Был когда-то человеком,
А точнее, был зверьём.
Но прошла уж четверть века,
И теперь я стал – ничто.
Я не вижу отраженья,
Я невидим для других,
Я теперь стал приведеньем,
А когда-то был я жив…
Если жизнью назвать можно
Все те зверства, что творил.
Те убийства, те безбожья -
Со зверями не сравнить.
Но то в прошлом, всё прервалось...
Ожидает меня ад.
И мне страшно отправляться,
Больше нет пути назад.
Я скитаюсь сколько можно,
Я исправить всё хочу,
Я раскаиваюсь, Боже!
Но всё в прошлом, я брожу…
Я брожу среди унынья,
Средь оградок и крестов,
Черви жрут меня в могиле.
Четверть века как я сдох...
Там, за кладбищем - врата лишь.
Лишь врата в тот гнусный ад.
В одиночестве скитаюсь,
Не пройти мне мимо врат.
Обречен я на мученья,
Даже если не в аду.
Лишь унынье. Развлеченье -
Как рыдают люди тут…
Вот опять вдова явилась.
Ей по виду тридцать лет.
У креста с мольбой склонилась.
Приближается рассвет…
В платье чёрном, платке чёрном
И заплаканы глаза,
Умоляет обречённо.
Не вернуть его назад.
К ней тихонько тень крадётся,
Страсть горит в его глазах.
Я кричу - не обернётся.
Он хватает, чую страх.
Та кричит - рот затыкает,
На могилу заломив,
Платье в клочья раздирает...
Сам когда-то был таким…
Я хочу хоть что-то сделать,
Я молю, Я изменюсь,
Я бросаюсь ему в шею -
Снова чую плоти вкус!
Разрываю ему горло,
Раздираю в кровь лицо.
Он никак понять не может.
Он не видит ничего.
Лишь вдова, рыдая, смотрит,
Прижимается к кресту.
Как слезает кожа с плотью,
Исчезая в пустоту!
Она в страхе убегает.
Этот мёртв, в крови лежит.
Плоти вкус опять дурманит.
Далеко не убежит…
Снова тишь, в дали два тела.
Я сижу, всё потеряв.
Я раскаялся - помилуй!
Я не буду больше так!!!
