Это была прекрасная венская ночь, укрывавшая спящий город, уставший от шумного дневного карнавала. Улицы тихо струились меж домов, покрытые серебром луны. Воздух был настолько чист и прозрачен, что, казалось, можно было бы достать рукой до сияющих тонким и острым, как лезвие меча, светом звёзд. Казалось, сама Вена светилась изнутри желтоватым сиянием старых фонарей. Откуда-то издалека раздавалась печальная песня одинокой скрипки. Лёгкий, почти неощутимый ветерок гладил листву погружённых в сладкую негу деревьев. Эта тёплая ночная отрада пронизывала каждого, кто лишь только хотел её почувствовать.
Она чувствовалась и в богато убранной гостиничной комнате, где в эту ночь остановился молодой граф со своей женой.
Они сидели друг напротив друга. Он держал её за руки и не мог отвести взгляда от её ласковых, нежных, по-детски наивных и вместе с тем умных и проникновенных глаз.
- Какая прекрасная тихая ночь... И как красиво луна освещает твои волосы... - он взял в руки каштановую прядку и начал играть ею, - они струятся, словно водопады, и так лаконично спадают тебе на плечи...
Графиня потупила взор. Лёгкий румянец окрасил её щёки. Она собралась было что-то ответить, но вдруг услышала странный шум.
- Тебе не кажется... Что кто-то идёт по коридору? - настороженно спросила она.
- Что же, почему бы кому-нибудь и не пройтись там? Возможно, это горничная, или коридорный, или ещё кто ходит и проверяет, всё ли везде в порядке.
- Меня охватывает какое-то смутное беспокойство. Мне не нравится звук этих шагов.
- Полно же тебе, чего тут страшного?
- Право слово, я и сама не знаю, да только на душе у меня тревожно.
- Да правда ли, что...
Но договорить он не успел. Дверь в комнату громыхнула под мощным ударом. За ним последовал второй, третий, четвёртый... В комнату кто-то рвался с такою неистовостью, какая присуща разве что дикому зверю. Наконец дверь рухнула. Граф и графиня замерли в ужасном, сковывающем тело страхе перед теми, кто перед ними предстал.
Клоуны наполняли комнату. Одни из них были в старых масках, запачканных какими-то ржаво-бордовыми пятнами. Другие, без масок, неестественно широко улыбались. Им ведь положено улыбаться. Окровавленные пухлые губы ничуть не скрывали длинных, выпирающих вперёд хищнически-острых клыков. Некогда разноцветные, а теперь грязные рваные кафтаны лохмотьями свисали с поджарых мускулистых тел.
Девушка закричала. Граф схватил шпагу и бросился на ночных пришельцев. Но силы были неравны. Забившаяся в угол кровати графиня не могла пошевелить головой от животного ужаса, сковавшего всё её существо. С ужасом и одновременном непонимании происходящего вокруг она смотрела, как её мужа заживо разрывают на куски и тут же пожирают немыслимые даже самому больному воображению твари — отголоски ушедшего карнавала... Внезапно её взгляд столкнулся со взглядом хищника, жадным, ненасытным взглядом клоуна, жаждущего тёплой крови...
Тем временем по коридору шли горничная и консьерж, обсуждая вопросы по поводу крыс в подвалах гостиницы. Внезапный шум заставил их побежать к комнате приехавших утром господ.
То, что ещё осталось от обитателей номера, заставило служанку закричать. Хищники тут же повернули головы и увидели своих новых жертв. Судьба коридорного была предрешена, но девице удалось оторвать край платья, за который её схватил клоун.
Вне себя от страха, она влетела в комнату прислуги и подняла на ноги весь персонал гостиницы. Люди, схватив факелы, спешно вбежали на этаж... Лишь только останки несчастных увидели они на полу. Клоуны исчезли. Ветер дул в распахнутое настежь окно.
С тех пор в ночь после венского карнавала, что приходится на полную луну, в городе исчезают люди.
