...Не боюсь ни врага я, ни друга.
Не боюсь ни оврага, ни бога.
Не боюсь ни крика, ни грома —
а боюсь углового дома.
Угловой дом — ворованный.
Угловой дом — запроданный.
Угловой дом — с воронами,
что скачут по ржавой крыше.
Beтер лист железа дерет-звенит,
и я говорю себе: «Ти-ше...»
И никто не скажет, зачем я прячусь
в темной комнате, где ходиков звон.
Был на свадьбе чужой, крича и собачась,
а потом пришел со своих похорон
и увидел: над нами — одно лишь зарево.
То горишь во сне, перебит багром,
то петух орет — да уснули замертво.
А в окне всегда — угловой дом...
Проворачивается диванной пружиной
скрипучий сустав мой — ску-ушный-скушный.
Комаp, комар — кружи, ной,
души мою душу в постели душной,
лицо мое в зеркале в пене ужимок
держи — ВОТ ОН!...Сдавлен диванной пружиной,
хрипящий, он сдавлен диванной пружиной,
блестящей, разящей — зудящий и лживый!
Зарыться в подушки!...Мы всё еще живы?
«Ты горишь во сне, но темно кругом,
а на дне, на дне — там дом, дом,
старый дом, пустой, давно заколочен,
ужас ночи в нем, ужас ночи в нем,
ужас ночи в нем, ужас ночи...»
...Медные стволы ресниц моих
золотятся — если их нагреть.
Я красив, как длинные СЃРЅС‹ змеи!
Паутиной-тиной ты будешь впредь.
Если он я ты, если мы не он,
а в три разных зеркала говорим —
гитарист-паук, шиворукий звон,
заводи зуду, зазвеним-сгорим!
Кровопийца-пийца, гнило нутро,
он убийца-бийца — бросай в ведро!
Каждый день блестящий на дне ведра
я кружу, и в жизни дырым-дыра!
Языками пламени — детьми пьяных отцов —
тормошить пора угловых жильцов.
Крюча пальцы, с дымным хвостом, подлец,
сиганет пусть из окон угловой жилец!
А я буду кричать, буду свистеть
и швырять в огонь консервные банки,
а уцелевшим прищемлю хвосты
и зеленкой раскрашу, чтоб стали панки!
...Уронил сосну и баранки гну.
Угловой дом — всем домам дом!
Он сгорел и пошел — в ведре — ко дну!
А там пес был — помнишь, выл с трудом?
А где пес? Где пес? А он стал дым!
А дым ушел в небо и воет там!
А жилец сгорел — и стал молодым!
...Пойду у них служить к воротам.