На моих стеклах,
Изнутри разукрашенных желтой гуашью,
А снаружи морозным узором украшенных,
Снежной крупою покрытых,
Рисует трещину острозаточенный карандаш.
Страшно, вокруг столько стекол побитых,
Что просто срывает башню.
Безумие поглощает, превращает
Глаза добрые
Во взгляд пещерного хищника,
Рука давит, графит ломается,
Ладони мокрые,
В голове какая-то жуть, мистика…
А стекло дребезжит, угрожая рассыпаться…
Да и черт с ним!
И не жаль, что столько краски потрачено,
Уж лучше с холодом снова увидеться,
Пораниться об осколки хрустящие,
Что блестят так заманчиво, но обманчиво.
И, взяв в руки стекло, заточив им орудие заново,
На груди вывожу две неровные линии,
Чтоб оставить тело без самого главного…
Глаза поднимаю
На снаружи покрытые бархатным инеем,
Залитые светом неба синего, летними ливнями…
Карандаш скользит плавно, кровь сочится из раны,
Вырываю сердце и в стекла кидаю,
Опускаясь на пол в бессилие.
Замираю,
И последний мой взгляд успевает заметить,
Как сердечко упало…
Не дано было холод мне встретить.
Хлопья краски осыпались мрачно, устало,
И тут вижу что-то совсем непривычное…
Не разбилось стекло, что же с ним стало?
Там давно уж построили стену кирпичную.