Когда мне было лет тринадцать, я стал слышать по ночам какие-то странные звуки. Бывало, лежишь в кровати и считаешь доносящиеся откуда-то с улицы удары метронома: тук-раз, тук-два, тук-три… тук — сто шестьдесят пять. Я несколько раз спрашивал маму, слышит ли она что-нибудь, но она лишь удивленно пожимала плечами и озабоченно на меня смотрела. Потом, боясь непонимания, я перестал интересоваться, а лет в двадцать стук прекратился.
Я женился, у меня родился сын, и когда ему исполнилось тринадцать лет, он однажды спросил меня, слышу ли я стук по ночам. Решил соврать и сказал, что слышу, — мне не хотелось ставить Рому в неловкое положение, в котором когда-то был сам. Впрочем, я пояснил, что слышу стук не всегда и очень тихо.
Как-то ночью Рома разбудил меня и потащил на кухню. Там он сообщил, что сегодня стук слышен как-то особенно отчетливо, и спросил меня, слышу ли я его. Я опять ответил, что да, слышу. Тут Рома вздрогнул, схватил лежавший на холодильнике блокнот и ручку и стал быстро писать. «Не верь ему, он врет, он не слышит!» — вот что я прочитал на бумаге. Сын удивленно на меня посмотрел и стал уверять меня, что кто-то водил его рукой, когда он писал.
И тогда я честно рассказал Роме про свое детство, про стук по ночам, про непонимание мамы и про то, как перестал его слышать. Мальчик снова схватил блокнот и написал: «Ты свое уже упустил, так не мешай ему, пусть он откроется мне!»
— Кто ты? — спросил я с тревогой. Рука сына вывела: «Я дух гениальности, я хочу войти!»
— Ты не причинишь ему зла?
В ответ Рома написал: «Я не гарантирую ему счастья, но я принесу в этот мир то, что вы еще не видели. Знай, что постижение истины — это мука, но плод его сладок!»
— Рома, решай сам!
— А ты что бы сделал на моем месте, папа?
— Думаю, что впустил бы…
— Хорошо, я подумаю!
Мы пошли спать, хотя лично мне до утра было не сомкнуть глаз. Я все думал о том, что я сделал в жизни. Я ведь, в сущности, был обыкновенным обывателем, а ведь мог бы летать в космос, писать стихи, делать научные открытия… Мог бы…
— Я впустил его, — сказал мне за завтраком Рома. Я кивнул. Жена, разумеется, ничего не поняла.
Через месяц Рома победил в школьной олимпиаде по математике, а еще через полгода он перешел в физматшколу. В принципе, он мог бы уже сейчас поступить в университет, но мешали какие-то бумажные формальности. И я и Рома — мы оба понимали, что впереди у него карьера выдающегося ученого. «Дух гениальности» делал свое дело. И вдруг однажды ночью сын снова разбудил меня и повел шептаться на кухню.
— Папа, я решил отказаться…
— Почему, сынок, тебе же нравилось?
— Сегодня я понял, чего он хочет. У меня родилась теория управления рождаемостью, основанная на вмешательстве в генетический код человека. Такого еще не было и долго не будет. Но мне она не нравится — это покруче атомной бомбы. Мир к этому не готов. Если я это опубликую, начнется кошмар.
— Что ж, ты вправе отказаться, если это тебе не по нутру.
— Ты меня не осуждаешь?
— Нет, Рома, ведь ты уже взрослый!
— Спасибо, папа!
