В новогоднюю ночь я получила повторное смс-поздравление от друга детства. Выяснив, что друг мой (великовозрастный дядька, Олег Вячеславович, мент с почти двадцатилетним стажем) в эту ночь находится на дежурстве и просто развлекается подобным образом, я схватила телефон и набрала его междугородний номер. Мы взаимно поинтересовались здоровьем членов семей, перемыли косточки общим знакомым и ударились в воспоминания о молодости и любимой деревне. Я, корыстная такая, попросила дорогого мента рассказать что-нибудь этакое, так сказать, подкинуть сюжет для рассказа. Но Олег вечно впадает в крайности, и из него сыпятся то шутки и анекдоты, то сводки криминальной хроники, а это не мой жанр. Я продолжала настаивать, как говорит моя мать, прилепилась как банный лист к заднице.
Вконец отчаявшись получить что-то кроме новостей из милицейских будней, я взмолилась: «Ответь мне тогда на один вопрос, который меня давно терзает: почему в нашей деревне все от мала до велика считали нашу бабку Нюру ведьмой? Кому и что она сделала плохого? Кого она обидела? Конкретно, на примере твоей семьи: твоим предкам она сделала что-либо мелкопакостное? Приведешь доказательства?».
К моему искреннему удивлению, трубка пробасила голосом друга: «Легко. Отец рассказывал. То, что помнит, то, что сам видел».
Олегыч кратко, но с необходимыми подробностями рассказал о «злодеяниях» моей родственницы. Его рассказ я сдобрила воспоминаниями своей матушки, которая имела доступ в дом, так как была дружна с Олеговой теткой. Вот что получилось.
В селе А*** жили рядом две семьи. Добротный бревенчатый дом с обширным двором занимала 50-летняя вдова Нюронька Ермакова с дочерью. Муж ее погиб на войне, сын утонул молодым, поэтому из живых и близких родственников никого кроме незамужней дочери Лёли у нее не было. Нюра была тихая и скромная, никогда не бранилась у колодца, как любили это делать местные скандалистки, никогда ни про кого не разводила сплетен, никого не обижала грубым словом, но местные считали ее ведьмой, способной навредить в хозяйстве и личной жизни.
Семья соседей Канакиных жила скромно, если не сказать бедно. В маленьком домике с земляным полом ютились двое взрослых, Иван и Полина, и семеро их детей: мал мала меньше. Отец был человеком строгим и работящим (как же иначе, когда надо прокормить девять ртов), а Поля отличалась кротким нравом, добродушием и гостеприимством. Бывало, зайдет к ним соседская девочка за дочкой Галюшкой, за своей подругой (а зайдет во время обеда, когда все семейство сидит за длинным деревянным столом), сядет на приступочку у печки, а тетка Поля обязательно скажет: «Валюшка, что ты там сидишь, айда сюда, за стол!». Дадут ребенку большую ложку, посадят между родными детьми, и нет большего удовольствия для девчушки, чем есть из огромного общего чугунка вареную картошку, забеленную молоком. Вкуснотища! Казалось бы, своих детей целый выводок прокормить бы, а не чужих привечать, но не таков у Полины был характер!
Однажды у Поли вдруг разболелась нога. Вот так просто: утром была молодая здоровая баба, а к вечеру нога распухла, и Поля вмиг сделалась больной. Позволить себе лежать и ничего не делать при наличии большого хозяйства и большой семьи женщина не могла, поэтому в кратчайший срок Иван раздобыл лошаденку, уложил жену на телегу и двинул в сторону Кемли, районного центра. В больнице женщине навыписывали мешок лекарств и отправили до дому. Сначала мази принесли некоторое облегчение, но спустя еще несколько дней Полина уже закусывала губы до крови, чтобы своими воплями не испугать малышей, до такой степени была острая боль. Кто-то из соседей нашептал мужу: «Свози, Ванька, жену в *** деревню, дед там есть, коли жив – поможет». Ваня оставил мелкоту на старшеньких и с самого ранья повез свою Полюшку по указанному адресу. Что там делал с больной мудрый старик, сейчас уже никто не припомнит, но в конце общения дед сказал, обратившись к обоим супругам: «Тот, кто это сделал, придет сегодня до заката в ваш дом, станет что-то просить, только ничего этому человеку не давайте, ни насовсем, ни взаймы; ни спички, ни крошки не давайте!».
К обеду супруги добрались до дома, Полю муж перенес на руках на кровать, а сам занялся своими делами. К вечеру раздался стук и на пороге появилась… Нюронька, тихая, кроткая соседка: «Полюшка, дай мне сито до завтра, мое прохудилось». Если б Полина не лежала, то так и села бы на пол! «Вот оно, началось!», - подумала, а сама головой мотает: «Нет, Нюра, не проси, не дам, самой надо!». А соседка опять: «Да зачем тебе, все равно лежишь». А Поля знай свое талдычит: «Лежу, да Ваня с ребятами сейчас делать дела начнут, я подскажу». Нюра не унимается, а Полина – в слезы! Не умеет она людей обижать, не умеет в просьбе отказать! Как тут быть? В это время Иван вернулся, как увидел соседку и услышал, зачем она пришла, так аж побелел весь: «Поди прочь, нет у нас ничего!». Нюронька тут как бухнется в ноги; встала на колени, руки к небу воздела: «Поля! Ваня! Дайте…», но Иван, изрыгнув проклятия, указал на дверь. Соседка спешно ретировалась. Нога зажила в один момент, так же быстро, как и заболела.
Старшие дети, те, что были в доме и кое-что соображали, из-под занавесочки в комнате наблюдали за взрослыми, вот почему все события в цепкой детской памяти сохранилось на долгие годы.
Вот такой компромат получился. Конечно, никто меня за язык не тянул, сама напросилась. Пусть тема избитая донельзя, но теперь я поняла, что ведьмой может быть вовсе не древняя старуха с обезображенной физиономией, крючкообразным носом и красными глазами, сквернословящая на каждом шагу, а обычная, тихая и неприметная на первый взгляд женщина. Как говорится, в тихом омуте….
