А мне нравилось умирать так,
Не гоняясь за чьей-то душою,
Уходить в небеса по простому,
Или грезить, что я попал в ад.
На манжетах свернувшихся черви,
Я свихнулся: «Свихнувшийся в церкви!»
Но меня те поймать не успели,
Я развел их чугун на набат.
Я хотел бы не звякать цепями,
Не бросаться в приставших плевками,
Я хотел лишь туда, где всплывали
Солнца ад или ангела труп.
На ладье расписной ставя ногу,
Я пророчил Харону дорогу,
Ну а он, подзабыв понемного,
Просто плыл, синих рук сторонясь.
Мои вены распухли от жизни,
Я мечтал, чтоб в них тешились слизни,
Чтобы в моих затонувших глазницах
Кто-то видел, отчаившись, труп.
Но уж нет этой роскоши места!
Каждой даме вдруг нужно в невесты,
Каждый друг вынуждает словесно
Растянуться в улыбке слегка.
Но за теплостью губ прячу зубы –
Им не нужно, оскал как у трупа,
Мое тело – простая халупа,
И фундамент заброшен давно.
Крысьих нор там царит запустенье,
И мой голос всем кажется тенью,
Ну а я рассмеюсь – без сомненья,
Это самый достойный уход.
В бездну вод.
