В конце 90-х мне довелось работать в команде на выборах в городе Пскове. Несмотря на то, что режим работы был очень жестким, мы с моей подругой все же пытались найти время, чтобы обозреть местные достопримечательности. А посмотреть было на что. Мы, дети Сталинграда-Волгограда, города, который отстраивали после войны наши родители практически с нуля, испытывали священный трепет, глядя на монастыри 14-17 вв. и каменные кладки на яичном растворе. Сколько любопытных историй довелось нам выслушать, когда командировками бороздили Псковскую губернию! Вот, где Русью пахнет!
Чаще всего бывали в Псковском Кремле - он поражал своим великолепием и мощью. Перед кануном, где ставились свечи о упокоении, на стене было огромное распятие Христа. В один из дней, глядя на это распятие, у меня вдруг потекли из глаз слезы. Тихие, покойные, но в таком количестве, словно в голове лопнул водопроводный кран. Проплакавшись, я поставила свечку за упокой бабушке и неожиданно для себя еще одну... отцу. Тут нужно сделать небольшое отступление. Мы с сестрой рано остались без отца. Они разошлись с мамой, когда мне было 4, а сестре всего год. Никак не пересекались, никак не общались, хотя и жили в одном районе. Он не значил в моей жизни ровным счетом ничего, я никогда о нем не думала, никогда не вспоминала. Знала только, что он умер в 1992 году и всего однажды была у него на кладбище и то совершенно случайно. Пробиралась к бабушкиной могилке, а наткнулась на него - они лежали совсем рядышком.
Ночью мне приснился сон. Огромная комната, а в ней еще одна, маленькая, со всех сторон застекленная. В таких "аквариумах" иногда начальники отделов сидят. В этой стеклянной комнате мой отец. А в большой комнате стою я. Он мне что-то очень эмоционально говорит и отчаянно жестикулирует руками, но я не слышу ни слова. Я очень старательно вслушиваюсь, но понять, что он мне пытается сказать, не могу. С тем и проснулась. А потом закружили дела, но сон какой-то занозой сидел в сердце и очень мучил меня.
Я очень соскучилась по своим и, уговорив руководство, отправилась домой на четырехдневную побывку. На обратном пути из Волгограда в вагоне ко мне подошел мужчина. Он кивнул на свою спутницу в рясе и попросил поменяться с ней местами - мое нижнее на ее верхнее. Поменялись. А вечером матушка позвала меня вместе с ней поужинать. Матушка Евгения руководила Волжским детским православным приютом, который назывался "Дом милосердия", и оказалась очень интересной собеседницей. Мы проговорили почти всю ночь. Где-то я читала, что у Вселенной столько дорог, что нужны очень веские основания, чтобы пути двух людей пересеклись. Я рассказала матушке о своем сне и попросила его как-то объяснить. Вот, что она мне сказала: "Он молил тебя о помощи. Он очень грешен, а помочь себе уже ничем не может. Только живые могут его отмолить, облегчить его участь, и просил он тебя именно об этом".
Гдов, Невель, Новоржевск... Не было, наверное, ни одного православного уголка в Пскове, где бы я не поставила свечи о упокоении души моего отца. Не знаю, отмолила ли я грехи своего отца или нет, но я стала терпимее к его памяти, добрее. Чаще стала думать о нем и научилась не осуждать его поступки. Может, это все было нужно не только ему, но и мне. Очень долгое время он мне не снился. А недавно перед Новым годом, в одну из ночей, промаявшись бессонницей и забывшись только под утро, я увидела яркий сон. Отец сидел на берегу моря и очень сосредоточенно ковырял в песке ямку. Потом брал песок в руку и засыпал ее. Снова разрывал и снова засыпал ее песком. На меня он не обращал никакого внимания...
Через несколько дней мы с сестрой как-то спонтанно поехали на кладбище к бабушке. Направились и к отцовской могилке, но не сразу ее опознали. Металлической таблички с его именем и датами жизни-смерти не было. В памятнике зияли только дырки от шурупов...
