Когда я девках еще была, не отроковицей уже, но и не на выданьи еще, был тогда у нас в селе кузнец. Васькой звали. Руки - золотые, да рот говеный. Пил - страшно. В запои уходил, месяц мог пить! Семьи у него не было уже. Жену по пьяни прибил, а детушек его сестра себе прибрала, чтоб не пропали сиротки совсем с таким-то папаней. Вот и росли ребятишки при тетке родной. А Васька - тот жил бобылем. Вишь че, шибко по жене скорбел. Понимал, ведь, что сдуру все это свершилося... Да... Ее, горючую, всю не выпьешь, она всегда есть, да че там!..
В то время кузни ставили, знамо дело, на отшибе. А то. Все ж знают, кузнецы - они на особый лад люди. И жар в кузне, на манер адского, и сам кузнец не прост, ага... Вот и Васькина кузня стояла чуть поодаль, через мост за околицей, от дороги недалече. В ту осень дожди поливали - дай Бог... Дороги-то к ноябрю совсем развезло, одна хлябь да кисель. Ступить нельзя - увязнешь! Вот проезжих-то и не было. А какие проезжие - все по домам сидели, знамо дело, ага. А коли проезжих нетуть, так и Ваське работы нетути - некому лошадь перековать, ось тележную подправить. Васька-то от скуки и запил опять.
Пил и пил, ага. А в кузню, все ж, ходил. А то. Кузня, она присмотра треба. Вот, в каку ночь Васька напилси - вуматинищу. Напилси, да и домой двинул. Вот подходит к мосту, и слышит, колокольчики гудут - навроде того, тройка скачит. Васька поглянул по сторонам, ага, нетуть никого, и пошел на мост. Мост-то небольшой, да и не маленький, тележные-то по нему ездили, а то. Дошел Васька до середки моста, слышит, топот копыт по мосту, глянул назад - а там и правда тройка. Да кони такие знатные, холеные, а возница-то и говорить, садися, паря, на пристяжную, до деревни довезу. Васька взял и сел. Тут возница как начал хохотать страшно:
- Ха-ха! Мужика задурил! Ха-ха! А езжай-ка, паря!
Глянул Васька - нетути никакой тройки, и не на пристяжной сидит он, а на подручнях мостовых. Одной ногой на мосту, другой - на реку глядить, и двинуться не можеть никак. Примерз будто. Ага. Ужо как он додумалси - нязнаю, толька начал молитву Богородице читать, да Живые Помощи. Как прочел по третьему разу - отпустило его маненько.
Потихоньку-потихоньку слез он с подручня, да на карачках до дому дополз... Другой бы тут же пить бросил, а ентот - не... Еще хлещи пить стал. Просыхать перестал. Совсем человеческай облик потерял, ходил, че лешак, дикай какой. Так до зимы и дожил. И вот зимой с ним така штука приключилась. Подняли его посреди ночи стуком в оконце. Мол, тут ли кузнец-то ваш, деревенский живет? А как жа. Туточки. Так нам коня подковать - потерялася подкова, а путь-то вовсе неблизкий... Встал Васька, зенки-то с пьяну кое-как продрал, да и пошли они с поезжим мужиком в кузню. Мужик-то чужой лошадь выпряг из телеги, да в узде ведет. Вот пришли, Васька меха раскачал, все приготовил. Давай - говорит - скотину свою. Поднял ногу - а там!... Вместо копыта босая ступня человеческая, да без пятки! Тут уж Ваську пробрало! Упал без памяти. Утром его мужики нашли. Избитого. С тех пор Васька уже пить не стал. Ага. Только заикался страшно. Потому как понял - то черти к нему приходили. Всяк знает, черти кем хошь скинуться могут, а вот ноги у них так и останутся как человечьи, только без пяток.
