Автор: Зинаида Расскажу вам еще одну правдивую историю, которую мне довелось пережить.
Случилось это давно, еще в 70-е годы прошлого века. Дремучие были времена – ни сотовых телефонов тебе, ни плееров, ни классового расслоения. Мне тогда было всего 17 лет и я была студенткой Краснодарского вуза.
После того как вывесили списки поступивших, всех счастливчиков-первокурсников, как это было тогда принято, отправили в колхоз на сбор гибнущего без наших молодых рук урожая. Жили мы в палатках, питались впроголодь. В общем – романтика.
Нам доверили очень ответственное дело — собирать в поле перезрелые огурцы. А некоторым, напротив, хотелось винограда, который активно спел неподалеку. И вот однажды, как только стемнело, мы, десятка два оголодавших студентов, пошли приступом на виноградник (еще не зная, что его охраняют с овчарками и ружьями). Рассыпавшись по дороге парами и группками, беззаботно болтая и хохоча, мы брели прямо в лапы охранников. За мной неотступно следовал Витька Зайцев (в просторечии – Заяц), рассказывая о том, что едва увидев меня, самую красивую на свете, он сразу понял – без меня ему не жить. Я не возражала. Самую так самую. Не жить, так не жить. Надоело противоречить абсурдным утверждениям поклонников. Стрекотали цикады, веяло прохладой после жаркого дня, светила колдовская луна, заливая серебристым светом туманные дали, темнеющий в отдалении виноградник и высокие пирамидальные тополя, стоящие стражами вдоль дороги. Все было таинственно и прекрасно, как и положено в юности.
И вдруг я остановилась, как пораженная молнией. Я перестала понимать: где я нахожусь, куда иду и что это за люди рядом? Из моих глаз хлынули слезы. Заяц испуганно спросил: «Что с тобой? Ты поранилась? Где? Покажи! Хочешь, я понесу тебя на руках?» Услышав его истерические вскрики, алчущие винограда окружили нас, спрашивая — что случилось? Я не могла ничего объяснить, меня трясло, ноги подкашивались. От безысходности я села прямо в траву у дороги. Все стало отвратительно: толпа каких-то назойливых людей, нахально светящая в лицо луна, незнакомая дорога на краю света. Зачем я тут? Мне надо уйти. Но куда? Заяц опустился рядом. «Скажи, чем я могу помочь?» Остальные, потоптавшись, пошли дальше, к виноградникам. Мало ли что у нас на уме? Дело молодое.
Я поднялась и поплелась обратно в лагерь. Заяц поспешил за следом, что-то рассказывая. Кажется, что его мама-врач быстро подлечит мою расшатанную нервную систему. Завтра же, мол, поедем к ней в Пятигорск. Меня трясло, как осиновый лист, зубы выбивали дробь, не отдавая отчета в своих действиях, я прошла мимо лагеря. «Ты куда?» — воскликнул Заяц, забегая вперед. Не знаю, что со мной творилось, но меня непреодолимо тянуло в ту сторону. «Мне срочно нужно домой» — пробормотала я. «Но уже одиннадцатый час! Автобусы не ходят, а до города километров восемь. Давай завтра? – вскричал Заяц. – После работы. Тебе надо поспать, успокоиться». «Нет!» – всхлипнула я и быстро пошла по берегу реки в сторону Краснодара, тут же услышав позади его шаги: «Я с тобой!»
Мы долго продирались по заросшему кустами берегу, потом, минуя лесок, вышли на асфальт и отправились по Темрюкской трассе, идущей к городу. Холодало. Заяц, чтобы успокоить меня (или себя?), рассказывал летчицкие истории. Признался, что его комиссовали из летного училища из-за того, что во время полета у него из ушей пошла кровь. «А мне даже больно не было! Представляешь? Высокое давление – гипертензия. Но мама меня вылечила! – торопливо оправдывался он. – Не думай, я не слабак. Я на турнике по сто раз подтягиваюсь!» Стало совсем холодно, а на мне только футболка и спортивные штаны. Заяц снял рубашку, накинул мне на плечи. «Что я делаю? Зачем?» – моментами приходила я в себя, но тут же волосы на моей голове начинали шевелиться и накатывала волна страха, снова гнавшая вперед. Как сомнамбула, я вышагивала километр за километром.
На освещенные улицы Краснодара мы вошли уже далеко за полночь. Вот и мой дом! Благо, он был на окраине города с нужной стороны. Заяц, радуясь, что не слышит возражений, бормотал, во что он меня оденет, когда мы поженимся: обязательно в белую шубку, белые сапожки и белую шапочку из песца (видно, он очень замерз). «Ты же — моя Снегурочка! — беспрепятственно лепетал он. Я открыла калитку и обмерла: во всех окнах горел свет. На порог выбежала бабушка и, ничуть не удивившись моему появлению, вскрикнула: «Мать на скорой в больницу увезли! Ее током убило!» Больница была в двух кварталах и мы с Зайцем побежали туда.
На наш сумасшедший стук из двери приемного покоя вышла заспанная медсестра. Выслушав мою просьбу — пустить к убитой током матери — она недовольно ответила: «Во, чумовые! Жива твоя мать. Спит! Утром приходите! Время-то знаете сколько? Два часа! Визитеры, твою…! Идите домой, а то я милицию сейчас вызову!» «Спасибо!» — обрадовалась я, готовая расцеловать ее.
