Черт Горчила проснулся, как всегда в тот момент, когда солнце коснулось земли своим нежным красным краем. Еще не успело оно закатиться за гору, как Горчила уже был чисто выбрит и плескался в миске с теплой водой: он вымыл мылом свои острые уши, щеточкой отполировал когти и начал одеваться. Между тем его мать варила ему завтрак.
Словом, Черт Горчила начинал свой день, когда мы начинаем ночь.
Как совсем стемнело, весь справный, причесанный, свежий, даже немножко надушеный одеколоном из чертовой бороды, растущей по болотам, Горчила взял свою перечницу и насыпал в нее тертого перца. Перец был сладкий, как сахар, а душистый, как имбирь.
- Мама? - спросил Горчила, - это последний уже перец? Не забудьте набить впрок, потому начинаются человеческие праздники, а сами знаете, что на святках мне наибольшая надобность ...
Он остановился, потому заметил, что мать как раз вышла на кухню и не слышит его речи.
- Да она и сама знает! - подумал он, тогда крикнул: "Спокойной ночи!" - и вышел из своей хижины, которая была под скалой в пропасти.
- Уже на работу? - спросил Тот, что в скале сидит.
- Ага! Перед праздниками должен раньше. Будьте здоровы.
- Счастливо! - крикнул Каменник и отправился в горы.
А Горчила, легко перепрыгивая с острия на острие, быстро оказался на обрыве и незаметно темной тенью над самой землей полетел в город.
За несколько шагов он догнал двух рыбаков, возвращающихся домой с реки и громко бранившихся. Они не ссорились, а ругали так себе в воздух, не знать кого, с досады, что им не повезло в ловле. Был почти в руках огромный сом, который забился прям головой в куль в неводе, но уже на берегу выскользнул, ударил хвостом по воде, аж волна пошла берегами, и нырнул в воду.
Когда Горчила поравнялся с рыбаками, один из них - ласковый и мягкий Петр Жовноватый говорил:
- Ну, подожди, проклятый! Бежал теперь, но не убежишь завтра. Такая рыба в нашей реке нигде от нас не скроется! .. Будет ирод наш! ..
- Чертов отец его теперь уловит! - терпко ответил рыбак Семен Кошляк, сплевывая в сторону.
Горчила улыбнулся. Он хорошо знал этих рыбаков, часто проходящих лодкой под его жильем. Ему даже захотелось их поздравить и сказать, что его отец никогда не рыбачил. Но он не хотел их напугать, промолчал, а, чтобы подсолодить их горькое настроение, вытащил перечницу и едва заметно сыпанул по одной только пылинке им на языки, когда они раскрывали рты при разговоре.
Рыбаки моментально замолчали. Не знать чего теперь им стало жаль ту большую рыбу, которая так радостно выскользнула из рук.
- Э-э! - сказал Петр, - пусть погуляет еще немного.
- Да пусть гуляет! - так же совершенно спокойно ответил Семен.
- Хорошая рыба! Но жалко было бы такую забивать. Видел, как он плеснул хвостом, когда выпутался? Аж весело было смотреть.
Горчила улыбнулся снова. Он знал, что это делает его сладкий перец, от которого сразу меняются человеческие мысли, а на языке появляются добрые, спокойные слова.
Миновав рыбаков, быстро помчался дальше.
Перелетая селом, Черт заглянул в один дом, откуда слышался громкий детский разговор. Горчила любил детей, а потому и остановился у раскрытого окна.
- Ты зачем сдохла мою бабочку? - наседал маленький мальчик на девочку и сжимал кулачки. - Я его кормил, а ты его мне сдохла!
- Он сам себе сдох, потому что еще же холодно. Я его не занимала, чего ты ко мне цепляешься, Киньдратву, - и она показала ему язычка.
- А ты - Галка! Галка! Галка! Ворона! - поддразнивал парень.
- А ты - Киньдратву!
- Врешь: я - Кондрат!
- И ты врешь, я - Галя, а не ворона.
- А зачем ты сдохла мою бабочку?
Горчила снова улыбнулся и сыпь перцем на язык мальчику, а затем и девочке. Дети посмотрели друг на друга, ссора как-то сама собой утихла и они засмеялись. Затем ухватились за руки и начали прыгать, распевая очень умную песенку, которой научил папа:
Брат, Кондрат!
Ну-мо перья драть
Раз я, раз ты ... Ух! Уже летит пух.
Черт Горчила полетел дальше.
Много он обошел людей, но почти не было таких, чтобы ссорились. Только увидел, как грызлись на улице два хуторские собаки. Он, шутя, поперчил и на них, и собаки сразу утихли, замахали хвостами и большими кругами начали быстро кружить на площади.
Подлетая к городу, Горчила потряс около уха перечницей, она была полна, почти не сказалось, что он высыпал.
"И не удивительно, ведь перелетел селами, а в селах люди добрые, - подумал Черт. - А вот в городе, наверное, к утру все пораструшу!"
И действительно, еще на шлагбауме он наткнулся на первую ссору: один не хотел ждать, другой не хотел платить. А уже дальше, когда Горчила был над пригородом, то на каждом шагу он встречал людей, что грызлись друг с другом. Там видел, как полицейский бил пьяного, далее наминали бока три извозчика, там школьники мудрили, как украсть у еврея карандаш. На рынке же был настоящий балаган: торговки никак не могли расстаться с базара, хотя им уже давно было пора идти домой. Они доругивались. В другом углу босяки грызлись с крестьянином, полицейские гыркали на прохожих, в трамвае кондуктор ругал пассажира за то, что тот не имел мелочи, водитель ругал кондуктора, что он задерживает трамвай, на углу улицы поймали карманного воришку, в колбасном песик некой дамы украл кусочек ветчины, и там был шум. Везде по всему городу вспоминали Черта, и Горчила даже вспотел - так приходилось ему суетиться и спешить на всякий призыв.
