Я еще был юнцом, когда отец поведал мне эту историю. Мы сидели с ним на кухне, пили кофе, и речь зашла о мистике.
Стоит заметить, что папа был верующим человеком, признававшим наличие различных трансцендентных сил, но был при этом логиком с практическим складом ума.
Ну, так ближе к теме, как говорится. Отпив немного кофе и заев его медом, я задал отцу столь волнующий меня вопрос: "Пап, а в твоей жизни не происходило ничего мистического?". Папа наморщил лоб и задумался на некоторое время, перебирая в памяти случаи, так или иначе подпадающие под категорию мистических. Затем произнес: "Ну, вообще-то кое-что было. Я родился в самый трагичный период нашей истории - в августе 1941 года. Украина второй после Белоруссии подверглась нацистским бомбежкам. Город Днепропетровск за считанные недели превратился в руины. Моя мать проявила настоящий героизм, пряча и кормя меня и старших сестер в укрытие. Прошло десять или двенадцать лет, но город восстанавливался крайне медленными темпами. Я, как и большинство ребят-одногодок, вырос на пепелище войны. Жизнь была тяжелой. Надо было целыми днями работать, помогая матери, забыв о беззаботном детстве, отрочестве и юности. Единственное развлечение, которое было у нас - это набеги на сельскую бахчу, расположенную за городом. Арбузы и дыни были нашей единственной детской усладой, ведь даже обычного сахара достать было невозможно.
И вот, как-то раз, договорившись с друзьями об очередной вылазке на бахчу, я пошел в поселок. Пришел туда я раньше остальных ребят. Присев на лавку возле хаты дяди Вани, я стал рассматривать поле, где росла наша юношеская отрада. Приметив пути перемещения и возможного отхода в случае появления сторожа, я посмотрел на дорогу, ожидая появления подельников. Но заметил на ней лишь одиноко идущую женщину в черном платье, с платком на голове. Я бы не стал акцентировать на вдове внимание - мало их разве осталось после войны - но она вдруг сделала странный маневр, зайдя в непроходимую гущу колючек. Странно было также то, что она шла в них напролом, абсолютно не замечая царапин, которые конечно же должны были возникнуть. При этом она шла уверенной походкой и довольно-таки быстрым шагом. Я, спрыгнув со скамейки, посеменил за незнакомкой. Подобное поведение было крайне загадочным, да и подростковое любопытство не давало покоя. Подбегая к началу зарослей, я увидел вдали ее голову. Аккуратно раздвигая колючие кусты, я пошел за ней. Кустарник ощутимо царапал неприкрытые шортами ноги, но я, стоически, продолжал преследование объекта. Посмотрев вперед, я удивился тому, что женщины не было видно. "Может, ей стало плохо на солнце, и она упала?" - подумал я в тот момент. Уже довольно быстро скача по колючим кустам, я двигался по тому направлению, на котором последний раз видел силуэт женщины. И вот, раздвигая высокие кусты, и посмотрев на землю, я остановился, парализованный страхом. Из земли торчала какая-то голова. Огромная голова, больше человеческой, с неестественно выпученными глазами, как при Базедовой болезни. Носа я вообще не разглядел. Могу лишь сказать, что эта голова была вообще не человеческой. Возле нее лежал тот самый черный платок, в котором шла женщина, зашедшая в эти заросли. Не помня себя от ужаса, сначала сковавшего меня, я бросился оттуда прочь. Не замечая ни колючих кустов, ни жары, ни усталости, я как сайгак выскочил на дорогу. На мое счастье возле скамейки меня ждали друзья. Я не стал им рассказывать о случившемся, ведь кто знает, что это было, и что встреча с этим сулит."
В завершении отмечу, что мой отец не был фантазером и сторонником розыгрышей, а потому, я ему охотно верю.
