Этот дом Лене не понравился сразу, но делать было нечего, мужа перевели сюда участковым. А этот дом, ему выделила местная администрация. На справедливое замечание мужа, что дом развалюха, ему ответили, не нравится, снимайте сами за деньги. Но о каких деньгах можно говорить, когда муж работал один. Работы по специальности у Елены не было давно, а с недавних пор, ей вообще нельзя было работать, она была в положении. Вот поэтому, проводив мужа на службу, она, сидя за столом на колченогом табурете, допивая свой уже порядком остывший чай, размышляла, за что же ей взяться в первую очередь. Она решила помыть окна, нагрела на печи воду в тазике и вышла на улицу. Солнце было осеннее, оно светило, но уже не грело. Едва только Лена приступила к первому окну, как ее отвлек чей-то кашель за спиной. Обернувшись, она увидела цыганку в длинной, цветастой шали, она держала на руках ребенка. На вопрос что ей нужно, цыганка попросила попить и что-нибудь для ребенка, пеленку или распашонку. У Лены еще не было ничего, она только на следующей неделе собиралась в райцентр за приданным для малыша. Но вид крохи, закутанного в какое-то тряпье, вызвал у Лены приступ жалости и она, позвав цыганку в дом, раскроила на пеленки, старую, но еще прочную льняную простыню. Напоив и накормив женщину с ребёнком чем Бог послал, она пошла мыть дальше окна. Вечером за ужином, когда они с мужем обычно делились тем, как прошел день, она рассказал про цыганку,и поинтересовалась, где они тут живут, на что муж ответил ей, что на участке, цыганских домов вроде как нет, наверное, были пришлые, заключил он. И посоветовал быть поосторожнее, все-таки она на сносях, а дом у них на окраине, мало ли что может случиться. Сам же в ответ рассказал, про то, что большую часть рабочего дня, заняла разборка жалобы местной склочницы, тети Фаи. Дело не стоило и выеденного яйца, но вредная старуха, попортила ему изрядно крови. Когда же он, разобравшись в сути проблемы, отказался привлекать соседей к ответственности, старуха словно взбеленилась, пришлось утихомирить ее, напомнив, что он представитель власти и находится при исполнении своих обязанностей. Через три дня, когда Лена постирав белье, развешивала его на заднем дворе, какой-то доброхот оставил на крыльце мешок муки, с запиской, в которой говорилось, что это подарок новоселам. Николаю, так звали мужа Лены, не понравилось анонимность дарителя, но Лена убедила его, что дареному коню в зубы не смотрят, и мешок с мукой занял свое место в сенях. На следующий день, утром, когда они с мужем завтракали, пришел почтальон и принес телеграмму, что матери Николая внезапно стало плохо и ее срочно госпитализировали. Днем, когда Николай дозвонился до отца, тот попросил сына приехать навестить мать, так как той совсем плоха, а что с ней, врачи определить не могут. Посоветовавшись вечером с женой, на следующее утро Николай отбил телеграмму, договорился с начальством и выехал на родину. Лена после долгих размышлений и разговоров предпочла остаться дома, врачи не советовали ей предпринимать дальнюю поездку, она договорилась с мужем, что приедет к нему в экстренном случае. Беда не ходит одна, говорит народная мудрость и на следующий день ей принесли телеграмму, в которой говорилось, что ее брат, который работал водителем, попал в аварию и находится в тяжелом состоянии. В обед она сходила в поселок и позвонила с почты золовке, та сказал, что врачи пока не дают никаких гарантий, но зная про положение свояченицы, посоветовала ей не приезжать и обещала сразу отбить ей телеграмму, если с братом случится непоправимое. Под впечатлением двух этих событий, она пробыла два дня, когда позвонил муж и сообщил, что отца сбила машина, когда он шел навещать мать в больнице. Теперь он лежит рядом в реанимационном отделении. Она в свою очередь поделилась с ним своими печальными новостями, посоветовав друг другу, не падать духом, они договорились, что если через неделю с матерью и отцом Николая не будет лучше, она приедет к нем, и останется там до родов. Когда вернувшись назад с почты, Лена решила вынести мусор, она поскользнулась на мокрых половицах и упала, так, что чуть дух не вон. Она не могла сама подняться, нога очень сильно болела, неизвестно сколько бы она времени пролежала так, если бы не цыганка, с дитем. Она помогла Лене подняться, довела ее до кровати и перевязала лодыжку, заявив Лене, что ничего серьезного