаться. С того дня каждый вечер мы слышали горестный вой этажом ниже, затыкали уши и проклинали тот день, когда встретили ее.
А потом Катя покончила с собой.
Колян винил в этом себя, и был прав. Но не обязан же он был присматривать за сумасшедшей всю жизнь, только потому, что ей угораздило влюбиться в него? Петя его поддерживал, я помалкивал.
В комнате нашей воцарилась странная атмосфера, словно смерть девушки наложила на нас проклятие. Ребята в это не верили и говорили, что это просто осенняя депрессия. Я же чувствовал, как сквозь мои рисунки на меня с безумной злобой смотрит что-то, с чем лучше не сталкиваться взглядом.
И однажды оно пришло за нами.
В ту ночь Петя уехал домой, а мы с Коляном засиделись допоздна. Я услышал странный звук из коридора, похожий на стон, только долгий и очень тихий, будто сдавленный. Напрягся, но решил не обращать внимания. Но, когда он повторился уже в нашей прихожей, я пошел проверить, что это.
- Да забей, - сказал Колян и закашлялся. Я открыл дверь в прихожую и всмотрелся в темноту. Там было пусто, только смутно темнели ряды обуви. Звук не повторялся. Значит, померещилось. Может, крыса где-то бегает.
Я обернулся и увидел Коляна. Он запрокинул голову, его глаза остекленело смотрели в потолок.
У парня на плече сидело маленькое, размером с обезьянку существо, одетое в бесформенный темный балахон. Его бледные ноги обвили шею моего друга, одна рука держала за волосы, а другая по локоть погрузилась в его распахнутый рот, будто пытаясь что-то вытащить из горла Коляна. Лица существа не было видно, только спутанные черные волосы. Оно тихо стонало и кряхтело, продолжая шарить внутри горла парня.
Услышав мой испуганный вздох, существо обернулось. Его лицо по прежнему завешивали волосы, но из-под них высовывался острый подбородок, с которого капала какая-то черная жижа.
Колян весь затрясся и начал заваливаться на кровать. Существо напоследок с отвратительным сырым звуком свернуло ему шею и прыгнуло на стол, сбив на пол лампу. Оно смотрело на меня, разинув рот, и тихо поскуливало. Между сальных волос блестели глаза, темные и страшные, те самые, что смотрели из рисунков.
Они обещали смерть.
Я беспомощно огляделся. Мне нечем было сражаться, разве что кинуть в него тапкам. Пустая прихожая, только обувь и пара моих картин на стенах. Что же делать?!
Я повернулся обратно в комнату и ахнул. Лицо существа было от меня в десяти сантиметрах. Оно вцепилось пальцами ног в дверной косяк, чтобы быть на моем уровне. От него пахло сладко и гнилостно.
Тварь наклонила голову, протянула руку и провела пальцем по моей щеке. Издевательски нежно.
- Катя, - еле слышно хриплю. – Прости нас всех.
Существо осклабилось, обнажив гнилые зубы.
- Мы не хотели. Мы виноваты перед тобой, - говорю, чувствуя, как Катино прикосновение к моей щеке становится болезненнее. На ее пальцах появились когти. – Никто не хотел, чтобы ты стала такой.
Тварь вскинула крошечную голову, волосы взметнулись, открыв безумные, огромные, черные глаза без ресниц. И с невероятной силой ударила меня в грудь. Я отлетел и ударился во входную дверь, услышав, как мои кости с хрустом ломаются и местами вырываются из тела.
…Я лежал и смотрел в темноту. Катя с тихим топотом пробежала мимо и вылезла в окно, оставив на нем кровавые следы пальцев. Кто виноват, что она стала ведьмой? Кто виноват, что даже после смерти ненависть жгла и преображала ее? Не знаю.
Но не только она смогла перейти эту грань.
Видимо, рисунки – тоже немного колдовство. И вот, я здесь! Ведьме путь сюда заказан, в моих рисунках теперь достаточно силы. Да и сам я, временами, могу привидеться особенно сонным студентам. Обычно сижу на подоконнике в коридоре, не пугайся, если что. И приходи поболтать.
Твой новый сосед уже едет в лифте. Он тоже художник, так что стол – его. А к тебе есть только одна просьба.
Не стирай моего ловца снов. И ничего не бойся.
