Игоши - в славянской мифологии - дети кикиморы болотной или умершие младенцы проклятые своими родителями, некрещеные или просто мертворожденные младенцы, продолжают невидимо жить (и даже расти) там, где они похоронены, или в своем доме (достаточно часто мертворожденных младенцев закапывали в подполье или близ избы). Игош существо вообще непонятное - безрукий, безногий, невидимый дух. Если он живет в доме, то по части пустого озорства сто очков вперед даст и шишигам и кикиморам вышеназванных существ. Его боялись и уважали, и потому порой за столом отводили особенное место и выделяли отдельную тарелку с пищей и ложку. Обычно они незримы и ночью бродят по избе
Жили – были мужик с бабой, и была у них дочка красавица.
Вот дошла до них весть, что помер в дальнем краю старший мужнин брат, и потому надо ехать в те земли – получать богатое наследство.
Собрались мужик с бабой, а девку на хозяйстве оставили:
— Изба, скотина, пчельник огромный – за всем пригляд нужен.
Девка слыла недотрогой и разумницей, потому и оставили её без опаски, но разум – он молодым друг только лишь до поры до времени, частенько глупого сердца слушается.
Как так случилось, неведомо, но обольстил девицу красивый да лукавый работник, и в скором времени почуяла она себя в тягости.
— Видно, придётся тебе жениться на мне, – говорит милому дружку.
— Батюшка крутенек, да ничего – покричит, может, даже побьет сгоряча, но потом простит.
А работник тот уже имел в дальнем селе и жену, и двух детушек.
Побоялся, что это дело наружу выйдет, – и как-то ночью сбежал от своей любушки на родимую сторону.
Пождала она его, поплакала, а потом и ждать перестала.
Теперь все её мысли о том лишь, как скрыть от добрых людей, что нагуляла себе ребёночка.
И пижму она пила, и спорынью, и в бане парилась, и с крыши овина прыгала – ну все делала, что глупые девки в таких случаях делают, только ничего не помогло:
— Доходила до семи месяцев.
Вот – вот отец с матерью приедут.
Решила девка руки на себя наложить от позора. Приделала к крюку в потолке верёвку, петлю навязала, сунула туда голову – да и шагнула с табурета. А крюк возьми и сломайся.
Грянулась она оземь – и так зашиблась, что тотчас родила преждевременного ребёночка, который на свете не зажился:
— Крикнул только один разок да и умер.
Закопала его грешная мать в саду, едва управилась – родители на пороге:
— Как без нас жила – поживала? Что такая худая да бледная?
— Устала, – говорит она, – да соскучилась – мочи нет.
Собрали праздничный ужин, рассказали о своём путешествии, а как гости разошлись и пошли хозяева спать ложиться, вдруг слышат, кто-то скребётся под окошком да кричит тоненьким, жалким голосом:
— Как меня зовут? Как меня зовут?
Отец с матерью понять не могут, что творится, а девка наша лежит ни жива ни мертва:
— Поняла, что плачет за окошком её дитя некрещёное.
Кое-как ночь избыли, лишь под утро заснули. А назавтра повторилось то же самое. И на третью ночь.
— Что за беда? – дивуются родители.
— Уж не игоша ли к нам повадился? Но откуда бы ему тут взяться?
А голосок за окошком все кричит:
— Как меня зовут? Как меня зовут?
Не выдержала грешница, вскочила с постели, подбежала к окошку и крикнула:
— Егорушкой!
И перекрестила ночную тьму. Вмиг все стихло за окном, больше игоша никогда не являлся.
Девица-то знала, что сыночка родила, ну, значит, и должна была назвать мужское имя.
А если пол ребёнка не угадаешь, игоша никогда не отвяжется, хоть целый век кричать – плакать по ночам будет.
Ну вот, а потом повинилась грешница во всем перед отцом с матерью и в монастырь ушла, грех свой замаливать.
Не в том грех её, что дитятко нагуляла, а в том, что со свету его сжила, душу невинную.
