В то утро настоятель Свято-Архангельского храма села Угрюмиха отец Филипп очень волновался. Но это было не то привычное волнение в ожидании какого-то важного для тебя решения. В его ожидании не было страха, наоборот, от него так сладко щемило в груди. Всё потому, что днём к ним в Угрюмиху должен пожаловать Серёга, любимый батюшкин внук. Они не виделись уже несколько месяцев и очень друг по другу соскучились.
А тут такая отличная оказия, Серёгины родители собрались на зимние каникулы в Австрию, покататься на лыжах. Поскольку присутствие семилетнего ребёнка не укладывалось в формат поездки, то встал вопрос, где мальчик с котом Барсиком проведут ближайшие десять дней. Среди друзей и родственников объявили конкурс желающих приютить у себя Серёгу, победителем стал отец иеромонах.
В январе, числа с четвёртого, в храме начинали ставить большую красивую ёлку. И хоть в храмах ёлки украшать не принято, тем не менее, украшали. Старался отец Филипп порадовать ребятишек большими разноцветными шарами и замечательной светящейся восьмиконечной звездой. Эти игрушки к ним в Угрюмиху прислал аж из самого Санкт-Петербурга один знакомый мастер по украшению огромных городских искусственных елей – в благодарность Богу за исцеление своего сыночка. Ну как не повесить на ёлку такие игрушки?
В сам праздник Рождества, уже после ночной литургии, храм наполнялся множеством маленьких детей. Батюшка, как мог, рассказывал им об этом великом и немного грустном празднике, читал над малышами молитву и кропил их святой водой. Клиросные исполняли весёлые рождественские колядки, а потом уже детки рассказывали священнику стишки или пели ему свои песенки. Всё это называлось «сделать подарок маленькому Христу».
Каждого выступающего отец Филипп ставил на специальную табуреточку и подставлял к его губам микрофон. Пока ребёнок произносил стишок, батюшке в другую руку уже вкладывали какую-нибудь игрушку, книжку или шоколадку. А чтобы дитя, не дай бог, не соскользнуло со скамейки, батюшка щекой легонько упирался ему в спинку.
Поначалу он даже не обращал внимания на какие-то странные ритмичные звуки, что в этот момент раздавались у него в ухе. Точно маленький молоточек быстро-быстро бьёт по маленькой наковальне. Потом прислушался и понял: он слышит, как стучит маленькое детское сердце. Отец Филипп слушал, умилялся и благоговел. Сердце не простой орган, в нём скрывается тайна жизни. И ещё где-то там в нём обитает душа. В Свой великий праздник Господь позволял и батюшке прикоснуться к великой тайне.
Серёга прибыл в Угрюмиху, вооружённый большим чёрным пистолетом. Барсика привезли в специальной клетке с внушительным запасом китикета и прочих кошачьих деликатесов.
– А это зачем? – поинтересовался батюшка, указывая на продолговатый полиэтиленовый ящик. – Кошачий туалет? Зачем кошаку в деревне туалет? Да и харчи эти ваши сухие ни к чему, у нас здесь настоящие мыши водятся, пусть охотится.
– Дед, ты просто не в теме. Наш кот на улицу не выходит. И мышей Барсик боится, он вообще всего боится.
Со своим пистолетом маленький Серёжка почти не расставался. Даже в постель они укладывались сразу все вместе: малыш, Барсик и пистолет.
– Мне его сам Дед Мороз на Новый год подарил. Надо же тебя, дед, от волков охранять. А Барсику он подарил банку зелёных оливок. Наш кот боится мышей и очень любит оливки.
Когда в храме начали устанавливать ёлку, Серёга недоумевал: что, опять будем праздновать Новый год? Прихожане в ответ улыбались и рассказывали гостю из столицы о празднике Рождества Христова и маленьком Мальчике, который очень скоро придёт в этот мир.
– Дед, все говорят, что через несколько дней придёт маленький Христос. А как это Он придёт? Я Его увижу?
– Вполне может быть, и встретишься, и даже пообщаешься с Ним, – загадочно улыбался отец Филипп. – Всё, брат, зависит только от тебя. У меня есть одна удивительная история. Мне её подарила девочка, которая однажды в Рождественскую ночь встретилась с Христом. После той встречи прошло много лет, а она её помнила всю свою жизнь и записала, когда уже сама стала бабушкой. Я тебе её сейчас прочитаю.
