Мы шли по тёмному, мрачному пустырю, позади заброшенного, этажей в пять большого морга. Продвигаясь к нему, мы шли кучкой. Обезумевшие люди моего возраста, они шли и даже шутили. При подходе ко двору морга волнение усиливалось. Тёмно-синее небо расположило на себе миллионы звёзд. Почва под ногами была влажной и холодной. Мы перепрыгнули через последнюю деревянную ограду. Я знал, что я иду туда вместе с ними отнюдь не за весельем, напротив, я был в ожидании адских ощущений, таких, каких я боялся больше всего. Но вопреки всему этому я шёл, шёл как они, отрешённые от переживаний души. Очень тёмными казались мне окна, в то же время они явно намекали на то, что этот морг с его замаскированным ужасом, мало отличался от других. Мы почему-то пошли очень быстро, едва увидели вход в него. Нас было примерно человек двадцать. Вход располагался с заднего двора, задним он был потому, что по ту сторону стоял другой мир, такой же недоступный и покойный, как и мысль о радостном пребывании в этом морге. Перед тем как потоком быстро шагающих внутрь здания безумцев меня внесло в морг, я в тёмном окне увидел то, что и должен был увидеть – быстро убравшуюся фигуру от окна, туда, в черноту ночи, ведомой только этим серым стенам, которым кем-то была уготовлена участь вместилища. Мы вошли если не сказать влетели внутрь. Сбоку узкого коридора с оголённой безразличием лампой, стояло ведро, рядом швабра и серая бесформенная тряпка. Они-то как раз казались неживыми, чего бы я не сказал о стенах, поле и лестнице, которая, не сумев сдержать в себе в отличие от других признаков жизни казалось, сама нас несла куда-то вверх, вниз или вбок. Наша странная компания, всё так же быстро шла куда-то. И вот, наконец, первые они, в железных, блестящих гробах лежат на полках. Что они там, я это чувствовал. Внутри всё начинало холодеть от этого присутствия. По мере того как мы продвигались вглубь этого царства мёртвых, мною всё больше овладевала мысль о невозможности отступления назад. Да я знал, побеги я сейчас назад на меня бы никто и не обернулся, слишком сильно они были влекомы идеей продвижения вперёд. Да и смог ли я убежать отсюда один, я знал, что смерть моя в таком случае оказалась бы ещё страшнее. Мы шли друг за другом, я был ближе к началу. Меня вдруг поразила мысль о том, кто идёт самый последний, каково ему, оборачиваясь видеть сзади то, чего и представить то себе было трудно. Сгорая от любопытства, я повернулся посмотреть на него. Увидел я изнемогающее от ужаса лицо его, он постоянно оборачивался назад. Казалось, он бы отдал жизнь за то чтобы оказаться где-нибудь в середине нашей колонне, вот только можно ли умереть во второй раз. Пока были слышны лишь наши шаги, других звуков слышно не было, но движения были. Их можно было ощутить, а не увидеть краем глаза. Я посмотрел на самого первого идущего, каково же ему там, обречённому первооткрывателю всего этого кошмара. И мне показалось, что он сам оборачивается и поверх наших голов смотрит назад и видит то, чего не можем увидеть мы, содрогается от увиденного, и идёт вперёд (почему же не бежит?) ещё быстрее. Уже зловещи, горели люминесцентные лампы морга над нашими головами, свет их был «мёртво-холодный». Начиналось. Ряды по мере нашего продвижения вперёд, стали сужаться с обеих сторон и вот они сузились так, что пройти между ними можно было лишь боком. И, о ужас! Некоторые крышки гробов как бы непринуждённо были сдвинуты набок, оттуда недвижимо свисали серые пальцы покойников. Но пока радовало лишь то, что они были без движения. Мы шли вперёд так быстро как могли. Но вот я стал замечать, что из гробов на нас стеклянными глазами смотрят застывшие лица покойников. И я увидел натянутые верёвки рядом с гробами. На верёвках висели как полуистлевшие, так и вполне нормальные вещи мертвецов. О боже! Они живут! Тут есть жизнь, известная лишь покойникам. Но теперь они уже не пытались её от нас скрыть. Прочь! Уйдите! Мы побежали. Топот наших ног заглушал все звуки, слышавшиеся со всех сторон. Вдруг… Они ожили! Лица, страшнее которых могли быть наверно лишь их