Дед и каллизия
Эта полу-мистическая история случилась с моей мамой в 70-е годы.
Во время очередного планового медосмотра на краснодарском заводе, где она работала, у нее выявили доброкачественную опухоль – миому. Поставили ее на учет и отправили с этим жить. Мол, заходите в поликлинику, наблюдайтесь, а когда опухоль станет критической или злокачественной – будем вас оперировать. Что тогда отнюдь не гарантировало исцеления.
Жить ей — в обнимку с этой бомбой замедленного действия — было страшно. От официальной медицины помощи нет, пришлось искать ее у неофициальной. Мама, рискуя как сапер, испробовала на себе все: всевозможные натирания, бесчисленные травы и настойки, и даже заговоры. Но, невзирая на эти боевые действия, опухоль бодренько росла, неуклонно приближая ее встречу с хирургом. Или, скорее — с кладбищем. Тогда такой диагноз фактически являлся горящей путевкой на погост. Одна радость – больничный маме выдавали по первому требованию. Но она не часто пользовалась этой привилегией – на работе веселее, да и дома лишних вопросов не задают. К слову сказать, мы об ее беде ничего не знали.
Правда открылась, когда к нам в гости собрался мой брат, живший в Сибири. Узнав о его приезде, мама побежала в поликлинику. Мол, у нее там есть «свой» врач, он за деньги ей больничный выпишет, чтоб с сыном дома побыть.
А оттуда она вернулась слегка не в себе.
«Врач больничный последний раз мне дал, — смеясь и плача, заявила она. – Сказал — больше за ним не приходи». Мы слегка опешили – о чем тут горевать? Ну, найдется другой такой же «свой» врач-мздоимец. Бабушка же, имея довольно нелицеприятный нрав, сурово сказала ей: «Ты, мать, случаем с ума не съехала? Чему радуешься-то»? «Я ведь теперь совсем здорова!» — продолжала нести околесицу мама. «А с виду не скажешь!» — буркнула бабуля. «Как же я вас всех люблю!» — еще больше изумив нас, заявила мама и бросилась обнимать бабушку, а потом и меня с отцом. Короче, когда мы привели ее с помощью валерьянки в относительное душевное равновесие и потребовали разъяснений, то — как обухом по голове, получили их: задним числом прознав об ее страшном диагнозе.
«Я не хотела, чтоб вы знали, — сказала мама. – Потом поплакали б один раз, да и все! А я уж привыкла, что скоро помирать. Лишь об одном Бога молила – не долго б лежать и вас не обременять. Вот и молчала. Только посуду себе отдельную завела. Вдруг я заразная». «Помню! – с обидой воскликнула бабушка, не терпевшая от себя тайн, передразнив: «Эта тарелочка с розочкой и чашечка с фиалочкой – мои». — И поджала губы. – Сроду у нас такого не водилось! А я б и не боялась! Зараза к заразе не пристанет! – Гордо подняла она голову. И спохватилась: А с чего это ты взяла, что здорова?» «Мне сегодня об этом в поликлинике сказали!- успокоила ее мама. — Чисто, никакой опухоли!» Бабуля подозрительно к ней присмотрелась: «На здоровую ты не больно похожа! – И вдруг бухнула: Это они, наверное, отправили тебя помирать! Так часто делают». Мы снова испугались, а мама воскликнула: «Нет, я точно знаю, что здорова!»
Здесь уж все потребовали доказательств. И услышали такую историю:
- Я четыре года искала нужное лекарство, да все зазря. А тут месяца четыре назад услышала в автобусе, как одна женщина кому-то рассказывает, что ее соседка вылечила сына от рака какой-то травкой. Я, конечно, выпытала у нее адрес соседки — будто для своей знакомой. Она назвала улицу и квартал, где стоит дом, а вот номера не помнила. Сказала только, что соседку Валей зовут.
