В конце 2003 - начале 2004 года, когда я училась на первом курсе геологического факультета, сильно заболел наш пёс Чём, которому было уже 10, 5 лет. Чём был помесью лайки и кавказской овчарки, это был суровый охранный пёс, сдержанно неласковый с нами и крайне агрессивный с посторонними, кидавшийся на любого, кто зайдет в нашу квартиру. Нас это полностью устраивало – мы и купили-то Чёмушку после того, как в 93 году нашу квартиру обворовали, но это означало, что мы не могли позвать к нему ветеринара и не знали, чем он болен.
А он явно болел: ходить стал тяжело, лапки словно не держали его туловище, и это при том, что он сильно похудел. А если Чём куда-то ложился, то очень подолгу не мог встать; если его пытались согнать с места, он рычал и даже пытался укусить, но уйти не мог. Целой проблемой было, если Чём ложился к входной двери; тогда несколько часов никто не мог ни войти в квартиру, ни выйти. Чтобы Чёма не мог туда лечь, мы стали строить перед дверью баррикады, сваливая туда кучей всю нашу обувь. Больно было смотреть на Чёму, но постепенно это стало повседневной жизнью нашей семьи, и мы привыкли. Мы старались кормить его дорогим, качественным мясом, и это было все, что мы могли для него сделать – мы не знали, от чего его лечить.
По окончании первого курса, в июле 2004, я вместе с одногруппниками и еще одной параллельной группой поехала на полевую геологическую практику. Несколько дней мы провели на устье Чуи, где бурная горная река Чуя впадает в чуть менее бурную Катунь. И вот там мне приснился сон. Сон, в принципе, особо ничем не отличался от реальности: мне снилось, что практика закончилась, и я вернулась домой, а там плохо, а отец орет на маму (что и в реальности часто случалось), и мне хочется оттуда бежать. Ничего особенного во сне не происходило, но атмосфера сна была какая-то гнетущая, гнетущая настолько, что я проснулась подавленной, и даже рассказала подруге свой сон, так он меня зацепил. А потом мы ушли в очередной маршрут, и все подзабылось.
И то ли потому, что мы на устье Чуи простояли всего три дня и две ночи, то ли потому что там мы все вели полевые дневники, то ли потому, что на практике каждый день был не похож на предыдущие – короче, не знаю почему толком, но я запомнила дату, когда мне снился этот сон. Это было в ночь с 22-го на 23 июля 2004 г.
Когда в первых числах августа я вернулась домой, первое, что мне сказали – что Чёма умер.
Я не удивилась – к этому все шло.
Я не расплакалась – я плакала потом, когда осталась одна.
Мама мне потом рассказала, как он умер. Вечером отец пошел с ним гулять и у крыльца школы, что за нашим домом, Чёма лег и не смог подняться. Отец понял, что он умирает и побежал за мамой, постучал ей в окно – квартира на первом этаже – мама бросила все и побежала за ним. Когда они приблизились к Чёме, как вспоминает мама, он был еще жив; он лежал на асфальте; он увидел ее, взгляд его был осознанный, и смотрел на нее, и в какой-то момент его взгляд изменился, и родители поняли, что он ушел. Мама говорит, что просила отца не хоронить его подольше, потому что он был как живой: шерстка его была по-прежнему густой и шелковистой, и глаза были все еще довольно ясные, как у живого, и мама все надеялась, что он еще очнется, и они ждали около часа, но он не очнулся, и в лесу на другой стороне нашей улицы родители похоронили его. И мама выложила его могилку сверху папоротником, как в наших местах хоронят собак, а отец сделал лопатой насечки на деревьях, чтобы мы могли найти его могилу. Мама говорит, что отец прослезился. Я никогда не видела его плачущим.
За несколько дней до этого, когда Чём уже сильно ослабел и ни на кого не бросался, родители вызвали ветеринара. Он осмотрел Чёму и сказал, что у него перитонит. Прописал какие-то лекарства, обменялся с мамой телефонами и обещал перезвонить. Перезвонил вскоре после похорон.
Но это мне рассказали чуть позже. А тогда, когда я только вошла в нашу квартиру, и отец мне сказал о Чёминой смерти, я первым делом спросила: «Когда это случилось?»
И отец ответил: «Двадцать второго июля».
Именно в ту ночь мне приснился этот тягостный и мрачный сон о проблемах в доме моих родителей.
Возможно, как я каким-то необъяснимым образом почувствовала их переживания и боль.
В первые дни после возвращения с практики я грустила по Чёме и чувствовала себя потерянной, ведь за прошедшие почти одиннадцать лет я очень привязалась к нему. Но, как ни странно, следующие два месяца были для меня очень удачными. Через месяц, в конце августа, мы с мамой впервые поехали на отдых за рубеж, в Европу, и впечатления от этой поездки остались самые замечательные. Чтобы съездить, нашей семье пришлось взять кредит, но впоследствии мы без проблем и задержек его отдали. А еще через месяц, в конце сентября, я познакомилась и начала встречаться с моим будущим мужем, с которым мы вместе и счастливы и сейчас, и у нас уже есть малыш, и, даст Бог, будут еще дети. А Чёма мне до сих пор иногда снится, и я всякий раз рада его видеть почему-то, хотя и понимаю, что он умер.
