Я вовсе не суеверная бабка, просто с трепетом отношусь к опыту предков. Нельзя однозначно и бесповоротно отметать то, что копилось, чтилось и передавалось годами и столетиями. Кто-то подумает: предрассудки и мракобесие! Однако, не всегда получается выявить, осознать или объяснить происхождение обычных на первый взгляд вещей. Например, банальный сглаз.
То, что называют неопределенным словом «сглаз», я испытала на своей шкуре. Тогда это была еще не шкура, а мелкая шкурёнка, так как было мне лет шесть от роду. Дело происходило у бабули в деревне, где нравы и обычаи в конце 70-ых оставались достаточно строги. По этой причине мою четырнадцатилетнюю сестрицу Татьяну мать отказывалась отпустить одну в гости к соседскому парню Виталику. Мне была отведена роль Танькиной компаньонки. Нет, не так! Учитывая, что старшей из нас была Татьяна, не компаньонки, а, скорее, верного пажа.
«Собирайся, - скомандовала Танька. Дважды повторять мне не надо. Дело в том, что детство мое в деревне было босоногим и голопузым. Надела с утра трусы - и свободна на весь день (строго в пределах бабкиного обширного двора). Поэтому я ухватилась за повод принарядиться и выйти в люди. Мама смастерила мне невероятный бант размером больше головы, нарядила в парадно-выходное платье и облачила в лакированные туфельки. Она провожала нас с крыльца, а я, понимая, что сейчас меня с головы до пят оглядит пол деревни, задрала нос выше крыши, чувствуя себя писаной красавицей! Сама же любила примкнуть к нестройному хору детсадовских голосов, высмеивая подруг: «Воображала – хвост поджала!», но ради дефиле по деревне при полном параде готова была на полчасика оказаться той самой «воображалой».
Я топала рядом с Танькой, впившись в ее руку, осторожно обходя колдобины на разбитой деревенской дороге. Приходилось периодически отрывать взгляд от выжженной земли, усеянной трещинами, напоминающими хитросплетенную паутину, и здороваться с бабками и тетками, которые так некстати оказывались на лавках чуть ли ни возле каждого двора.
В гостях у Виталика мы провели не долго. Танюха прошла в дом, а меня оставили поиграть с собачкой. Собачкой оказался всего лишь глупый щенок. Он подпрыгивал, дергался на своем веревочном поводке, поднимался на задние лапки, норовя передними испачкать и порвать мое выходное платье. Щенок явно намеревался поиграть, но мой «царский» наряд исключал подобные забавы. Дружбы не получилось. Обратно мы резво дошагали по солнцепеку домой. А дальше началось…
В прохладных сенях мне стало плохо. Так бывает, когда заходишь с яркого света в тень. Все поплыло перед глазами, завтрак попросился наружу, прямо на драгоценное платье. Кто-то из взрослых подхватил меня на руки и понес в комнату. Меня выворачивало наизнанку, живот крутило, и я орала, как резаная, не столько от боли, сколько от страха. Присутствовало ощущение сродни ознобу, поэтому на меня навалили кучу одеял так, что из-под них торчал один только нос. Кто-то припустился за сельским фельдшером или, как уважительно говорила бабуля, медичкой Катей. Местная медработница только разводила руками, потому что осмотреть себя я не давала: извивалась, дрыгала ногами и визжала на весь дом. Хорошо помню эти болевые ощущения: все внутренности сжимает железная рука, а лица стоящих передо мной крутятся, мелькают, словно картинки калейдоскопа. Медичка сбежала, оставив таблетки.
Истерику я прекратила только тогда, когда бабуля взяла дело в свои руки. «Сглазили!» - констатировала бабка, выставила всех вон, кроме матери, приложила палец к губам: «Тс-с-с!», - и начала свое дело. Она нацепила две пары очков на нос, зажгла свечи на столе, лампаду перед иконой и начала молиться. На лоб мне положили холодную тряпочку, видимо, смоченную святой водой. Тихий бабулин голос убаюкивал. Потолок перестал крутиться, и последнее, что я помню – блики мерно подрагивающих свечей…
Так в мой лексикон навсегда вошло слово «сглазили». Ассоциировалось оно у меня с паникой, болью и головокружением, и с тем, что советским людям (всем, кроме бабушек) делать нельзя - с молитвами. Стрессанула малость, испугалась, поэтому и стал этот нехитрый случай таким запоминающимся. Довоображалась на свою малолетнюю головенку. А много ли ребенку надо?
Повторился подобный эпизод по прошествии десятка лет. Я – великовозрастная девица –дожидалась мать с работы. Ее я узрела в окно, стоящую в толпе баб, которые после окончания смены на фабрике возвращались домой и останавливались у лавочки перед подъездом перекинуться парой слов и размять руки, «нарезанные» и оттянутые неподъемными сумками с продуктами.
Когда раздался звонок в дверь, я вприпрыжку помчалась открывать. Но в прихожей у меня потемнело в глазах, запрыгали «звездочки» и к горлу подступил комок: хотелось плакать. Я распахнула дверь, но тут же привалилась к стене, едва держась на полупарализованных ногах. «Что?» - мать приложила руку ко лбу. – «Поплохело резко», - выдохнула я. Матушка понимающе кивнула и заявила: «Сглазили тебя!». Я не поняла: как это? В смысле, откуда мать знает наверняка? Матушка продолжила, поясняя: «Только что бабы у подъезда мне расхваливали на все лады: какая у тебя дочь хозяйственная! Видно, какая-то зараза глазливая оказалась». Я припомнила: точно, не далее, как час назад выбегала мусор выносить, коврики выбивала на обозрении у всего двора.
Мать взяла стакан воды, спички, лила воду через ручку в виде скобы, шепча молитвы и бросая спичечные огарки в воду, затем начала меня умывать. Полегчало, не смотря на то, что нос воротила я от души, потому что считала все это глупостями: вода, огонь и молитвы – тоже мне, спасение, но с годами круто изменила мнение по поводу подобных "болячек".
Никогда не предполагала, что резкое недомогание может оказаться не медицинским диагнозом, а обычным сглазом. Это не серьезная штука под названием порча, это не проклятие, брошенное в спину, но довольно неприятная и обременительная вещь. Вы по-прежнему считаете все это бабкиными суевериями? Имеете право! Но задумайтесь на секунду, великие скептики: энергетика у людей разная. И, на всякий случай, берегите себя!