Вытирая счастливые слезы рукавом рубашки, я только теперь заметила, что Заяц раздет до пояса (практически — без шкурки). «Ой, извини!» – пробормотала я, снимая его рубашку. А он, странно глядя на меня, сказал: «Всегда, пожалуйста! Скажи, как ты узнала, что с твоей мамой несчастье?» «Не знаю, я и не знала. Просто страшно было, — устало зевнула я. – Пойдем к нам, хоть немного поспим. Завтра рано вставать. Спасибо, что проводил». «Да я для тебя… Только ты вот
»
Заночевать у нас Заяц отказался (неудобно!) и вернулся в лагерь, чтобы предупредить наше строгое начальство о причине моего бегства. Он туда наверняка только к утру дошел.
В больнице мне с мамой поговорить не удалось. Она лежала вся черная, наверное — от электричества, молча, посмотрела на меня и из ее глаз потекли слезы. Я тоже заплакала. Вошла медсестра и выпроводила меня. Мол, нечего больную расстраивать. И только позже, уже дома, мама рассказала мне о пережитой ею клинической смерти.
- Ты знаешь, доча, я ведь на том свете побывала.
Удар током я не почувствовала. Шла по двору в летнюю кухню и вдруг стала куда-то падать. Летела вверх лицом с каким-то ужасным резким свистом. А свет вверху все уменьшался, пока не превратился в точку. А потом – удар и полная темнота! Я лежала на спине на дне глубокого колодца. И мне там было так хорошо, так спокойно. Никакого сожаления не было, что я умерла, и обратно мне совсем не хотелось. Казалось, прошла целая вечность. Вдруг — страшный удар и какая-то сила стала толчками выталкивать меня наверх. Это сосед дядя Коля начал делать мне искусственное дыхание. А мне так не хотелось назад! Потом я услышала редкие громкие удары: БАМ, БАМ, БАМ! Потом они участились. Я догадалась — это мое сердце снова заработало. А вскоре я поняла, что должна вернуться в свое тело. Мне показалось — это холодная и противная свиная туша. Но мне зачем-то надо было в нее влезать, хотя очень не хотелось. А потом вдруг я все равно в ней оказалась. У меня начало все болеть, каждый мускул, каждая клеточка. Где-то далеко я услышала сильный шум. Потом вспомнила — это голоса. Но я не понимала ни слова. И не хотела их слушать. На земле так плохо! Но вот меня назвали по имени и я вспомнила кто я. Открыла глаза: надо мной склонились лица, но я никого не узнавала. Кто-то громко плакал и кричал. Это мама: «На кого ж ты меня покинула? Что же будет с детками?» Я не хотела ее слушать. Мое тело было одной сплошной раной, а свет больно резал глаза. Мне хотелось назад, в колодец, там было так спокойно. Но я знала, что это уже невозможно.
Закончила она свой рассказ так: «Говорят, на том свете небо, рай, цветы, деревья да ангелы. А почему же я падала вниз, в черный колодец? Значит я – грешница. Может, это и есть ад? Но он совсем не страшный. Если бы мне рай показали, наверное, в колодце мне бы не понравилось. Надо бы жить по-другому: по божьи, что ли, чтоб в рай попасть. Но как? Я знаю теперь, что душа бессмертна».
Однако, спустя некоторое время, мама забыла о своем падении в колодец. И уже опять не верила ни в мистику, ни и загробную жизнь.
А потом я узнала, почему бабушка посчитала, что маму увезли мертвую.
Поначалу врач скорой даже не смог определить причину бесчувственного состояния пострадавшей, которая неподвижно лежала посреди двора в луже воды, а набежавший народ галдел так, что из их слов невозможно было что-то понять. Они ведь и сами толком ничего не знали. Кто кричал, что она с крыши упала, другие – про сердце намекали, третьи – про ток. Бабушка от страха голосила. Врач рассердился и, приказав всем замолчать, стал обследовать ее. Но был в полной растерянности.
Во-первых, у пациентки было опухшее лицо — от глаз остались только щелки (мама была на больничном из-за аллергии на амброзию, от которой оно отекло). Во-вторых – ее тело покрывали жуткие синяки (от слишком активно проведенного дядей Колей искусственного дыхания на асфальте). А в третьих — на ее животе имелась большая обугленная дыра (от упавшего электрического провода). Да и лежала она вся мокрая, будто только из речки выбралась (бабушка, решив, что это обморок, приводила в чувство, выплеснув на нее ведро воды, что маму, в общем-то, и доконало). В конце концов, врач сдался, приказав положить бездвижное тело на носилки, и увезя в больницу.
Там состоялся консилиум врачей. Мама говорила, что когда ее положили на стол, у врачей от удивления глаза на лоб полезли, а она от шока еще говорить не могла, и потому только смотрела на них своими щелками.
Но вскоре этот клинический случай был разъяснен. Домой моя мама вернулась уже полностью здоровая. Кстати, с этого случая ее аллергия на амброзию исчезла навсегда. Лечение этого недуга смертельным ударом тока оказалось очень эффективным, только вот вряд ли его можно кому-нибудь присоветовать.
Когда я через пару дней вернулась в студенческий лагерь, все на меня смотрели… как будто я – тайный агент ЦРУ. И настойчиво интересовались: потомственная ли я колдунья и что я еще могу? Не предсказываю ли судьбу? Не обладаю ли гипнозом?
«Просто интуиция, — пожала я плечами. – Никакого гипноза. Да не умею я ничего, что вы пристали, никакая я не колдунья!»
Я и сама не знала что, — когда мама едва не покинула этот мир, — меня притянуло домой.
Кстати, в тот вечер всех незаконно жаждущих колхозного винограда охрана выловила, а институтское начальство строго их наказало, лишив на полгода стипендии.
Так что, выходит, нам с Зайцем, осуществившим незапланированный ночной марш-бросок к городу, еще повезло.
