Замок на скалистом отроге близ Чимитирула не все время стоял пустым: раз, а то и два раза в сотню лет, появлялся в нем новый хозяин. Все одинаково случалось – поначалу вспыхивал в ночном оконце свет, к утру гас, и так – из ночи в ночь. Потом замечали на рынке нового покупателя – нездешнего, местные-то все друг друга в лицо знали, – тот бродил по рядам, приценивался, набирал еды на одного, складывал в корзину. Был пришелец обычно умом небогат, нелюдим, зачастую ущербен – хром, горбат или на лик уродлив, но чтобы силой обижен – никогда. Торговцы провожали такого мрачными взорами, прочие покупатели – сторонились, всем понятно было, к чему клонится. А уж как начинали пропадать в округе люди – любому тугодуму стало б ясно, что дело нечисто, в Чимитируле же обитатели на глупость не жаловались. Прижимисты порой бывали, неторопливы, но основательны. Чужаков недолюбливали. И летучих мышей не боялись. Знали, как с ними справляться.
Что Брашов? До него далече, со своими бедами надо самим разбираться. Серебра наплавить да ружейных пуль из него отлить – с этим кузнец управится, а уж заточить кол из осиновой жерди – вовсе дело нехитрое. Главное – собраться скопом, это полдела. А другая половина – решиться. Ведь всегда нужно все взвесить, чтобы ошибки случайной не вышло: одно – нежить извести, а другое – на дворянина по недомыслию покуситься; в последнем случае с головой на законном основании распрощаешься.
Чужаки в Чимитируле редки были: откуда ж им там густо водиться? – но и вовсе без них тоже не обходилось. Кочевал иной раз мимолетный цыганский табор, шумел, пестрел тряпьем. После смерти старого священника новый направлялся в приход волей митрополита: церковь – не мельница, по наследству не передается.
Ну, и хозяева замка, конечно.
Вскоре после того, как вместо дряхлого пастыря, прибранного в свой срок господом, стал приходским батюшкой крепкий отец Михай, загорелся в древнем замке огонек. Многие наблюдали свет недоброго окна; поди ж ты – казалось бы, что в поздний час положено людям спать, ан нет – поутру выяснилось: кто его только ни видел!
Вздыхали селяне, супились. Как всегда, тешились пустой надеждой: вдруг – не новый владетель объявился, а бродяги шалили? Где там! На другую ночь вновь светило. И на третью тоже.
А уж как приковылял на рыночную площадь детина – сам из себя перекореженный, лапы, что у медведя, - так ясно стало: дождались!
Походил слуга по рядам, съестного накупил. Покидал в мешок, взвалил на кривое плечо. Вроде, и мешок велик – да ведь и работничек не мал. Поди, сам все и умнет. Нужна ль его хозяину грубая пища?
Веселья в селе разом поубавилось. Те, у кого дома в сторону гор смотрели, повыскакивали – кто на тырнац, кто на придвор; следили, как слуга с мешком удалялся.
Неделя миновала, другая. Ничего не происходило – горело полуночное оконце, являлся за покупками уродливый слуга. Даже имя его стало известно – Шербан. А вот какому хозяину он служил – про то никто не ведал, кряхтел Шербан и отвечал расспрашивавшим неразборчиво.
- Может, и обойдется? – вопрошал сам себя староста, окруженный селянами.
Не обошлось.
На третью неделю пропала Разванова дочка. Переполошился Чимитирул. Дети здесь и в спокойные времена терялись, спору нет. Но когда в замке кто-то поселился – это уж событие особое. Искали девчушку, в лесок бегали, шарили в речке.
- Зряшная затея, - вздыхали старики. – Живой не сыщем. Сама собой объявится.
И правы деды оказались, и не правы.
Живую девчонку ни у реки, ни в лесном овраге не нашли. Но и тела ее не обнаружили.
- Неправильно это, - бубнили деды, головами трясли.
Разван едва ума не лишился. Жена его с лица спала, сидела в чиндэ у погасшей печи, пустыми глазами пялилась в стену.
- Нужно в замок идти! – бросился Разван к старосте. – Засел в нем кровосос!..
Тот мялся, глаза отводил:
- Может, дочка еще вернется?
А раньше возвращались? Сказывали, будто знавали такие случаи… Только кто ж им был рад?
Допек Разван старосту.
Староста – к отцу Михаю:
- Видно, придется насчет упыря дознание вести.
Вздрогнул священник, но с собой совладал:
- Если так, то бог нам в помощь.
- Людей поднимать сразу не станем. Мало ли что? Днем в замок явимся.
Кивнул отец Михай задумчиво: есть резон.
В полдень добрались до замка трое: священник, староста да кузнец. Кузнеца зазвали для уверенности – силен, как черт! – и для солидности: ковалей на селе всегда уважают.