Батюшка, усадив внука поудобнее в кресло, взял откуда-то с полки тонкую школьную тетрадку и стал читать:
«Мне сейчас уже много лет, а ту Рождественскую ночь я помню до сих пор. Тогда шёл трудный 1937 год. Нашу церковь к тому времени уже закрыли. Я была совсем маленькая. В эту Рождественскую ночь мне исполнялось пять лет.
Накануне Рождества Христова у нас в доме готовились к прекрасному и таинственному празднику. Мама пекла сдобнушки и пирожки и всё складывала в большую корзину. В избе стоял такой манящий аппетитный запах, от которого кружилась голова, а в животе что-то урчало. Я ходила кругами возле корзины, но мама сказала, что всему своё время и что Младенец Иисус ещё не родился, а поэтому есть скоромное нельзя.
Отец тоже постарался разменять бумажные деньги на мелочь, по 20 и 10 копеек и даже по пятаку. Он ссыпал их все в тарелку и сказал, что славильщиков Христа будет много, а одарить нужно всех и сдобнушками, и денежкой, пусть хоть и маленькой, но всё равно радостно.
На всех улицах села детвора тоже готовилась к встрече Христа. Около каждого дома лежали охапки соломы или сена. Дети, несмотря на 35-градусный мороз и ветхую одежонку, носились по улицам, перебрасывались словами. Спорили, у кого больше сена и соломы заготовлено. В воздухе стоял приятный гул детских голосов и скрип хрустящего под ногами снега. Деревья, как заворожённые, тихо стояли под снежными шапками и белыми пуховыми платками. Небо было усыпано мириадами золотых звёзд, а мы всё старались отыскать Вифлеемскую звезду и страшно боялись, что вдруг волхвы не увидят её и не успеют поздравить Младенца и Его Мать, и не отдадут Ему гостинцы.
Мороз к ночи крепчал. Ноги в худых валенках и руки стыли от холода, но никто не обращал внимания и не собирался уходить домой. Две мои старшие сестры тоже стояли наготове возле большой охапки соломы, наготове были и спички. До полуночи ещё оставалось время.
Тут мама позвала меня домой. Дала мне узелок со сдобнушками и пирожками и велела отнести это Стешёнке с ребятишками. Жили они на самом конце улицы. Дальше околица и выход из села. Домишко у них был маленький, старенький. Отца у ребят не было, а их мама, Стешёнка, ходила по домам побираться. Этим они и кормились, а детишек было трое.
Мама, давая мне узелок, сказала:
– В дом-то не входи, крыльцо у них провалилось. В темноте можешь ногу сломать. Стукни в оконце, положи узелок на завалинку и бегом домой, чтобы тебя никто не видел.
Видно, мои глаза выдали меня. Мне так хотелось ну хотя бы кусочек сдобнушки. Мама меня пристыдила:
– И вам всем хватит. Вот родится Христос, и мы разговеемся. А эти отнеси им и в сердце не жалей. Ты им дашь, а тебе Господь даст в пять раз больше.
Бегу я по улице, а сама думаю: да как Господь узнает, что я несу сдобнушки и пирожки? И как Он их сосчитает и даст мне в пять раз больше? Но думы мои прервал радостный, весёлый крик детворы. Вот он, желанный миг Рождества!
Раньше ведь улицы не освещались, а тут запылали сотни костров! Вверх к небу веером взлетели золотые искры от горящих соломы и сена. Село просвечивается как на ладошке, а на сердце такая радость, что словами это передать невозможно. Я не знаю, откуда к нам пришёл этот обычай, но он такой прекрасный. Он закладывал в наши души любовь к родившемуся Младенцу и любовь ко всем, кого мы знаем. Ведь нам родители объясняли, что Христос родился в таком же холодном хлеву, как у нас, где мы держали скотину. Вот и Младенец родился, где были волы и ослы, овцы, ягнята. И все они согревали Его своим дыханием. Поэтому и мы жгли солому, чтобы согреть родившегося Младенца.