нет, так, вывих, пройдет. Лена, пока цыганка, которую как выяснилось звали Таня, перевязывала ей ногу, рассказала ей о злоключениях своей семьи. Услышав рассказ, Таня попросила показать ей муку, которую им принесли. Посмотрев на муку и растерев ее на ладони, цыганка спросила, готовила ли она что-нибудь из этой муки, получив отрицательный ответ, Таня изрядно повеселела. Она сказала Лене, что на их семью навели порчу. Когда испуганная этим сообщением Лена спросила, как им быть, Таня сказала, что ей известен способ, как избавиться от порчи, но что ей нужно будет помочь. Лена согласилась на все условия. Первым делом цыганка насыпала полную сковороду муки и поставила ее печь, где она сгорела, затем она велела Лене приготовить хлеб из этой муки, добавив заодно золу от сгоревшей на сковороде муки. Елена все сделала так, как велела цыганка, оставив хлеб на пороге, цыганка ушла, предупредив Лену, чтобы пока она не придет та не вздумала касаться хлеба. Всю ночь Лене не спалось, ее мучили кошмары. Поэтому, утром, когда объявилась Таня, Лена очень обрадовалась. Татьяна вынула откуда-то из сборок юбки кусочек цветастой ткани и положила его на хлеб, затем, она дала Лене но, и велела трижды воткнуть в хлеб нож, через ткань. При этом она предупредила ее, чтобы Лена не боялась ничего и что если она остановится, то всем им будет очень плохо. С легкой дрожью в руках, Лена взяла нож и глубоко вдохнув, вонзила его в ткань, нож легко прошел сквозь обрывок ткани и вошел в хлеб, не успел нож остановиться, как раздался дикий крик, из хлеба, потекла красная жидкость похожая на кровь. Таня крикнула, не останавливайся, бей, еще два раза, вспомни Колю и бей ее. Лена дрожащими руками нанесла еще два удара, каждый удар сопровождался криком и кровотечением. Теперь Лена была уверена, что это кровь. Как только Лена остановилась, Таня приблизилась к хлебу и велела Лене воткнуть нож в хлеб, Лена воткнула, но никакого крика не раздалось. Таня ловко накинула на хлеб с кинжалом, неизвестно откуда взявшийся рушник, взяв его, вышла из дома, бросив Лене, чтобы она замыла следы крови оставшиеся на пороге ненужной тряпкой и сожгла ее. Лена так и поступила. Вернувшись через какое-то время, Таня взяла ребенка, который все это время мирно сопел в кровати Лены, и, сказав, что все теперь в порядке, ушла. Нервы у Елены после того, как ушла цыганка сдали и она зарыдав, упала на кровать и незаметно для себя уснула. Она проснулась только на следующий день. Ближе к обеду ей принесли две телеграммы, в первой сообщалось, что матери Николая и его отцу стало значительно лучше и он завтра возвращается домой, во второй сообщалось, что брата перевели из реанимации и врачи дают хорошие прогнозы относительно его будущего. Когда приехал Николай, выяснилось, что его родителям стало лучше в тот самый миг, когда Лена нанесла последний удар по караваю. И в тот же самый день и миг, умерла бабка Фаина, в медпункте, куда она пришла с жалобой на сильную головную боль. Родных у бабки не оказалось, поэтому похоронами пришлось заняться сельсовету, Николаю поручили проследить, чтобы два местных алкоголика и тунеядца, вырыли могилу. На местном кладбище, Николай обратил внимание на один памятник, на котором было, всего два имени Татьяна и Медея, без фамилии и дат рождения, только дата смерти. Словоохотливые работники лопаты, пояснили ему, что в этой могиле покоится цыганка с дитем. Была та цыганка полюбовницей жениха Фаины, где он ее нашел про это никому неизвестно. Однако, влюблен он был в нее по уши, она родила ему дочь, которой дала очень странное имя. Расписаны они не были, но после рождения ребенка Михаила, так звали несостоявшегося жениха Фаины и отца маленькой Медеи, начал поговаривать о регистрации брака и удочерении маленькой цыганки. Наверное, все так и вышло бы, но накануне свадьбы, в доме, где жила Таня с дочерью, случился пожар, дом не очень пострадал, а вот цыганка с дитем задохнулись в дыму. Михаил их похоронил, погоревал, погоревал и женился на Фаине. Однако, жизнь у них не сложилась, он стал пить горькую и напиваясь, порой занимался воспитанием жены, а воспитывал он ее старым, дедовским способом, ремнем. А однажды по весне, не знамю от чего, повесился в том самом доме, где угорели цыганка с дочкой-то. «А с домом что случилось?» – спросил Николай на прощание. «А что с ним случится-то? Стоит себе, да ты же в нем и живешь», - усмехнулся один из тунеядцев…