Брякнул староста кольцом в запертые ворота. Никто не отозвался.
Брякнул в другой раз. Тишина.
Священник стоял позади всех.
Кузнец, для солидности сплюнув, громыхнул кулаком по створке: «С петель ее, разве, снять?»
Замахал на него староста руками:
- Погоди!
Захрустели башмаки за воротами, приоткрылось окошко, в ладонь величиной.
- Кто? – прохрипел Шербан.
- Скажи хозяину, что явились к нему гости из села – высказать уважение, - приосанился староста.
- Спит. Будить не велено, - Шербан отрезал.
- Разбуди! – рявкнул кузнец.
Шербан лишь головой помотал.
Кузнец набычился, но староста его отстранил и вопросил у пары глаз в окошке:
- Откуда ж вы прибыли? По какому праву в замке живете?
- Господарь пожаловал, - донеслось с той стороны. – Есть у хозяина грамота.
- Вот оно как, - протянул староста. – Господарева грамота – не шутка. Здесь нам шуметь не стоит.
- Не врет ли? – усомнился кузнец.
- Проверим при случае…
Случай вскоре представился.
На другой день прибыл в село Шербан, направился не на рынок – к старосте. Долго мусолил слова непривычно длинной для него речи:
- Мой хозяин зовет вас в гости. И товарищей ваших почтенных. Для вас завтра в замке ужин. Извольте быть на закате.
Шербан аж вспотел, пока все выговорил.
У старосты тоже испарина проступила – холодная. Но деваться некуда – нужно идти.
На рынке в тот день Шербан два мешка наполнил.
Сутки спустя, под вечер, снова троица была у ворот замка. Закат красил стены алым.
Шербан сдвинул засов, открыл воротину.
Староста, пастырь и кузнец ступили во двор.
Мрачен был замок, холоден и неуютен. Держа в кулачище фонарь, Шербан прошаркал по коридорам. Внутри помещения выглядели почти нежилыми.
В большой комнате был накрыт стол. Мясо и зелень грудились на тарелках.
На древней мебели лежала пыль. Свечи горели, из тьмы по углам тянулась на свет паутина. Ставни на окнах были задвинуты.
- Рад видеть вас в моем доме! – раздался голос.
Гости, застигнутые врасплох, смутились.
Вышел к ним хозяин. Был он крупен, в теле, силен. Бледен ли – непонятно: свечные блики любой цвет перевирают. Представился:
- Барон фон Баух.
Говорил учтиво, пригласил к столу.
Староста сел по правую руку, отец Михай – по левую. Кузнецу достался стул рядом со старостой.
- Шербан неуклюж, - извинялся хозяин. – Блюда подаст, вина принесет – но ухаживать за собой вам придется самим. Не обессудьте!
Староста улыбался почтительно: пустяки!
Кузнец лишь хмыкал.
- Мясо недурно, - нахваливал хозяин. - Есть пропеченное, а кто желает – тому с кровью. Вино же – просто замечательное. Уж если имеешь такие подвалы, как здесь, то грех не держать в них доброго вина!
Староста жевал, кузнец наливал себе до краев.
Отец Михай сидел, потупившись – кусок не шел ему в горло.
- Чувствую свою вину, что сразу не отдал вам дань почтения, - проговаривал фон Баух с нажимом в голосе. – Однако я долго прожил там, где уклад иной, нежели здесь: во многих странах принято развлекаться, давая приемы, ночью, а отдыхать после них – днем. Привычка к такому распорядку помешала мне.
Староста прижимал ладони к груди и кивал, соглашаясь.
- Но теперь мне захотелось сменить обстановку, - продолжал хозяин. – Я приобрел во владение этот замок и получил на него грамоту. Вот она, на стене, с господаревой печатью.
Трапезничали долго, со вкусом.
Встали из-за стола. Перед прощанием кузнец не удержался, приблизил нос к висевшим на стене начищенным палашам, а отец Михай, словно решившись, спросил:
- Не мешает ли вам отсутствие зеркал? Без них даже не поправишь на себе одежи!
- Я ж не девица, - фыркнул хозяин.
- И то верно, - поддакнул староста.
Покинув замок во тьме, троица пустилась в обратный путь.
- Странно, что не было в замке зеркал, - повторил священник. – Не потому ли, что считается, будто упыри не отражаются в зеркалах?
- Он отражается, - ввернул заплетающимся языком кузнец. – Я в полированном клинке видел.
- Да и сказки это, - добавил староста. – Не верю я в отсутствие отражения: это сродни похищенной тени.
- И в летучую мышь упыри не обращаются? – кузнец изумился.
- В летучую, должно быть, умеют. Но ведь в замке мы их не видели!
