Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Глубинка. Русская деревня, на пятьдесят дворов. По центральной улице идет женщина в цветастом халате. Гравийная дорога, отсыпанная еще при царе Горохе, кое-где поросшая травой, была испещрена ямами. Минуя колодец, женщина подошла к старенькой брусовой избушке и отворила калитку. Собака во дворе радостно завиляла хвостом и залаяла. Из дома, навстречу гостье, вышла старушка в красном платке.
- Здравствуйте, Марья Евдокимовна! – обратилась к хозяйке соседка.
- Здравствуй, Аннушка!
Обе женщины присели на скамью возле забора. Неподалеку бегала местная ребятня. Дети резвились и визжали, то и дело падая на молодую зеленую траву. На удивление теплый майский день подходил к концу. Солнце уже близилось к краю горизонта, но все еще освещало землю. Обмолвившись парой – тройкой рядовых фраз, женщины замолчали, грустно глядя куда-то вдаль.
- А знаешь, Аннушка, - бабушка прервала тишину, - этот вечер напомнил мне далекий шестьдесят пятый год. Тогда я точно так же сидела, глядя на заходящее солнце. Погода была точно такой, даже ветер, кажется, дул с юга, как сейчас.
- И что же было в этот день? – полюбопытствовала соседка.
- В этот день, Аннушка, я увидела своих сыновей.
Женщина в халате недоуменно взглянула на бабушку.
- Я не поняла вас, Марья Евдокимовна. Это как это? Даже Сашке вон только тридцать стукнуло...
- То-то и оно, - протянула женщина, - как сейчас помню этот сон.
- Сон?
Молва о странной бабушке уже давно шла по деревне. Кто-то называл ее знахаркой, кто-то колдуньей, а кто-то, не церемонясь – ведьмой. Анна никогда не верила слухам. Напротив, ей нравилось проводить время в обществе своей соседки. Несмотря на возраст, та не впадала в маразм, не жаловалась на бесконечные «болячки» и не корила современную молодежь. Анне она напоминала добрую волшебницу из сказки, и молодая женщина очень любила по вечерам навещать старушку, чтобы хоть как-то скрасить ее одиночество.
- Да, это было первое мое видение. В те далекие годы, еще во времена СССР, я считалась припозднившейся барышней. В свои двадцать девять не имела ни супруга, ни детей. Однажды вечером, вот как сейчас с тобой, сидела с подружкой на завалинке. Был такой алый закат, что казалось, будто кто-то неведомый пролил целую банку вишневого варенья на небосвод. На душе стало так хорошо, так легко, все проблемы оставили меня. Еще тем вечером, расправляя перину, я услышала щебет ласточки за окном. А это, помнишь, я тебя учила - очень хорошая примета. Может, повлияло мое хорошее настроение, может еще что, но этот сон оказался вещим и таким ярким, что я запомнила его на всю жизнь. Вижу я, что стою в чистом поле, вокруг ни души, и состояние такое спокойное, умиротворенное. И вдруг замечаю, что бежит ко мне мальчик-огонечек, рыжий-рыжий, лет пяти. Я его обняла, прижала к себе. А за ним следом другой – светленький, помладше. И тоже несется ко мне, ручонки раскинул. Я и его приютила. Поднимаю голову – бежит третий, маленький совсем и уже темненький. Всех троих обнимаю, прижимаю к себе, как своих, чувствую что-то родное в этих детях. Но тут неведомая сила заставила меня посмотреть вперед, туда, откуда пришли эти дети. И увидела я там, на горизонте, стоит еще один, четвертый мальчик. Стоит и ждет, на меня смотрит. Грустно так глядит, а я не чувствую ничего. И не позвала его, не приветила. И пробежал он мимо, в туман, в неизвестность. До сих пор помню его грустный взгляд. А через годик я наконец-то встретила своего Федьку. Замуж вышла уже в тридцать. А еще через год после свадьбы родился наш первый сын – Сашка. Рыжий, как и во сне. Еще через полтора года – Гришка. Светленький. А уже в семидесятом последний, третий сынок – Васька. Смуглый парень. Девки за ним, вон, табунами ходят. – Бабушка довольно улыбнулась. - А когда Федька мой помер, схоронили мы его, на сороковой день чувствую, что не со вчерашнего кефира поплохело мне. Четвертая беременность объявилась, когда я совсем ее не ждала. Вот тогда-то и вспомнился мне сон свой девичий. Аборты в то время не делали. Только у повитух местных. Да побоялась тогда я грех на душу брать. Хотя и думала ребенка скинуть. Но, видать, поздно одумалась. Родился четвертый мой сынок мертвым. Долго я плакала тогда, просила прощения у него и у Господа. Да все не найду себе покоя по сей день...
Анна слушала бабушку, затаив дыхание. Из усадьбы напротив выглянула Ульяна Никитична и громко позвала внука Максимку домой. Мальчик пробежал мимо женщин, сидящих на неструганных досках старой скамейки. И уже на пороге избы оглянулся. Марья Евдокимовна узнала этот взгляд.
Мальчик с тоской глянул на несостоявшуюся мать.