души, смотрели на нас, смотрели страшно, заглядывая нам прямо в глаза и вытягивая из нас душу. Их чудовищные лица свешивались вниз (если гробы стояли на верхних полках) и выглядывали из гробов (если гробы были внизу). Казалось, покойникам был нужен весь этот шум издаваемый нами. Был слышен крик, плач, стоны и мольбы наши. Некоторые покойники смеялись. Гробы теперь окружали нас со всех сторон, иногда они вместе с покойниками падали на нас с верхних полок и некоторые из покойников пытались обхватить наши шеи, чтобы быть с нами рядом, потом они пытались посмотреть нам в глаза и залезть внутрь нас. Сзади меня раздался крик, заглушающий все остальные, обернувшись, я увидел одного из нас, внутрь него через грудь залезал с неистовой силой и быстротой один из мертвецов. Его голова и часть руки уже были внутри него. Я немало удивился отсутствием крови, ведь надо сказать, что рана была чудовищных размеров, и с каждым мгновением становилась всё больше и больше, по мере того как покойник внедрялся в его бедную плоть, словно червь в яблоко. Тут я заметил, что покойник стал уменьшаться в размерах, ибо его размеры были крайне велики, чтобы полностью залезть в него. Теперь он это сделал без труда. Я не могу объяснить выражение лица того, кто теперь в своей плоти нёс этого покойника, оно было непередаваемо кошмарно. Меня поразила мысль, что всё здесь, включая «случайное» сужение рядов, уменьшение покойника не могшего залезть внутрь (и т.д.), всё это происходило лишь только потому, чтобы доставить нам ещё больше страданий. Я догадывался, что и меня постигла бы та же участь, и даже во стократ страшнее, чем все предыдущие, но что-то сдерживало это, надо мной как бы пока витал некий ореол неприкосновенности, который мог бы исчезнуть в любой момент. Гробы стали попадаться нам под ноги, они стояли на полу, и мы побежали по ним, по их лицам, рукам, ногам. Кости хрустели. Был слышен смех. Я, почему-то, всегда попадал внутрь гробов ногами, на самое их дно, и ощущал неприятный холод их тел. Задевал плечами и телом за их свесившиеся из гробов руки, головы (кричавшие нам проклятия), и неистово смеющиеся рты. Отвратительный запах мёртвых тел сделался ещё сильнее. Наши спины протыкали их пальцы, уходя внутрь нас. Не описать этот ужас, который я испытываю, вспоминая это.
Не помню, как мы очутились в темноте. Темнота была густой и непроницаемой как чёрная вода подземной реки. Покойников – этих чудовищных исполнителей внеземного кошмара мы уже не видели, но ощущали. Ощущали не очень далеко от себя. Их что-то сдерживало завершить тот ужас. Но что?
Наш странный поезд всё так же нёсся в неизведанное. Вдруг впереди я увидел что-то светлое. Это был проём двери. Я с ужасом увидел, что остался совсем один. Что было сил, я побежал в эту дверь. Очутился я на застеклённой веранде какого-то дачного дома, снаружи тусклый синий свет освещал её. Из веранды выходила ещё одна дверь на улицу и располагалась она напротив той, откуда я только что вышел. Она так же была открытой. Я почувствовал, что стою разутый, и тут же рядом с собой увидел собственные ботинки. Наклонившись, я стал их одевать, как вдруг из той двери, откуда я только что вышел, выбежал один из тех, кто был вместе с нами. Между дверью из ниоткуда (откуда я вышел) и дверью на улицу было примерно расстояние трёх метров, поэтому он пробежал, точнее было бы сказать пролетел мимо меня с непостижимой скоростью прямо на улицу и исчез во мраке ночи. Я успел рассмотреть его лицо, оно казалось, было соткано из ужаса. Ничто ещё не предвещало приближения чего-то, я так же знал, что там на улице есть моё спасение, что если я успею выбежать туда, я буду спасён. Но я как бы удерживаемый неведомой силой продолжал стоять между двух дверей. Какое-то странное желание ещё немного подождать вдруг овладело мной. Я был в ужасе. Я продолжал вглядываться в ту ужасающую пустоту в проёме двери, и тут же почувствовал чьё-то внезапное приближение. Приближение было настолько быстрым, что кровь моя казалось, превратилась в лёд. Что есть силы, я выпрыгнул на улицу. Я был спасён... Пока…wink:
