Дело было в Северной Карелии, рядом с Лоухи (город такой), в 2002 году. Стояли мы лагерем на острове, к «большой земле» вела переправа самодельная. Лето, вечер, и я решаю пойти к небольшому заливчику рыбу половить: осока, окушки плещутся, может, щука их погонит… Пока сидел с удочкой, услышал знакомое хлопанье крыльев. Рябчик! Ну, думаю, все, быть тебе ужином. Пошел за ним. Тут метрах в двадцати еще один взлетает, и, так как куда сел второй я вижу, оставляю преследование первого и углубляюсь от озера и березнячка по берегу в лес. Удобно расположившись на небольшом скальном выходе, смотрю на него, сидящего метрах в 25—30 на дереве, и прицеливаюсь. Краем глаза замечаю колышущиеся еловые ветки справа от себя. Бросаю туда взгляд, чтобы запомнить место, и тут же отворачиваюсь, выцеливая рябчика. В голове образ отпечатывается: две елки, стоящие вплотную друг к другу, между вершинами — V-образный просвет, а в нем то ли два блика солнечных, то ли два желтых листочка на дальней березе попали в просвет…
И тут с ног до головы меня мурашки пробрали: это не блики и не листья, это — глаза! Про рябчика я забыл, медленно поворачиваю голову — в просвете между елками стоит высокий пень метра два с половиной, трухлявый и покрытый мхом. Выдохнул, отвернулся, пристрелил рябчика и вернулся в лагерь, по пути забрав удочки.
В лагере после ужина, лежа в палатке, обдумывал все это. Не верю я в нечистую силу и всяких там леших, а тут не могу отделаться от ощущения, что там был кто-то. Потом, вернувшись домой, постоянно вспоминал этот случай, да и сейчас все подробности помню. Прочитал Калевалу (финский эпос). Сомнений прибавилось. Ведь одну из «отрицательных» героинь звали Лоухи (ведьма такая была), а район, где мы лагерем стояли, — лоухский…
