Моя бабушка любит кошек. Пушистых и короткошерстных, породистых и беспородных… Всяких. А еще она ужасно боится мышей и крыс – и это тоже изрядно добавляет пушистым мышеловкам обаяния в ее глазах. Поэтому в бабушкиной квартире почти всегда живет кот или кошка. Увы, кошачий век недолог. Поэтому кошки, как водится, время от времени умирают, бабушка каждый раз плачет, обещает, что больше никогда… но обычно уже через пару месяцев по ее дивану начинал скакать очередной маленький-худенький-ну-не-могла-же-я-оставить-его-на-улице котенок. Да, хотя бабушка ни разу не искала себе любимца специально, не ходила на «птичий рынок», не пыталась приманивать дворовых котов, и вообще на улицу выходила редко – все-таки каждый раз котята как-то умудрялись попадаться ей на пути. Она сама иногда смеялась: мол, это не я Котьку завела, это он меня выбрал.
Котька, Снежнок, Пуфик, Монька… Бабушка может рассказывать о прошлых своих питомцах целыми часами, был бы благодарный слушатель. А мне эти рассказы нравились. Конечно, бабушка, бывает, что-то забывала, путалась много – ей уже под семьдесят, возраст все-таки. Но после того, что случилось совсем недавно… я начала сомневаться в собственном душевном здоровье. В тот день я приехала в гости к бабушке уже под вечер. Пока бегала в магазин за продуктами, пока мы с ней пили чай, пока поговорили – в общем, ехать домой стало поздновато. Но я и раньше часто оставалась у нее ночевать, поэтому быстро разложила диван в бабушкиной спальне и мы легли. Она на кровати, а я напротив нее, на диване. Дверь спальни бабушка закрыла изнутри на крючок – многолетняя привычка, она всегда так делала, чтобы кошки ночевали в коридоре и по кроватям не скакали, спать не мешали. Надо сказать, что обычно сплю я некрепко, могу много раз за ночь просыпаться и тут же снова засыпать. И вот ночью, где-то около двух часов, наверное, мне сквозь сон начинает мерещиться как будто скрежет какой-то. Тихий-тихий, вкрадчивый такой. Словно кто-то осторожненько царапает дверь спальни с той стороны. Но мне в тот момент совсем не страшно было, может, потому что еще не до конца проснулась. И почти сразу же я услышала, как заскрипела кровать напротив – бабушка заворочалась. Потом бабушка вздохнула, пробормотала что-то, как будто сквозь сон, встала с кровати и подошла к двери. Я, все еще в полусне, вяло подумала: наверное, лекарство выпить. Ну, или в туалет, мало ли… Крючок звякнул, бабушка вышла в коридор – и царапанье тут же, как отрезало. Тишина настала. Благодать. Но сон с меня почему-то слетел напрочь. Я сидела на кровати и решала, приснилось мне это или уже пора закупать мышеловки, раз грызуны настолько обнаглели, что в двери скребутся (а воображение, вскормленное фильмами ужасов, пыталось подсунуть мне несколько более интересных ответов на вопрос «кто мог скрестись в нашу дверь» и заставляло ежиться под одеялом)... И прислушивалась к бабушкиным шагам где-то в глубине квартиры. Оттуда было слышно что-то странное, то ли скрип, то ли треск – не понять, очень тихо. А потом загудел кран на кухне. Почему-то от этого самого обычного звука мне окончательно стало не по себе. Свет я не побежала включать только потому, что испугалась встать с кровати.
Только минут через десять, когда бабушка вернулась и закрыла за собой дверь, я перевела дух. Спрашиваю у нее:
- Бабушка, ты зачем вставала?
- Да… Бусика покормить. А то он так и будет всю ночь скрестись… — И голос у нее такой сонный совсем, как будто не ходила по квартире, а только что открыла глаза. У меня волосы встали дыбом. Да-да, натурально встали, я прямо это почувствовала. Потому что Бусик – это последний бабушкин кот, который умер месяц назад. Я отлично помню, бабушка тогда плакала и рассказывала, как он отравился чем-то, сильно болел, мучался и умер. Умер ночью. А на утро мой папа отвез его в коробке в сад и похоронил. Меня точно приморозило к кровати. Бабушка быстро снова заснула, а я до утра лежала без сна, закутавшись в одеяло, и боялась пошевелиться: мне все время казалось, что за дверью раздаются тихие шаги, словно кто-то там бегает на мягких лапах. И в щели под дверью как будто что-то белело. Я дико, до ужаса боялась услышать хриплое «мя-ау» — и осторожное царапанье в дверь… В общем, к утру около моей кровати выстроилась целая баррикада из кирпичей — дом можно построить. Но бабушка вела себя как обычно, пожелала доброго утра, угостила гренками, мы с ней мило побеседовали. Ни о мертвом коте, ни о ночном происшествии она ни разу не упомянула, а у меня язык не повернулся спрашивать. И вообще, при солнечном свете все казалось намного проще: ну, приснилось бабушке, что кот жив, ничего страшного, бывает. Ну, послышалось мне какое-то царапанье (а может, тоже приснилось). Ну, напугала сама себя до усрачки – а меньше нужно ужастиков смотреть! Я бы, наверное, так и убедила бы себя, что ничего жуткого ночью не происходило, и жила бы дальше спокойно. Но какой-то черт потянул меня перед уходом заглянуть в кухонный шкафчик – там, где обычно стояли банки с кошачьим кормом. Я точно знаю, что после смерти Бусика их еще оставалось семь штук, сама их месяц назад пересчитывала и думала, куда бы пристроить. Так вот, сейчас в шкафчике стояли четыре целых банки и одна открытая. Наполовину пустая. А кошачья миска лежала тут же, на полочке – тщательно вымытая. И, судя по всему, ее до сих пор использовали. Теперь мне страшно. Я боюсь оставаться у бабушки на ночь. Мне часто становится не по себе в ее квартире даже днем. Меня пробирает до мурашек, когда я спотыкаюсь в коридоре о бабушкины недовязанные шерстяные носки, почему-то вытащенные из шкафа и разбросанные так, словно с ними кто-то играл. Когда нахожу на обивке дивана длинные белые волоски, похожие на кошачьи. Я боюсь за себя, боюсь за бабушку. Не уверена, хочу ли я знать, кого она кормит по ночам кошачьими консервами – но зато теперь я точно знаю, что подарю ей на ближайший праздник.
Кота.
