Есть у меня приятель. Знакомы мы еще с детсада, воспитывались, как и все, в духе социализма, и были оба материалистами «до мозга костей». Пару лет назад мы встретились с ним после того, как почти десять лет не виделись. И представьте, каково было мое удивление, когда я увидел у него на шее крестик на цепочке! Я стал расспрашивать, с чего произошла такая перемена, но он сначала долго мялся. Я решил не заставлять его признаваться, если не хочет, и сменил тему.
Говорили мы долго. И вот разговор зашел о привидениях. Я утверждал, что все это ерунда. Мы заспорили. И тогда приятель рассказал один случай, происшедший с ним. Когда-то он был дружен с саратовской поэтессой Татьяной. У нее была дочь. Девочка смышленая, талантливая. Часто в «салоне» поэтессы собиралась местная богема. Говорили и спорили в те тихие времена о разном, но больше о грядущей демократии. Однажды присутствовавшая при этих спорах двенадцатилетняя девочка вдруг сказала: «А вы не задумывались о том, что будет с этой страной дальше?» Никто тогда вразумительно ответить не мог, и, чтобы замять разговор, попросили ее (а она здорово играла на пианино) сыграть что-нибудь. Синеглазая девочка согласилась, и звуки печальной музыки (они так и не поняли, чья это была музыка!) заполнили небольшую квартиру. Всеми овладела непонятная тягучая тоска, и гости поспешили ретироваться.
Вскоре после этого мой приятель переехал из Саратова. И не был там целых пять лет. Как-то его ошарашила горькая телеграмма от поэтессы, в которой сообщалось о неожиданной и непонятной смерти дочери. Ее нашли утром мертвой в постели. Болезни или отравления врачи не нашли. Мой приятель смог приехать в Саратов только на восьмой день после похорон. Была середина июля, но в опустевшей квартире было непривычно тихо и не по-летнему холодновато. За поминальным столом мой приятель, хозяйка и ее сестра засиделись за полночь, потом легли спать. Поэтесса и ее сестра — в одной из комнат, приятель же — в зале на диване, в головах которого находилась дверь, ведущая в комнату покойной.
В середине ночи приятель проснулся от ощущения, будто что-то его толкнуло в грудь. В раскрытое окно лился прозрачный свет полной луны. Вдруг над ним склонилось женское лицо, казавшееся полупрозрачным. Но огромные синие глаза на этом лице были реальными и смотрели на гостя с бесконечной грустью и нежностью. Мой приятель подумал, что это хозяйка, и спросил, что с ней. Она ничего не ответила, а потом выпрямилась и стремительно прошла в комнату, где ранее жила ее дочь. Думая о том, какое страшное горе должно быть на душе у поэтессы, приятель вскоре уснул.
На следующее утро приятель проснулся поздно и уже опаздывал на поезд... Думая, что хозяйка находится в комнате умершей дочери, стал стучать в эту дверь, чтобы сообщить о своем отъезде. Каково же было его удивление, когда он услышал голос хозяйки из другой комнаты. Она спросила его о том, почему он стучит в дверь умершей. Затем поэтесса вышла к нему. «Ты же ночью прошла туда», — ответил он. Теперь настал черед хозяйке удивляться: «Ничего подобного не было!» Да и мой приятель, наконец, осознал, что у хозяйки серые глаза, а у той, что смотрела на него ночью, глаза были пронзительно синими. Неприятный холод пробежал у него по спине, но он старался выглядеть спокойным. «Я знаю, ты видел дух моей дочери, — сказала хозяйка и, помолчав, добавила: — Если бы мне пришлось увидеть ее, я бы умерла на месте. Но Бог щадит меня». Так вот и закончилась эта история, а приятель мой, к сожалению, больше у своей знакомой не был.
