Что-то не ладилось, что-то было не так, раздражало, не укладывалось в голове. Я всё время пытался что-то сказать, но родители не слушали. Наверное, поэтому в нашем доме появилась эта женщина. С сухим кулем сальных волос на голове, в строго бесцветно-сером костюме из колючего трикотажа, на высоких тонких каблуках. Тяжёлые очки прятали безумные, сверкающие в полумраке глаза. И на равнее с этой безвкусной сухостью и строгостью, идеально красные, ядовитого цвета губы, поминутно растягивающиеся в полоумной змеиной улыбке.
Я лишь беспомощно наблюдал, как эта жуткая женщина уговаривает мою мать отдать меня в приют для перевоспитания трудных подростков. Мать колебалась, а кричал, но никто не слушал, а быть может и не слышал мои доводы и мой голос. Будто я очутился в прозрачной колбе, отсечённой от мира. Директриса, а это была именно она, что-то нашёптывала, шипела как змея своим грязным раздвоенным языком, вливала свои пошлые слова на ухо моей наивной матери. Но её острые глаза, ни на миг не сходили с меня. Безумные, они пожирали меня, облизывали, как голодные волки сладкие белоснежные кости своих жертв.
Меня пробрал ужас от осознания проигрыша. Мать нерешительно согласилась с Директрисой.
По дороге туда, я видел издали приют. Самая настоящая неприступная тюрьма. Огромное здание на фоне кровавых небес зловеще поблёскивало плоским копалом крыши в потухающем закате. Отгородившись от всего окружающего мира прочной мрачной стеной, оно стояло на высоких балках, слитых с мостом, по которому ехал наш старый автобус. Хаотично мерцали нервные огни тысячи окон, каким-то особым вымученным светом поблёскивая в неясной мгле кирпичей. Всем своим видом оно вторило: «Здесь творятся страшные дела…»
Директриса заперла меня в тесной тёмной комнате, пообещав вскоре заняться мной. В Приюте было страшно, темно и опасно. Неподчинение правилам жестоко наказывалась, а подчинение каралось смертью на подопытном столе. По сути своей Приют оказался клиникой, где проводили секретные эксперименты над сознанием людей, ломая их личности и тела. В лучшем случаи мне светило стать послушным пёсиком директрисы и пускать слюни на кусок ветчины. В худшем: мне было бы уже всё равно.
Загнанный в угол я пошёл на отчаянный шаг и решился сбежать. Моё окно располагалось на четвёртом этаже, а с внешней стороны здания почему-то весели занавески. Идеально белые, словно платье призрачной невесты они гипнотически светились в темноте и развивались на тихом ветерке.
Боясь сорваться я сполз по ткани вниз, на землю и едва почувствовав твёрдую землю под ногами рванулся прочь, в темноту. На тот момент свежий ночной ветер казался мне как никогда живым и настоящим, самым сладким и прекрасным запахом свободы.
Взвыли сирены, поднимая внутри меня паническую бурю, огненным хлыстом подстегающую меня бежать быстрее, что есть сил рваться вперёд. За мной выслали погоню, но не зная где я, не могли найти.
Я спрятался за невзрачный, заросший кустами холмик. Внезапно в нос ударил резкий сырой запах канализации. Прямо передо мной зияла чёрная невнятная дыра.
В никуда.
В темноту.
Невысокий крепкий парень с длинными светлыми волосами, перетянутыми в низкий хвост быстро шёл по ночной аллеи, освещённой оранжевыми фонарями. Сунув руки в карманы простенькой куртки, он хмуро оглядывался по сторонам. За углом послышались топанье и крики.
Юноша ухмыльнулся, казалось даже довольно и ловко спрыгнул в коллектор, прикрыв за собой крышку люка.
В тёмных переходах канализации он наткнулся на перепуганного меня. Я шарахнулся от него и рухнулся и упал в голодную мутную воду, испуганно вглядываясь в тёмный силуэт. Он шокировано уставился на моё лицо.
Он ничего не говорил, но сон сам предоставил историю, показав её мимолётным флешбеком. По его глазам я понял, что он мой давно потерянный брат, которого тоже отдали в Приют. Но он так же, как и я, сбежал от туда.
Схвати меня за запястье он быстро и уверенно повел куда-то по туннелю. По пути нам встречались странные растения, пытающиеся нас сожрать, но брат ловко от них уворачивался, скорее раздражённо, чем серьёзно, будто делал это каждый день. Канализация изменилась. Мутная коричневая вода стала прозрачной и отливала сине-зелёными бликами освещения. Грязные железные туннели сменились на аккуратные сине-серые плиты.
Внезапно проход впереди резко осушился, и сверху рухнула перегородка из ярких металлических пластин. Спустя мгновение позади нас опустилась вторая, перекрывая пути назад.
Я заметался, а брат лишь ухмыльнулся. Вспыхнул яркий свет и стены начали сжиматься. Брат ловко загнал меня в угол.
Давление со всех сторон буквально вдавливало меня в его тело, заставляя судорожно хвататься за ткань его куртки на лопатках, комкая и нервно дёргая.
Голова закружилась от недостатка кислорода. Я заскулил, вытягиваясь в струну. Внутренние органы будто приподнялись вверх и рывком опустились, как в лифте. Я уже начал терять последние ниточки сознания, отключаясь.
Внезапно вспыхнул яркий свет и стены расширились. Резкий поток воздуха лишил меня остатков разума, и я безвольной куклой повис на руках брата.
На пороге стоял ехидно улыбающийся Зулин.
Мы прибыли в подземный бункер, убежище, построенное сбежавшими из Приюта. Убежище больше смахивало на офис Федералов в будущем. А кабина, в которой мы прибыли оказалась скоростным лифтом. Сам Бункер был запутанной сетью комнат, преимущественно светлых и просторных с множеством подсветок и плоских стеклянных панелей вместо мебели.
Брат с мордой кирпичом отбуксировал меня на кресло и сняв куртку бросил её на крючок вешалки, совершенно не обращая внимание на многозначительно ухмыляющегося Зулина.
Со временем я очухался и вышел из фазы «трупа». Меня даже хватило на то, что бы с помощью брата принять душ, переодеться и даже что-то поесть. Угнездившись на уютном бежевом диванчике, я разомлел, как сытое животное, и вяло оглядывался по сторонам, разглядывая то яркую мебель, то большие плазменные панели, то стеклянные цветы в эпичный прямых вазочках. Постепенно меня заполняло чувство безопасности и тепла.
Впрочем, я не видел других обитателей Убежища. Всего лишь двое находилось рядом со мной. Брат и Зулин.
Если Брат предпочитал отмалчиваться, то Зулин вообще не затыкался. Большой и чёрный, он резко концентрировал с домом. То бегал по всей территории шустро отыскивая нужные предметы, то сидел за большим плазменным и чёрным, как и он сам, экраном.
И вдруг, он попросил меня собрать виртуальные ромашки. Я даже не знаю для чего. Но это и вправду виртуальные цветы. Мои пальцы касались их, не ощущая и с помощью неведомых технологий срывали с виртуального поля.
Белые.
Правильные.
Идеальной чистоты… голограммы.
