Мой дед страдал от синдрома беспокойных ног. По крайней мере, так он говорил мне об этом в течение многих лет. Ему редко удавалось спокойно поспать. Его нога слишком сильно болела, и ему необходимо было вставать и ходить, чтобы притупить боль. Моя бабушка рассказала, что у него это началось с тех самых пор, когда он вернулся с войны. В тот день, когда он вернулся с войны, она ждала его на вокзале с цветами. Он хромая шел по платформе и упал в её широкие объятия. Она рассказала, что дедушка всегда отказывался использовать трость или костыль и не важно, как тяжело ему было ходить.
Одной тёмной дождливой ночью дедушка проковылял к себе в постель по коридору. Я шла за ним, следя, чтобы он не упал. В этот момент за окном сверкнула молния. Это был первый раз, когда я увидела это. Мне показалось, что я заметила, как что-то было обвернуто вокруг его ноги.
- Что это? - спросила я встревожено.
Когда дедушка вошел в спальню и включил свет, я увидела, что на его ноге ничего нет.
- Что это было, у тебя на ноге? - спросила я снова. - Мне показалось, я что-то увидела... лишь на долю секунды... что-то странное... Что это было?
- Я думаю, пришло время, рассказать тебе, - сказал мой дед, ложась на кровать. - Это не синдром беспокойных ног. Это случилось во время войны. В 1944 году я находился в Румынии. Я видел ужасные вещи... настолько ужасные, что от одного их вида все твои кишки выворачивает наружу. Большинство людей, которые были на войне, пытаются забыть об этом... Стараешься задвинуть это в задние уголки памяти... Стараешься просто не думать об этом... Я пытался забыть... но это не оставляет меня. Ни на секунду. Я проклят, понимаешь... это проклятие лежит на мне до конца жизни, чтобы я никогда не забывал об этом.
Когда мы прибыли в Румынию, мы все только закончили учебку и были «зелёными» и неопытными. Мы понятия не имели, что нас ждёт впереди. Мы закрепились возле одного села и некоторые из местных жителей помогали нам расположиться. Среди них был маленький цыганский мальчик, который постоянно ходил вокруг нашей базы. Ему не могло быть больше пяти-шести лет. Я даже имени его не могу вспомнить. Единственные слова, которые он выучил на русском, были «Да» и «Нет». Я думаю, ему просто очень нравилась наша военная форма. Он бегал вокруг нас, пытаясь поиграть с каждым. Немецкие солдаты всё ещё были рядом, поэтому мы всегда прогоняли его. Но, невзирая на это, малыш постоянно возвращался, снова и снова.
Однажды ночью, немцы атаковали нас. Они превосходили нас числом и чуть не захватили нашу позицию. Я проснулся от криков в своей палатке. Это был хаос. И слева и справа раздавались выстрелы. Бой был в самом разгаре. Я вскочил с койки, схватил винтовку и поспешил присоединиться к своим товарищам. В темноте я почувствовал, как что-то обернулось вокруг моей ноги. Я не знал что это. В тот момент я понимал лишь то, что мне нужно как можно быстрее занять позицию. Мои товарищи нуждались во мне. Но я словно оказался зажат в тиски, я не мог пошевелить ногой. Вокруг было темным-темно, и я отчаянно пытался освободиться. Я ударил прикладом вниз, пытаясь стряхнуть это с себя.
Вдруг произошла вспышка молнии, палатка осветилась на долю секунды. Я посмотрел вниз и увидел его испуганные глаза, которые смотрели на меня. Кровь бежала по его лицу. Ударом я проломил ему голову. Маленький цыганский мальчик, испугавшись, вбежал в мою палатку и схватился за мою ногу. Я видел, как его глаза медленно закатываются назад. Потом он испустил последний вздох... но он не отпустил ногу... Он никогда не отпустит её... Никогда не отпустит...