На улице было красиво, но мороз делал своё дело, холод пробирался сквозь старую рваную одежонку. Сёстры остались на улице, а я, как вернулась от Стешёнки, сразу побежала домой. Сбросила шубейку, дырявые валенки и забралась на горячую печку.
Какое это блаженство! В доме полумрак, горят только лампадки да свечки перед образами. Мама хлопочет на кухне, готовит незатейливый, но праздничный обед. Отец ей помогает, и они тихо поют, прославляя Господа. Эти минуты нельзя забыть. Я молчу и потихоньку плачу, то ли от умиления, то ли от боли. Руки и ноги стали отогреваться на горячей печи и болели нестерпимо.
Вот и Рождество! Входят первые славильщики. Они ходят не по одному, а целыми группами. У одного из них, кто постарше, через плечо висит холщовая сумка, в неё они складывают, что им подают. Дети начинают петь: «Рождество Твое, Христе Боже наш…» Вот они закончили, и мама кладёт им в сумку сдобнушки с пирожками на всех. А отец каждому в руку даёт по денежке. Старшим по 20 копеек, младшим – по 10, а некоторым и по пяточку. Дети довольные убегают, а через некоторое время приходит новая партия, и так пока не рассветёт.
А я лежу на печке, всё жду и думаю, когда же Господь придёт ко мне и принесёт в пять раз больше того, что я отнесла Стешёнке. Хотя мне было всего пять лет, но я уже умела и читать, и считать, и решать незамысловатые задачи. Всему этому меня научила моя безграмотная мама. Но никто не приходил, и я уже стала подзабываться, разморённая теплом печки, меня клонило в сон.
И вдруг открывается дверь и входит Он. Я смотрю на Него во все глаза, Он высокий, худой. Шапку снял, как вошёл в дом, и всё время держал в руке. По плечам рассыпались светло-русые волнистые волосы, а в руке у Него такая же холщовая сумка, как и у детей. Не говоря ни слова, Он подошёл к печке, на которой я лежала, и просмотрел на меня такими ласковыми, излучающими свет глазами. Потом погладил меня по голове и подал сумку. Я взяла её, но сказать ничего не могла, губы мне не повиновались.
Он поклонился всем и вышел. Родители молча стояли в недоумении, а когда опомнились, мама попросила отца, чтобы он Его догнал и пригласил к нам пообедать. Отец бросился вдогонку, но на улице Его уже не было.
Наутро в селе говорили, что Он был у многих, но никто не знал, кто Он, откуда, как Его имя? Это осталось в тайне. Так я маленькой девочкой встретилась с Господом и всю жизнь вспоминаю эту встречу и ту далёкую Рождественскую ночь».
– Дед, это на самом деле Христос приходил? А почему же Он тогда такой большой, если только что родился?
– Малыш, Он может прийти к тебе и маленьким мальчиком, и старенькой бабушкой, и взрослым мужчиной. Важно только узнать Его и ни в коем случае не пропустить. В эти дни Он приходит ко всем, только не все Его узнают.
– А точно в пять раз больше принесёт, а?
– Не знаю, дорогой мой, девочка об этом ничего не пишет. Только думаю, что, возможно, и больше. Не всё можно измерить в цифрах.
– А костёр? Дедушка, мы будем ночью жечь костёр?
– Нет, в это время мы с тобой будем молиться в храме, и ты, если захочешь, будешь зажигать свечи.
…В праздничную Рождественскую ночь Серёга почти не спал. Правда, ему удалось прикорнуть на самой службе. Певчие на хорах выделили ему укромное местечко и уложили на тёплом тулупе. Мальчик спал и видел, как они с дедом развели большой костёр и согревают родившегося Младенца. Ещё ему снился вертеп, что скрывается под самой ёлкой и медленно переливается множеством разноцветных огоньков. А в нём ослик и две овечки, стоят возле яслей с маленьким Христом и согревают Его своим дыханием.
Утром на детском Рождественском празднике Серёга изо всех сил старался помогать деду и всем своим видом показывал окружающим, что без него и его замечательного пистолета батюшка никак не справился бы со всей этой бестолково галдящей малышнёй.
