Собственно, есть у меня уже одна история о летуне, да и на сайте похожих много. В лихие времена это явление наблюдали нередко. Повторюсь: и сказки про летуна сложены, и научные статьи написаны.
И, наверное, все уже на эту тему высказано, но поведаю еще одну историю, поделюсь…
В тяжелые военные годы было. «Похоронки» тысячами летели в дома. Горе великое накрыло города и деревни: бабы выли-причитали по погибшим мужьям, осиротевшие дети по дорогам брели, Христа ради милостыню просили. Море людских страданий и слез! Вот уж было, где нечисти разгуляться!
В селе, где отец мой родился, девчонка жила, Настя. Семнадцать годков всего. Замуж вышла накануне войны. Проводила мужа на фронт. Как и тысячи других, получила казенное извещение – погиб, мол, солдат. Даже ребеночка любимый ей не оставил. Только она не плакала, сказала: «Жив, вернется!» Осталась у свекров (родителей мужа), там семья большая, вместе веселее. Ждала, надеялась, по ночам слышали иногда домашние, что ревет она в подушку, а на людях – ни слезинки. Кремень девка!
Сколько времени прошло, не знаю, только стала примечать свекровь, что Настасья не рыдает больше по ночам, а беседует вроде сама с собой. Подумала – рехнулась совсем сноха с горя, говорить с ней пыталась, а та – все отмалчивается.
Так бы и думали, что помешалась бедная, только прибежала как-то соседка к свекрови спозаранку и затараторила: «Батюшки, да чего же это у вас делается-то? Вышла вчера из дому вечером, уж стемнело, вижу: летит по небу вроде змей весь в огне, добрался до вашей крыши и пропал, только искры рассыпались. Это ж нечистый летел».
Дошло тут до свекрови, с кем сноха по ночам беседы ведет, в деревне такое случалось, мужу рассказала. Решили наблюдать. И верно, как заснут все, шепчется Настя с кем-то потихоньку, смеется иногда. А других голосов не слышно. Стали с утра спрашивать – отпирается, тут уж свекор-батюшка за вожжи взялся, призналась сноха – ходит к ней супруг любимый каждую ночь, говорит, что живой, но рассказывать никому про него не велел.
Ничего снохе не сказали, пока не было ее, водой крещенской дом окропили. За деревней монастырь стоял разрушенный, но несколько монашек продолжали там жить, у них-то воды и раздобыли.
Не слышали больше ночных разговоров, и Настя спокойная ходила, как будто ничего и не случилось. На том и успокоились.
Вышел как-то свекор по нужде среди ночи. Луна полная, все, как на ладошке, видно. Обомлел старик: сноха нагишом кувыркается на навозной куче, смеется весело, водит руками по воздуху, как будто гладит, обнимает кого-то, называет невидимого гостя желанным, миленьким Гришенькой. А сына погибшего как раз Гришкой звали…
А вечером на следующий день, как вернулась Настя с работы, удивилась: дома монахиня молитвы читает, иконы по стенам развешены, а ведь пылились они до этого в сундуке. Свекор нахмуренный сидит. «Не выходи, - говорит, - вечером из дому, прибью!» Тут монашка вмешалась, объяснила ошарашенной Насте, в чем дело. Разозлилась девка, уйти хотела, только домашние ей не позволили. Уж и плакала, и просила – не дали уйти.
Ночью в доме не спали, ждали гостя. Стукнуло в окно, встрепенулась сноха, к двери рванулась. Не пустили ее, сидят, притихли, молитва лишь в гробовой тишине звучит. Сильнее стук, вот по крыше прошелся кто-то. За окном шаги, возле двери кто-то потоптался. Тут неведомый гость еще и голос подал, все слышали: «Настя, выйди! Настенька, ну, выйди!» Жалобно так. Долго еще звал, только напрасно, никто не появился.
Пошуршало еще немного за окном, потом тот же голос сердитый уже: «Ну, ладно, я вам еще припомню!» И тут по крыше стукнуло, да сильно так…
Больше летун не появлялся, успокоилась Настя со временем, в город уехала, муж ее так и не вернулся с фронта.
Деревня есть деревня, про это событие всем известно стало, а свекру еще и попало от председателя, что с монашкой общался…