- Так ведь и хозяин был все время у нас на глазах.
- А в жарком-то я чеснок унюхал, - тер староста усы. – Требовал бы упырь чеснока к столу?
За разговорами вернулись в Чимитирул.
- Поздний час, - зевнул староста. – Спать пора.
- А я б еще подышал для облегчения, - возразил кузнец. – Посидел бы у речки.
Посмотрел на него при свете луны отец Михай, вздохнул.
Разошлись каждый в свою сторону.
А наутро кузнец сгинул – лишь сапоги на берегу остались.
Пересуды по Чимитирулу ходили – с чего бы кузнецу топиться? Спьяну, видно, оступился. Утопленника не нашли – уволокло, как пить дать, течением.
Погоревали о нем – ученики в кузне остались, вот только двум подмастерьям одного мастера не заменить.
А неделей позже – новая напасть: пропали Георгиу да Мирча.
Взбудоражилось село: как ни крути, а с появлением чужаков беды так и прут! Шептались селяне, косились на замок. Староста маялся: не упырь владетель замка, хоть и ведет себя чудно. Не похож!.. или ловко глаза всем отводит?
Отец Михай ходил бледен и молился.
Смутно было в народе. Шербана хотели прибить, но тот, как назло, не появлялся – засел в замке, словно выжидал.
Староста покрутился – делать нечего. Снарядили второе посольство – побольше, со старейшинами и теми из жителей, кто хотели свидетельствовать. За сборами упустили время, явились к замку под вечер. В предзакатных сумерках вытребовали хозяина. Шербан отпер – вышел из замка фон Баух.
Подтолкнули в спину отца Михая. Тот прокашлялся, выступил вперед:
- Поцелуйте распятие, умойтесь святой водой!
Рассмеялся хозяин замка:
- Что за суеверный вы народ! Вот, целую я крест, лью на себя воду. Дайте мне Писание – прочту вам из него. За кого вы меня принимаете?
Примолкли люди, утихомирились.
- Идите по домам! – наказал хозяин и скрылся в замке.
Побрело посольство восвояси.
По пути затеял один из стариков речь:
- Слышал я, будто старым РЅРµ-умершим все нипочем – и солнечный свет, и святые дары. Если что их и может упокоить – так это кол в сердце.
- Эх, - журил его староста, - кол любого утихомирит. И РЅРµ-умершего, и живого.
Отец Михай ежился, слушая жестокие слова, шептал молитвы.
Луку и Крыстю исчезли недели через две, а как не вернулась домой Марыська – взбунтовалось село. Все, кто ходить умел, направились к замку.
Должно быть, видел их Шербан издали – пылила толпа, шумела. Солнце высоко стояло.
Когда подошли ближе – ворота были распахнуты. Ждал хозяин во дворе, под лучами солнца, ярился. Верно рассчитал: стали бы створки ломать, распалились – никто бы его уж не слушал, а так – присмирели, хоть и не успокоились.
- Капустные у вас головы! – фон Баух кричал. – Стало быть, решили, что я – носферату? Дурни, сживете меня со свету, а люди-то пропадать продолжат! Вам наука, да только мне – утешение ли? Моим словам не верите – поверьте собственным байкам! Вот!..
Выхватил хозяин кинжал из ременных ножен – ахнули впереди стоявшие – да себя по предплечью полоснул. Хлынула из раны кровь.
- Видите? Течет из меня – теплая, живая! Толчками: стало быть, сердце бьется! Эх, дурачье, что за вампир из меня? Следите лучше за своими детьми! Или никогда они до меня не пропадали?
- Было дело, - признались в толпе.
- Взрослые из села прежде не скрывались ли? Не бежали в поисках лучшей доли?
- И такое случалось…
- Так чего ж вы явились ко мне с кольями? Прочь! Ступайте прочь!..
И пошли жители села, понурившись, в Чимитирул.
Пала ночь, но не спалось отцу Михаю. Кручинился он, места себе не находил. Выбрался со двора, потащился невесть куда по селу. Заслышал шорох, остановился. Показалось ли ему, что где-то рядом – человек? Замер отец Михай, стоял недвижно – пока не набросились на него из тьмы сзади и не скрутили.
- Вот вы и опять у меня в замке, - произнес знакомый голос. – Удивлены? Я-то – нет.
Связанный священник, стоявший у крюка в стене, тщетно пытался освободиться. Не мог – и рычал сквозь тряпку, запихнутую ему между зубами.
- Но сегодня вы останетесь без ужина, - вздохнул фон Баух. – Вы проиграли. Вы ошибались с самого начала, и нынче был мой триумф. Жители Чимитирула получили окончательное доказательство, что я не кровосос. Это и в самом деле так: я не упырь, я – людоед.
