Я наблюдал за всем этим со стороны, словно смотрел печальный документальный фильм, где всё так грустно, потому что правдиво и реально.
Вся история брала своё начало с одной старой больной женщины. Она носила в себе некую тайну и редкую смертельную болезнь. Уже дряхлая, но молчаливая и гордая, она была похожа на Английскую Королеву и почти так же важна, как и она, для множества серьёзных людей. Я не знаю, что за тайну несла в себе эта старая женщина в инвалидной коляске, но она гордо и с презрением хранила в себе эту какую-то очень важную для политических сил истину. И именно из-за этой тайны её пытались вылечить самые умелые и опытные врачи.
Руководил проектом невысокий бледный человек. В очках с аккуратными атласными усиками и темно-каштановыми с рыжими подпалинами волосами, остриженными под горшок. Он создавал впечатление маленького беззащитного человечка, на плечи которого возложили непосильную ответственность, которую он едва ли мог спокойно выдержать. Казалось напряжение нависшего над ним Дамоклова меча высушено его изнутри, терзало, делало нервным и решительным.
Главным лечащим врачом был плечистый высокий темнокожий мужчина с усами и выбритой бородой. Опытный и уверенный в себе доктор, практик и хирург, взялся найти лекарство от смертельной редкой болезни. Он был человеком, действительно знавшим цену жизни и всеми силами пытающимся её сберечь. Жизнерадостный и бойкий он мог одним лишь словом успокоить дрогнувшего духом больного. Политика его не волновала, ему была важна лишь ценность спасённых жизней.
Весь его кабинет был увешен распечатками статей и рентгеновских снимков. Стол до верху завален документами, рукописными заметками и прочим врачебным хламом, что мог бы помочь в достижении успешного результата. Все полки уставлены пузырьками и коробочками с медикаментами, бинтами, таблетками. Различный инструменты самых разных форм и размеров валялись тут и там, вместо забытой чашки кофе и журнальчика «People».
Прошло два месяца упорной работы, бессонных ночей и вот наконец было разработано лекарство для лечения неизвестной до ныне болезни.
* * *
Чуть позже. После экспериментальной операции.
В комнату, погружённую в неясный мрак безумия вошли представительные люди, готовые поздравить и узнать результаты эксперимента, который по их мнению конечно же был удачным, ведь он не мог провалиться. Слишком многое зависело от него.
Но доктор, растрёпанный, с синими тенями под сверкающими смятением глазами, сидел за кабинетным столом и обхватив голову руками с ужасом смотрел в одну точку, впившись в неё взглядом, словно пытаясь прожечь полировку стола.
- Я полагаю, вас можно поздравить? – нерешительно поинтересовался один из безликих людей.
Врач сдавленно хохотнул.
- Что случилось доктор? Вы добились успеха?
- Нет… я ошибся.
* * *
В это же время в подвале экспериментального хирургического отделения.
Раздались жуткие истошные крики боли, предсмертное хрипение, звон падающих инструментов и грохот опрокинутых полок. Вокруг несчастного подопытного носились врачи, но уже ничего не могли сделать. Посреди комнаты корчился человек, изо всех сил цепляясь за свою сгорающую с каждой секундой всё больше, жизнь. Он не хотел умирать и словно раненый зверь выл, не желая прощаться со светом, отказываясь умирать в этом ужасном подвале.
В комнату тихо вошёл мужчина в очках, тот самый, что руководил проектом. Его спина была сгорбленна тяжёлой скорбью и горечью. Он напряжённо вглядывался в умирающего перед ним человека. Тот перестал крушить всё вокруг и протянул к нему в беспомощной мольбе свои тонкие, иссушенные болезнью руки.
Всё его лицо, частично перебинтованное разорванными окровавленными бинтами, и тыльная часть ладоней были покрыты красными кристаллами, въевшимися в кожу. Из мутных переполненных болью глаз текли слёзы.
Мужчина молча обнял его, прижимая к себе. Он не плакал и ничего не говорил. Лишь на его белом взмокшем лбу залегли глубоки морщины от осознания трагедии и глубокой раздирающей боли.
Умирающий тихо всхлипывал, немного примирившись со своей печальной участью, успокоился в родных тёплых руках. Постепенно он затих. Кристаллы будто таяли с его лица, исчезая бесследно, будто их никогда и не было. Мужчина уже умер. На висках виднелись кровавые впадины, из которых тянулись чёрные запёкшиеся дорожки крови. Лицо стало мраморным, идеально бледным и умиротворенным, словно у уснувшего ребёнка.
На столько белой стала его кожа, что каштановые, лишь чуть темнее, чем у сжимавшего его ещё не остывшее тело брата, волосы казались чёрными и безжизненными.
Директор проекта прижался лбом ко лбу своего мёртвого брата и крепко зажмурился, скрывая горькие слёзы утраты. Его брат хотел помочь ему. Вызвался добровольцем. Ещё долго у него в ушах будут стоять злые беспомощные проклятия в адрес врачей, политиков и всех тех, кто придавал значение этому проекту. В адрес тех, кто так жестоко ошибался. Кто поставил выше цены жизни призрачную тайну, чья важность не имела никакого смысла…
* * *
Яблоневый сад наполненный тихим светом. Казалось, мира за его приделами уже не существовало. Да и никогда не было до этого. Мировое спокойствие царило вокруг, даже ветер, вечно свободный бунтарь, не смел вмешиваться в мирное течение этой гавани нетленного равновесия.
Старая женщина в кислородной маске и легкой соломенной шляпе с широкими полями из последних сил вглядывалась в переливы солнца в кронах. Даже на то, чтобы просто смотреть у неё едва хватало сил.
Она вздохнула и в последний раз тихо закрыла сухие тонкие веки.
Эпилог. Заметка в протоколе отчёта секретных исследований.
Лекарство от неизвестной болезни, разработанное Доктором N не принесло должного результата. Исследования были прекращены по причине увольнения персонала, нехватки денежных средств и полного провала эксперимента…
Доктор N помещён в психологическую клинику. Он всё время твердит одну и ту же фразу: «Ошибка в микрон, один микрон….»
