Вспоминая свои детские годы, опаленные войной, не могу не остановиться на одном странном и таинственном эпизоде, случившемся на исходе лета 1945 года. Было мне тогда лет двенадцать, не более. Наша семья только что вернулась из эвакуации с Урала в свою родную деревню. Собственно, возвращались мы в Ленинград, но город еще был закрыт для эвакуированных и мы на два года «застряли» у родственников. Немцы ушли из этих мест чуть более года назад, поэтому все здесь еще напоминало о недавних ожесточенных боях.
Стояла в той деревне полуразрушенная старая церковь. В конце тридцатых годов она была закрыта, а все наиболее ценное из нее разграблено, а когда наступающие советские войска подошли к деревне, немцы превратили ее в неприступную крепость.
Как-то раз мы, деревенские мальчишки, боязливо, через черный ход и хоры, проникли внутрь храма. Жуткая картина открылась перед нами. Некогда великолепные фрески и мозаика были почти полностью уничтожены разрывами мин и снарядов, кое-где уцелевшие иконы изрешечены пулями, от сгоревшего алтаря остались лишь остров и расплавленный медный крест.
Однажды по деревне разнесся слух, что поздними субботними и воскресными вечерами в окнах храма виден свет и оттуда доносится стройное церковное пение. В ту же ночь мы решили проверить это. Едва дождавшись наступления вечера, мы, четверо ребятишек, неслышно подошли к мрачному силуэту старой церкви, приблизились к ее решетчатым окнам. Окна церкви были действительно освещены, и притом достаточно ярко. Это обстоятельство и напугало нас, и возбудило еще большее желание разобраться в происходящем. Недолго думая, мы, влезая друг другу на спины, стали поочередно заглядывать в окна храма. То, что мы там увидели, не было совместимо ни с какими законами разума и реалиями человеческого бытия. Храм был полон народа! Мальчишка, который первым заглянул внутрь церкви, вдруг удивленно воскликнул: «Пацаны, да это же дядя Сева! Я помню его. Он был в партизанах. Немцы поймали его и... расстреляли. А он здесь вместе со всеми молится... А вот тот, что стоит с краю, - это дяденька военный. Он первым ворвался в нашу деревню. Он тоже был убит. Мы еще всем селом хоронили его. А он тут стоит как живой. Воскрес, что ли? Не пойму я, пацаны, что происходит».
Следующий мальчишка, прильнувший к окнам, также был не менее удивлен и озадачен, чем его приятель. «Братцы, - сообщал он нам, стоящим внизу, - я вижу здесь Марию Николаевну, нашу учительницу. В прошлый Новый год она была расстреляна немцами за связь с партизанами. Она тоже здесь стоит и молится. А вот тетки Пелагеи девчонки Нинка и Раиска. Помните, те, что гранату в немецкую комендатуру бросили. Их немцы у школы на березе повесили. Тоже здесь. Тихие такие стоят. Крестятся. Ой, пацаны, сколько здесь наших деревенских уже умерших стоят! Чего это они тут все собрались? Грехи, что ли, отмаливают? Свихнуться можно». Мальчишка, который взгромоздился уже на мою спину, сразу же обратил внимание на тех, кто прислуживал в храме.
- Але, пацаны, - сказал он авторитетно и басовито, - сдается мне, что я узнаю этих священников. За алтарем – настоятель, отец Григорий. Мы с бабкой еще к нему ходили на исповедь и причастие. Ему прислуживают диакон Михаил и псаломщик Василий. Вижу их, как в тумане, и лица их как-то смазаны. Чудно, что они здесь стоят и служат. Их же в тридцать седьмом, после закрытия церкви, куда-то увезли и, должно быть, расстреляли. Бежим, братцы, отсюда! Здесь нечисто!»
В это мгновение из-за стен храма раздался громкий и гулкий голос, заставивший нас непроизвольно вздрогнуть:
- Миром Господу помолимся!
И тут же призрачный многоголосый хор торжественно и печально отозвался:
- Господи, помилуй...
С возгласами «Сматываемся, братва!» мы бросились от странной церкви вон. Дома я долго пребывал в каком-то странном, долго не проходящем оцепенении. Несмотря на юный возраст, что-то тогда во мне шевельнулось, заставило по-иному взглянуть на мир, на дела и заботы людские.
К сказанному стоит добавить, что через некоторое время районные власти, чтобы прекратить быстро распространяющиеся по округе слухи о чудесах в церкви, распорядились сделать из нее колхозную МТС. Проломили стену в северном приделе храма и понапихали в нее колхозную технику.
Вскоре под гулкими сводами замелькали огни электросварки, затарахтели двигателями трактора. И не нашлось уже в той церкви места ни таинственным, пугающим приведениям, ни нашим мальчишеским страхам.
