Весна начиналась на морском берегу Суруга. Нежная зелень оживляла заросли бамбука. Розовое облако тихо опустилось с неба на ветви зацветавших вишен. Сосновые леса струили весенний аромат. Тихо было на берегу, только море рокотало. Чуть слышные звуки доносились издалека. Быть может, то была песнь шумящей воды, быть может - шум проснувшегося ветра, быть может - мелодия плывущих облаков.
Небывалая, нежная музыка то усиливалась, то затихала, и звуки походили на шум морского прибоя; медленно, незаметно все приближалась и приближалась музыка. Из-за вершины горы Фудзияма видно было снежно-белое облако, спускавшееся за землю.
Ближе и ближе доносилась музыка. И внезапно задушевный, чистый голос запел песню, которая вся дышала миром и спокойствием месячного сияния. Белое, перистое облако неслось к морскому берегу. Одно мгновение покоилось оно на взморье и затем растаяло. У моря стояла юная девушка в сверкающем одеянии. В руках она держала сердцевидный инструмент, и в то время как пальцы ее касались струны, она пела небесную песнь. На ней было одеяние из перьев - белое без единой отметинки, как грудь дикого лебедя. Юная дева смотрела в далекое озеро. Затем она направилась к сосновому лесу, окаймлявшему морской берег. Птицы порхали вокруг нее. Они садились ей на плечи и прислонялись своими мягкими головками к ее щекам. Она нежно гладила их, и птички, осчастливленные, отлетали от нее. Юная дева повесила свое одеяние на ветви сосны и пошла окунуться в море.
Был полдень; один рыбак присел под сосной обедать. Внезапно заметил он ослепительно белое одеяние.
- Быть может, это дар богов! - сказал рыбак Гай-Руко, подходя к нему.
А платье было такое душистое, такое нежное, что он боялся и дотронуться до него, но, в конце концов, все же его снял. Перья на нем были удивительно сотканы, и нежные, изогнутые крылья украшали его на плечах.
«Снесу-ка я его домой, - подумал рыбак, - и счастье посетит нас».
Но в это время юная дева вернулась с моря. Рыбак не слышал шума ее шагов, пока она не стала перед ним.
И внезапно раздался ее нежный голос:
- Одеяние принадлежит мне! Отдай его мне, прошу тебя!
Рыбак стоял молча, как громом пораженный, потому никогда еще не видел он такого грациозного создания. Она казалась не от мира сего. И сказал он:
- Как твое имя, дивно прекрасная дева? И откуда ты?
Тогда она отвечала:
- Ах, я одна из юных дев, которые прислуживают луне. Я являюсь с мирным известием к океану. И я шепнула ему на ухо об отливе, и теперь должна снова вернуться на небо.
Но Гай-Руко возразил:
- Я хотел бы посмотреть, как ты танцуешь, прежде чем ты улетишь отсюда!
Дева Луна отвечала:
- Отдай мне одеяние из перьев, и я протанцую небесный танец!
Рыбак стал было противиться:
- Танцуй, - говорил он, - тогда я тебе отдам одеяние.
Вся сверкающая, юная дева гневно воскликнула:
- Злые духи унесут тебя в свое царство, если ты будешь сомневаться в словах богини! Без моего одеяния я не могу танцевать. Каждое перышко на нем - это подарок небесной птички. Их любовь, их вера носят меня по воздуху.
И когда она произнесла эти слова, рыбак застыдился и сказал:
- Я поступил против совести, прости меня! - и подал ей одеяние, и Дева Луны облеклась в него.
И поднялась она от земли, тронула струны и запела. Чисты и невыразимо прекрасны были звуки ее пения. То была ее прощальная песня с землею и морем. Когда она кончила ее, то заиграла веселую, с трелями, песенку и стала танцевать. Мгновениями она слегка касалась поверхности быстро пенящегося моря, затем своею маленькой ножкой - вершины сосны вышиной до поднебесья. А затем проносилась мимо рыбака и улыбалась, когда трава шуршала под ее ногами; она летала по воздуху вокруг деревьев, между бамбуковой зарослью и под ветвями цветущей вишни. И музыка не умолкала, и не переставая танцевала дева, а Гай-Руко любовался ею, полный удивления и восхищения, потому что ему казалось, что это грезится дивно-прекрасный сон...
Но внезапно веселая музыка смолкла. И танец прекратился. И тогда запела девушка о месячном свете и о тишине вечера. И в то же время она кружила по воздуху, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и поплыла она прочь оттуда над лесами к далеким горам.
Музыка еще звучала в ушах рыбака, а дева уносилась все дальше и дальше. Гай-Руко глядел ей вслед, пока еще можно было различить ее снежно-белую фигуру. Но ветер все еще доносил легкие звуки песни, пока они - один за другим - не затихли вовсе.
А рыбак снова был один, один с плеском моря и благоуханием сосен.