И что дальше летел он городом, то чаще и чаще приходилось трясти своей перечницей. Когда на улицах немного утих шум и крик, Горчила не имел отдыха, перелетая с ресторана в кафе, из кафе - в театры. Там всегда были ругательства в галереях и за кулисами.
Так что, не было и полночи, а в Чертовой перечнице осталось только на самом донышке. Горчила даже начал беспокоиться. Он должен был летать до света, то есть до первых петухов, но знал наверняка, что заполночь в тех местах, где гуляют богатые господа, будет ему немало труда. Бесспорно, перца не хватит.
Он решил лететь домой, снова набрать полную перечницу и вернуться в город. Это было очень неприятно. Пришлось бы потерять много времени и, наверное, проморгать немало важных происшествий. Только и радовала его мысль, что по дороге его никто не задержит, ведь в селах люди уже давно спали.
Он поперчил последний перец нескольким музыкантам, сражавшимся под сценой оперного театра кларнетами, контрабасовыми смычками и гобоем, и полетел, как стрела, домой.
Когда же он перелетал снова пригородом, то заметил довольно непонятную на первый взгляд картину.
Под большим, хорошим домом, стоявшим в предместье, возилось на деревьях трое людей. Хотя ночь не была очень темная, но сразу нельзя было понять, что те взрослые люди могут делать на деревьях среди ночи. Видимо, чтоб снизу их никто не мог бы увидеть, они говорили между собой тихими голосами. Но Черт, спеша, летел напрямки домами и сверху их увидел. Заинтересовавшись, он присел на минутку, как ворона, на верховьях тополя и смотрел.
Между тем люди быстро подвешивали на деревья немалую сетку, будто тот гамак, что в нем любят покоиться господа, когда приезжают из города в деревню на лето.
- Ну, теперь мы вдвоем здесь управимся. А ты не теряй времени, лезь скорее! - сказал один из людей.
Тогда второй вытащил из кармана маску, нацепил себе на лицо, подлез к окну и потрогал: не откроется.
"Да, вот оно что, - подумал про себя Горчила. - Воры. Кто там живет?" – мелькнула у него мысль.
В то же мгновение он прыгнул в болван и вдруг оказался в доме. Он проскичил несколькими крупными пустыми покоями и увидел, что здесь живут какие-то очень богатые люди. Однако, самих людей нигде не было. Горчила пронесся по всем комнатам и, наконец, в одной маленькой увидел на кровати старую даму, которая спала. Так же спала в комнате возле кухни и старая служанка. Черт мгновенно пролетел по нижнему этажу, - там не было ни одного мужчины, даже куда-то завеялся и служка.
"Хорошо выбрали!" - подумал Горчила о ворах и направился к спальне дамы, куда именно лез вор.
На стене он увидел заправленную в рамку большую грамоту, на которой была написана той даме благодарность за добрые дела для детей. После этого он решительно решился не впустить сюда воров, что хотели забрать добро, которое могло пойти на благотворительность.
А тем временем вор с черным лицом уже вынимал стекло, чтобы просунуть руку и открыть задвижку изнутри.
Черт ухватился за свою перечницу, но там не было ни пылинки.
«Что же делать? Показаться ему? Так, наверное же, это такой злодей, что и живого черта не испугается!»
Тогда Горчила подскочил к вору и вовсю ударил его прямо в рот своей перечницей. Вор даже не вскрикнул, а вдруг стремглав полетел вниз. По дороге он ухватился за другого, второй сбил, падая, третьего, и все они, запутавшись в сетке, ударились о землю, как мешок с перловкой.
От того беспорядка проснулась госпожа, проснулась и старая служка. Горчила бросился бегом на улицу, разбудил ночного дозорного, что храпел под будкой для продажи шипучей воды, и показал ему на воров. Дозорный начал свистеть в свисток, чтобы прибежали полицейские.
Дальше Горчила не ждал, а как можно быстрее отправился домой за перцем. Он знал, что очень опаздывает, а потому летел, как вихрь.
Но дома его ждала досадная неприятность. Матери не было; вероятно, ушла к куме Ведьме. Перца также не было заготовлено, а ступы он не мог сам найти, так как не знал, куда ее засунула мать. Пока он слетал к соседней Ведьме занять ступу, пока натер перца, уже далеко перешло за полночь. Но хуже всего было, что его перечница разбилась. Пока он нашел вторую, старую, уже начали петь и петухи. Так и не полетел в ту ночь Горчила в город.
Поэтому той ночью в городе была сила всяких дебошей, драк и ссор.
А воров поймала полиция так, как они упали, как перепелки в сетке. Когда же их доставили в участок, то один уже не дышал. Позвали врача. Тот осмотрел мертвого и вытащил у него изо рта какой-то кругленький черепочек, весь истыканый дырочками.
Он посмотрел на ту вещь, повертел ее в руках, даже понюхал и, не зная что это, сказал:
- Это какая-то чертова перечница!
Все вокруг засмеялись, но никому и в голову не пришло, что доктор случайно впервые в жизни сказал чистую правду, то есть, как говорят по ученому, - "поставил верный диагноз".