Я взяла на работе отгул и поехала ее искать. Постучала в чью-то калитку, спросила Валю, у которой сын раком болел. Мне сразу показали: видишь, мол, дом — все окна цветами заставлены? Там она и живет. На мой стук вышла женщина, не старая, но седая, как столетняя старуха. Я стала ей что-то объяснить, но она, отмахнувшись, сказала: «Заходь у хату, там поговорим». Спрашиваю: «Вы Валя?» «Та Валя я, Валя!» — отвечает и за стол усаживает. «Что ж вы чужого человека в дом впускаете?» – говорю. А она: «К мени теперь тики чужи люды и ходють. И вси за одным. – И указала на окна, уставленные разнокалиберными горшками и заплетенные растениями. – За оцым цвитком от рака. Ось и ты прийшла – и гарно. Бэри який хочешь! На оцый!» Сняла с подоконника самый большой горшок и сунула его мне. «Сколько я вам должна?» – спрашиваю. «Нискики!- рассердилась она. — Я усим за так даю — в благодарность Богу за мого сыночка!» Я говорю, мол, что это за цветок да как им пользоваться, и точно ли он поможет? Валя вздохнула и, сев напротив, ответила: «Я нэ дуже грамотна, рецептив нэ знаю. Называют золотой ус. А про то, поможе ли вин… Це одын Бог знае. Ось я расскажу тоби, шо зи мною було, а дале ты сама решай, верить в нэго, чи ни».
И вот что я от нее услышала:
В конце зимы привезла Валя своего двадцатилетнего сына из больницы домой — помирать. Рак желудка в последней стадии. Он не вставал и почти не ел. «Зъисть ложку-две, а воно обратно, — жаловалась Валя. Говорит ей: «Устал я, мамо. Унеси, я потом доем». Она все глаза проплакала: «Помирает сыночек. Хочь бы трохы поел, совсим угасае». А тут однажды просит он у нее груш: «Щоб як мед булы». Она бегом на Сенной рынок — выполнить предсмертное желание сыночка. Ходит по рядам, а слезы из глаз так сами и бегут. И, как на грех, груши все никудышные – то кислые, то твердые…
Встала она посреди рынка и разревелась. Люди окружили ее, спрашивают — что случилось? Может, деньги украли? «Та кабы б деньги!» И тут подошел к ней старичок, худенький такой, белый как лунь. Одет совсем не по сезону. Холодина стоит, едва снег сошел, а он — в белой холщовой рубахе, подпоясан веревкой, и босой. Погладил ее по голове и говорит: «Не плачь, Валентина, твой сын скоро будет здоров. Ты еще на его свадьбе погуляешь и внуков своих понянчишь!» Она удивилась: «Видкиля вы мени знаетэ?» А старичок приказывает: «Ты здесь больше время не теряй. Езжай в сельхозинститут, у них в дендропарке есть теплица, найди там старшую – Надеждой ее зовут. Спроси у нее цветок от рака. Только поторопись, а то опоздаешь». И, сказав так, скрылся в толпе. Валя спохватилась: надо бы спросить, как его звать? Надежде-то не скажешь, что к ней ее босой дед с рынка прислал. Хотела Валя догнать старика, а его нет нигде. Спросила у торговцев рядом (проходящие-то уж давно прошли), а те у виска крутят: «Какой еще «дидок»? В рубахе до колен? Босой? Это в такую-то холодину? Да ты чо, тетя? С дуба упала? Не было здесь такого! Э-э, да ты, видать, на головку больная».
Вышла Валя из рынка, постояла на остановке и поняла, что не может домой идти теперь, когда ее надеждой поманили. Хоть и странный какой-то дедок. Решила — был он, не был, а попытаться надо. Хуже уже не будет.
Приехала Валя в сельхозинститут, зашла в теплицу, здесь к ее удивлению и Надежда нашлась — сердитая молодая женщина. Кстати старшая там – бригадир. Посмотрела она на нее нелюбезно и как гаркнет: «И тебя дед с рынка прислал за цветком от рака? – Валя испуганно кивнула, а бригадирша закричала: Да когда ж это кончится!? Я этого деда в глаза не видела, а он всех ко мне шлет! Учти — у меня больше нет! Вот, последний остался! – Указала она на сиротливый горшок в углу. – Забирай, пока я не передумала и уходи! Все, нету! Так ему и передай!» «А шо з цим цветком робыть? — осмелилась подать голос Валя. — Исты, чи варыть его?» Надежда оторвала третью часть листка и сунула ей в руку: «Вот по столько ешь три раза в день!»
