Эту историю рассказал мне дядя Миша, когда он служил в армии. Я тогда только пришел в милицию. Романтик, каша в голове. Все мнил себя Шараповым и Штирлицем в одном флаконе. И должность казалась такой громкой: помощник участкового уполномоченного милиции. А на деле оказалось дно и мерзость человеческая. И вот через год с небольшим, когда я уже ого-го каким сыщиком великим себя считал, произошла и эта история.
Была у нас на участке семья Смирновых. Считалась неблагополучной. Муж, жена и сын уже взрослый. Пили они все страшно, просто уму непостижимо, как их организмы это выдерживали. Сыночек их в скором времени благополучно сел за драку. Супружники же рады, опять повод пожалеть себя и выпить есть. В один из вечеров сгорела у них пристройка. А вместе с ней сгорел мотоблок полуразобранный и гражданка неизвестная. У пьянчужек наших алиби: гуляли в соседнем селе, задержаны там были и ночь ту провели в участке. Тело осталось неопознанным. Установлено, что поджог, но виновные не найдены. Повисло дело на нашем участке, ругали сильно и нас и того, кто дело вел, а что тут поделаешь. А Смирновы опять пьют: горе у них, мотоблок сгорел. А что женщина погибла - и дела им нет.
И вот с той ночи началось у них непонятное в доме твориться. То стекла все полопаются, то дверь заклинит. Дальше - хуже. Начали они нас дергать каждую ночь. Прибегут ко мне, в дом ломятся, орут заполошенно. Я поднимаюсь, иду к ним, а там уже хоровод весь: и наряд из города, и скорая, и пожарные. Мне ж и Василичу (участковый) опять по шапке надавали: угомони своих, сколько можно по ложному ездить, им ведь и штраф платить нечем. Вызываем их к себе: объясните, любезные, чего вы службы дергаете? А они нам в ответ околесицу несут, мол, приходит к ним женщина и воет страшным голосом, и предметами домашней утвари швыряется, и угли горящие из печки на пол сыпет.
- Ну все, - Василич мне говорит, - допились голубчики, еще раз вызовут, так мы их сразу по психу и оформим. …Три дня прошли тихо, мы уж обрадовались, отпустила Смирновых белочка. На четвертый Василич меня к ним отправил, проверить, как там и что. Пришел я, в калитку запертую ткнулся, походил вокруг палисадника, в окна позаглядывал. Тишина. И как-то на душе неспокойно стало. Сбегал за Василичем, ему душу разбередил беспокойством своим, пошли вдвоем. Двери все изнутри заперты, но двери-то - одно название, сняли с петель одну, заходим. А дом у них хороший, запущенный только, три комнаты большие, кухня, верандочка крытая, и две кладовки рядом. В одной кладовке в петле Сидоров висит, в другой жена его на полу скрюченная лежит. Выскочил я во двор, стыдно признаться, плохо мне стало. Первый раз, будто, трупы увидел. Ведь та сгоревшая пострашнее выглядела, но вот такой ужас на лицах этих Смирновых был написан, даже смерть гримасы эти не стерла.
Приехала бригада, нас в сторону отодвинули, а я и рад. Страх в доме, будто дым табачный, висит, прямо горло дерет от него, и глаза щиплет. А потом мне Василич подробности рассказал. Сидоров повесился сам в 4 часа утра. А жена его была задушена в 4 часа утра, но сутками позже. И задушена как-то странно: следов на коже нет, отпечатков тоже, только плечо немного расцарапано ее же ногтями. А внутри в горле все в переломано, все хрящи, рожки подъязычной кости, обширное кровоизлияние. Будто кто сильный и с большими руками ее душил, но снаружи следов не оставил. Патологоанатом у нас очень мудрый дядька тогда был, прям насквозь все видел, а тут в тупик зашел. Василичу жаловался, они с одной деревни, вместе росли, что как он такую чепуху в отчет напишет. В общем, так и не раскрыто было дело, опера еще какое-то время мотались к нам, да без толку. Я еще хотел им рассказать про ту женщину, что накануне к Смирновым являлась, да подумал, что меня за психа примут и турнут. А куда я без работы? Вот такая вот страшная история.
