Мужчина, назовем его Григорий, со своей семьей решил провести лето за городом, подальше от пыли и суеты. Выбрал тихую деревеньку, нашел дом, договорился с хозяйкой и, оплатив сразу за три месяца, привез туда жену, сына и маленькую дочку. Дом оказался вполне приличным, резные ставни, четыре комнаты, на светлой веранде красовался огромный круглый обеденный стол, покосившаяся беседка во дворе и множество плодовых деревьев и смородиновых кустов по всему периметру участка.
Сын Григория быстро нашел общий язык с соседскими ребятишками, жена большую часть времени проводила в саду с пятилетней дочерью. Сам отец семейства ходил на реку посидеть с удочкой на берегу и в лес за земляникой для детей. Вечером вся семья ужинала на веранде и разбредалась спать. Взрослые облюбовали комнату с видом на сад, сын спал на тахте на веранде, а девочка поближе к родителям за стеной их спальни. Иногда ночью девочка плакала, и отец приходил к ней в маленькую комнатушку, сидел у кровати на старом плюшевом кресле и, держа дочь за руку, тихо рассказывал сказки.
Время шло, и уже миновал июль. Жара выгоняла жителей деревни на реку купаться, ночи не приносили облегчения. А родители заметили, что их дочь уж слишком болезненно переносит зной, бледные щечки так и не потемнели от солнца, под глазами залегли тени. Теперь девочка плакала уже каждую ночь и просилась спать к родителям. Жаловалась на дурные сны и различные шорохи в темноте. А однажды в слезах прибежала и бросилась на шею к отцу со словами: "Стены скрипят, они меня раздавят!" Решив, что у ребенка приступ клаустрофобии, ей разрешили переночевать с братом на веранде. Спустя неделю девочка вновь вернулась к себе в комнату и лишь изредка тихонько всхлипывала по ночам.
Григорий больше не читал дочери сказок, девочка засыпала сама, спала подолгу и все реже покидала комнату. Сидела с книжкой на кровати или на подоконнике. Стала вялой, но уже не жаловалась ни на что, меланхолично опускала глаза, когда интересовались её самочувствием. Обеспокоенные состоянием дочери родители засобирались домой, и, не дожидаясь конца августа, решили уехать через неделю, так как зарядили дожди и дороги размыло.
Гроза продолжалась почти двое суток, сильный порывистый ветер ломал ветки деревьев и гонял с грохотом по двору старое жестяное ведро. Спать легли рано, закрыли все окна и двери. Всю ночь в промежутках между ударами грома родителям слышался плач дочери за стеной, но сил подняться и подойти к ней не было. Какое-то оцепенение нашло на Григория и его жену, они лежали на кровати не в силах пошевелиться.
Утром, когда гроза наконец закончилась, Григорий пошел разбудить детей, но в коридоре остановился как вкопанный. На его истошный крик прибежала жена. Мужчина в панике колотил руками по голой стене, где еще несколько часов назад была дверь в комнату дочери.
Как позже выяснилось и как рассказывала после хозяйка дома своим соседям, отец семейства утверждал, что в доме пропала комната, и, что его дочь пропала вместе с ней. Якобы девочка все лето ночевала в четвертой крайней комнате, а в ту роковую ночь исчезла. Самое парадоксальное, что никакой угловой комнаты в доме отродясь не было, а на том месте, где отчаявшийся отец искал дверь, всегда висел ковер, который привез муж хозяйки из Прибалтики еще в далеком 1976 году.
В итоге всё списали на несчастный случай, девочку долго искали по окрестностям, но следов её обнаружено не было, показания членов семьи о наличии в доме четвертой комнаты не приняли во внимание, так как мать ребенка попала в больницу с инфарктом, а отец, никогда ранее не употреблявший спиртное, запил и через полгода его тело нашли невдалеке от их городской квартиры на лавочке в сквере. Мальчика, по слухам, передали на воспитание бабушке, и дальнейшая его судьба рассказчику не известна.