Валя бежала домой, будто ее горшок был наполнен алмазами. Она верила, что цветок спасет ее сына. «А як же ж! Бачишь? Не помэрэкалось мэни! Был цей дидок!– убеждала она меня. – И Надежда знайшлаась! И цвиток цей взаправду от рака оказався и вин последний у неи був. А дед так и казав. И ще б трохи я б опоздала. Вона б ёго кому другому отдала!» «А что дальше было? Где сейчас ваш сын?» — говорю ей. «На работе, — гордо ответила Валентина. – Вин у мэнэ шофёр».
Говорила, что стала она ему давать листочки и через три дня сын сам попросил борща. И съел целую тарелку. Через неделю он все подряд ел и стал ходить по дому. А через месяц пришел в поликлинику, чтобы закрыть больничный. Там долго не могли поверить, что он жив и, главное — здоров. Но обследования это подтвердили.
«Зараз осталось мэни тики внуков дождаться, — счастливо сказала Валя. – Та вин у мэнэ хлопчик гарный, дивчат хороших кругом богато. Будут и внуки, я знаю. А я вот решила, як сынок пиднявся, шо надо цэй цвиток вид злой хворобы ростить. Бригадирша ж Надежда отказалася. А бачишь — Бог и людей до мэнэ приводит. Я уж их и не пытаю видкиля воны? Яка разныца, я усих приймаю. Так шо, дивка, бери и лечись на здоровьичко. Хочь верь, хочь ни, а поможэ. Инши заходют описля, благодарят. А за що? Мэни ж не тяжко. Я тики рада. Це ж – в благодарность Богу за сыночка».
Выслушав эту историю, — рассказывала мама, — я не знала, что и думать. Странно все — старик какой-то босой… и вообще — может, это средство только от рака желудка? Да и цветок этот, широкими листьями похожий на тюльпан или кукурузу, какой-то декоративный. И совсем безвкусный, будто бессильный. Но я, как и Валя, решила — хуже уже не будет. Попробую еще разок. Щипала по кусочку, жевала месяца два, потом забыла о нем. Вон он стоит, видали — разросся, как пальма, во все окно. Ну, стоит и стоит…
А сегодня мой врач, выписала больничный и, для галочки стала меня осматривать. И вдруг заявила: «У вас нет миомы!» Я думала, ослышалась. А она опять свое: мол, сегодня я выдам вам больничный, но с учета я вас снимаю. Мол, сдадите на всякий случай анализы, но я и так вижу — вы здоровы. Вот чудо-то! Она все допытывалась, чем я вылечилась, но мне было не до того. Я домой побежала – вас обрадовать!
Да уж! Обрадовала. Мы же всё это время и горя не знали, пока она на тот свет собиралась.
Сейчас моей маме 82 года. У нее артроз — суставы болят, гипертензия — высокое давление мучает, стенокардия – сердце пошаливает. Но никаких опухолей нет и в помине. А цветок этот, по-научному – каллизия душистая, народное название – золотой ус, живой волос, дальневосточный ус, домашний женьшень, у нас и сейчас есть. Мама его выращивает и раздает всем желающим. Кто ей особо понравится – тому эту полу-мистическую историю рассказывает. Многие знакомые и не очень, благодаря этому красивому растению, избежали сложнейших операций. А может и смерти. Назначат им операцию, а пока очередь подойдет – надобность в ней отпала. Потому что все это время человек ел три раза в день этот декоративный с виду цветок «вот по столько» от листка.
Сейчас, слава Богу, о каллизии все знают. А в то время о ней никто и не слыхал, кроме Вали и ее босого дедочка с рынка. Мы поначалу о нем много говорили. Что это был за дед, никто не знает. Кто-то предполагал – Феодосий Кавказский, другие – Николай Чудотворец. В общем – святой. А поскольку он прозорливым был (судьбы по лицу читал) и добро нес, возможно, что и так.