Все они пытались в первых рядах пробиться сквозь толпу, рассказать отцу Филиппу свой стишок и получить подарок. Хотя подарков всегда хватало на всех, тем не менее, опасения присутствовали. И в этот раз всё шло как обычно, дети радовались машинкам, куклам, танчикам, а ещё шоколадкам, календарям, книжкам, плюшевым медведям, зайцам и обезьянкам. Отец настоятель намётанным взглядом прикидывал количество детей и старался раздавать призы и игрушки так, чтобы ничего из его запасов не осталось пылиться до следующего года.
Когда утренник уже фактически заканчивался и все призы обрели своих счастливых обладателей, в храм спешным шагом зашли незнакомые взрослые люди, а вместе с ними маленький мальчик лет пяти. Незнакомый малыш, оказывается, тоже собирался подарить Христу свой стишок, просто из-за сложившихся обстоятельств не успел попасть в храм вместе со всеми.
– И я расскажу! Я готовился! – кричит ребёнок.
Подбегает к батюшке и громко выкрикивает какое-то четверостишие. Он-то декламирует, а подарки у отца настоятеля закончились, и дарить тому абсолютно нечего. Батюшка находит глазами Серёгу и точно так же глазами спрашивает: «Что же мы ему подарим?» В этот таинственный радостный день нельзя допустить, чтобы кто-то ушёл из храма в слезах или даже просто обиженным.
Об этом знает батюшка, а вот Серёга об этом не знал ничего. Но как-то догадался и выручил деда. На самом деле выручил. Как ему ни было жалко, подошёл к малышу и вручил тому свой великолепный пистолет, подарок Деда Мороза.
В трапезной, сидя за праздничным столом, Серёга, улучив момент, на всякий случай поинтересовался:
– Дед, как ты думаешь, Христос сегодня придёт подарить мне новый пистолет?
– Нет, не придёт. Завтра мы сами отправимся в город и купим тебе пистолет. Какой нам больше понравится, такой и купим.
– А как же Христос?! Почему Он не придёт, ведь я же сделал доброе дело?
Отец Филипп смеётся:
– Так Он к тебе уже приходил, только ты Его не узнал.
– Когда, дедушка?
– А вот тот самый незнакомый тебе мальчик, которому ты отдал свою любимую игрушку. Это и был Христос.
– Дед, но так нечестно! Разве я должен был Ему что-то дарить, а не Он мне?
– Малыш, ты снова ничего не заметил! Сегодня Он подарил тебе доброе отзывчивое сердечко.
– Что это значит – «отзывчивое»?
– Это значит, что ты никогда не будешь одинок, мой мальчик.
Вечером уставший за день, переполненный впечатлениями Серёжка укладывается в постель, в это время Барсик, притаившись на подоконнике, пытается поймать крошечного лунного зайчика. Дедушка по давней привычке, проверяя температуру, целует внука в лобик. Поправив одеяло, благословляет мальчика и, уже собираясь уходить, слышит:
– Дед, а папа с мамой за мной приедут?
– Куда же им без тебя? Конечно, приедут. Наверняка они по тебе уже сами очень-очень соскучились.
– Дед, а расскажи мне сказку.
– Какую тебе сказку рассказать?
– Волшебную.
– Давай лучше я спою тебе волшебную песенку про твоего Барсика. Этой песенке меня научил один добрый человек. Вот послушай, – и отец Филипп чуть слышно поёт:
Тихонько, тише, тише…
Ты слышишь, ночь идёт.
И вместе с ней по крышам
Гуляет лунный кот.
Крадётся выше, выше,
И звёздный пьёт кефир.
«Ну где же эти мыши,
Что съели лунный сыр?»
Серёга лежит, закрыв глаза, и улыбается:
– Дед, какие мыши? Ты же знаешь, наш Барсик боится мышей.
Малыш всё ещё улыбается, но его дыхание становится ровным, почти исчезает, а ещё через секунду он засыпает.
Отец Филипп смотрит в окно и тоже улыбается. Надо же такое придумать: съели лунный сыр. Потом нежно, едва касаясь, гладит по головке внука.
– Господи, слава Тебе, в эти святые дни Ты не забыл и обо мне.
Священник
Александр ДЬЯЧЕНКО
