Моей отец умер в возрасте 73 лет, завещав свою квартиру моему сыну. Квартира находилась в старом доме, расположенном на одной из тихих улочек в самом центре города.
Жил он не богато. Не то чтобы в период своей трудовой деятельности мало зарабатывал, просто не считал нужным что-либо менять. К тому же он очень любил свою покойную мать – мою бабку. И в память о ней не выкидывал её вещи.
Квартира его была обставлена старой мебелью, купленной ещё в шестидесятые годы пошлого века. Вся она было очень старая, но достаточно крепкая. Да и было её не много: большой круглый стол, несколько громоздких стульев, старая табуретка, шифоньер, деревянная кровать, да диван с подлокотниками в виде больших валиков. Ещё у него было зеркало в резной деревянной оправе. Это зеркало украшало переднюю стенку печки. В квартире он давно установил газовое отопление, но печку не разбирал.
Он часто сидел по привычке около неё и курил, отодвинув заслонку. Другим его занятием было курить у окна кухни. Это окно выходило во двор, маленький и всегда пустой. Одному ему известно, что он в этом находил – смотреть там было не на что. Окна комнаты выходили на улицу, на которой можно было наблюдать много интересного, но он почему-то предпочитал кухню. Бывало, посидит около печки, и потом пошаркает на кухню. Усядется у окна, откроет форточку и курит.
Когда он умер, мы переложили печку на камин, а его старая мебель с успехом заменила нам дрова на Новый год и Рождество. Мы весело смеялись, когда жарили в камине купаты и вспоминали отца. А вот судьба зеркала сложилась иначе. Почему-то ни у кого не поднялась рука его выкинуть. По этой причине его спустили в подвал и там забыли.
Спустя год после смерти отца я решила, что квартиру буду сдавать. Сыну было 8 лет, в отдельной жилплощади он явно не нуждался, а оставлять квартиру пустующей, да ещё в престижном районе, было верхом расточительства. Мои постояльцы оказались рачительными хозяевами, чего нельзя было сказать обо мне. Ира постоянно готовила припасы на зиму: солила огурцы, квасила капусту, мариновала собственноручно собранные грибы. Так что нет ничего странного в том, что в один прекрасный день она поинтересовалась, нельзя ли воспользоваться подвалом для хранения заготовленного провианта. Я подвалом не пользовалась, в шутку называя его «наследственными катакомбами», поскольку он был большой и располагался прямо под квартирой, в точности повторяя её конфигурацию. Так что я с чистой совестью передала постояльцам ключи.
Прихожу однажды за очередной платой, а Ирка говорит:
— Слушай, там, в подвале стоит зеркало. Оно тебе не нужно? Можно я возьму, а то никак не соберусь купить. А оно большое, во весь рост видно.
Ну что, мне жалко, что ли?! Берите люди добрые, пользуйтесь на здоровье. Вот и отцовский антиквариат пригодился. Хорошо, что не выкинули. Забрала Ирина зеркало из подвала, да и поставила на старое место, только теперь уже на камин.
Прихожу я за деньгами в очередной раз. Была зима, на улице темнело рано. Ирина задерживалась на работе и просила её подождать. В квартире никого не было. Я открыла дверь своим ключом. В прихожей было темно. Включатель находился на противоположной к двери стене. Я закрыла входную дверь и в полной темноте направилась к рубильнику. Вдруг мне показалось, что я слышу знакомое шарканье, а мимо меня на кухню промелькнула расплывчатая сгорбленная тень. Я похолодела от страха и стремглав бросилась включать свет. Само собой разумеется, что ни в прихожей, ни на кухне никого не было. Я еле-еле дождалась Иркиного возвращения.
Моя квартиросъёмщица поведала мне такую историю. Оказалось, что эту тень она тоже периодически видит в прихожей.
— Да ты не бойся, — успокаивала меня Ирина.
— Я уже привыкла, да и девчонки тоже.
Квартиру она снимала вместе с дочерьми. Он никого не трогает, вот только храпит по ночам, спать мешает. Она относилась к этому так спокойно, как будто всю жизнь прожила в квартире с приведением. Мне подобный рассказ энтузиазма не прибавлял. Отец действительно храпел по ночам, но постояльцы об этом знать не могли.
Я поинтересовалась, где храпит-то. Ира указала на место, где у неё стоял книжный шкаф. Именно в этом месте у отца стояла кровать, но об этом она тоже знать не могла.
Ира пошла приготовить что-нибудь на ужин, а я встала посреди комнаты и заговорила вслух:
— Старый, ты чего добиваешься? Чего людям отдыхать не даёшь? Тебе теперь что до нашей жизни, а у нас и так забот хватает. Прекращай свои выходки. Хочешь остаться здесь – оставайся, но живи спокойно, нечего людей доставать.
На квартире я появилась через месяц в назначенный срок. Спрашиваю у Иры:
— Ну, как дед, все ходит?
— Всё ходит, — отвечает Ирина, — а вот храпеть перестал. Ты знаешь, вроде бы и не мешает, а всё равно как-то не по себе. А что делать – не знаю. Может священника позвать?
— Да уж, — думаю, — по — моему, «не по себе» не то слово. А вот что делать?
И тут меня как гром среди ясного неба пронзила мысль – зеркало!
— Ирка, — говорю, — хочешь избавиться от привидения?
— Конечно, — отвечает она.
— Тогда потащили зеркало обратно в подвал.
— Потащили, — говорит Ирка, — и вправду видать от него вся эта чертовщина.
Унесли мы зеркало на старое место, да ещё отражающей частью к стене повернули.
Приведение и впрямь исчезло. А зеркало так и стоит в подвале – выкинуть рука не поднимается.
