ИСПОВЕДЬ
…Не знаю, с чего начать, как рассказать о том, что душу мою
терзает вот уже сорок годков. О том, что веру мою пошатнуло во
Всевышнего. Как я жил-то все эти сорок лет, не ведаю, да ещё и
других утешал…
I
Был я тогда ещё молод: только–только тридцать лет стукнуло.
Епархия направила меня в деревушку одну далёкую, церквушка
их в запустении стояла - старый батюшка помер, а нового не
было. Как приехал я, так и увидел , что люд-то здешний весь хмурый, мрачный, шепчутся по углам, да в мою сторону поглядывают. Тяжёлыми были эти несколько лет, но потихоньку церковь оживала,
да и люди, вроде как, смягчились, ко мне всё чаще за советом
приходили, а я, чем мог, помогал: кого молитве учил, а кому и гвоздь
в доме забивал. Но недолго-то моё счастье длилось. Вот прямо как
тогда вижу: заходит ко мне женщина поутру, на улице морозец, а
она бледная, синяки под глазами и говорит тихо-тихо: «Спасите,
батюшка, страшно мне».
Думал я, расскажет она о жизни тяжёлой, мол, муж пьёт,
детишек кормить нечем, да зря так думал, рассказ-то был во сто
крат страшней.
II
РАССКАЗ ЖЕНЩИНЫ
«Живём мы вдвоём с сестрой на окраине деревни, родители
лет десять как померли, тяжело нам приходилось, работали за
десятерых, да толку… Не любили нас в деревне, говорили, что, мол,
странные, живут-то в вдвоем и нет, мол, мужиков-то у них, а потом
и хлеще молва пошла, якобы ведьмы мы, но мы-то выстояли,
пережили, думали, авось успокоятся. Ну и правда, болтовня–то эта
всё реже звучать стала, да и жизнь у нас на лад пошла.
Авдотья и мужика себе присмотрела, ходила всё радостная, да
потом и говорит: «Сестра, прости, но мы с Колей к нему вскорости
переберёмся, найди ты себе тоже мужика, а то худо тебе одной
жить будет…» А дальше всё только хуже шло, сестрица–то всё с
каждым днём веселеет, а я грущу, и мысли странные
закрадываются, мол, предательница сестра моя и не должна так
поступать. Ну и пошло у меня всё наперекосяк, есть не хочу, да и
работать прекратила, да потом и этот появился…»
III
Женщина замолкла, сидит, рот открыла, да ещё и в одну точку
смотрит в углу, где скамейка для прихожан стоит, а потом мне
говорит:
"Нет, батюшка, мне прощения, не всё-то я рассказала. Да не
даёт он мне исповедаться, худо мне, силы нету, прости ты грешную,
Господи", - последние слова уже шёпотом проговорила и поднялась.
Покривил я тогда душой, на исповеди не настоял, отпустил её к
диаволу. Как сейчас помню: идёт она медленно, будто груз тяжёлый
тащит и уже у самых дверей оборачивается, а в глазах такая грусть
стоит, хотел я утешать её, да слов подходящих не нашёл, так и ушла
она.
Поутру одна прихожанка мне сказала, что беда случилась. С ней
всю деревню прошли мы и подошли к избушке одинокой, внутрь
вошли, а там она висит, гостья-то моя вчерашняя, и хоть бы душа
моя утешалась, если бы лицо–то у ней умиротворённое было, а
увидел я оскал звериный, не отступился–то от неё диавол, через
грех заставил из жизни уйти, не помешал я ему…
