DIMOH
...и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное...
Матф.18:3
В каждой сказке есть доля сказки!
(кто-то сказал).
ГЛАВА 1
"Да уж, блин, красавец фигов - «Орландо Билан»! - уныло констатировал Димка, именуемый в народе Димон, разглядывая в зеркале над раковиной обнажённую верхнюю половину своего семнадцатилетнего тела. - Можно снять триллер, типа «Восставший из могилы», Спилберг от зависти застрелится!"
И в правду, зрелище подобного торса вряд ли вызвало бы у сверстниц Димона взрыв романтических эмоций. Отраженное зеркалом длинное тоще-бледно-синюшно-сутулое существо хлопало коровьими ресницами над блеклыми зеленовато-серыми глазами косоватого разреза. Тощие, длинные, без какого-либо намёка на бицепсы руки плетеподобно свисали с мосластых узких плеч и заканчивались узкими кистями с длинными пальцами, явно способными удержать лишь компьютерную «мышку». Впечатляли впалая грудь, угреватый большой нос и безвольный подбородок. Существо это было в довершение всего увенчано густющей шапкой торчащих во все стороны неукротимых рыжих волос. Словом, типичное дитя «каменных джунглей». Да ещё с фамилией Рыжок.
Димка вздохнул, натянул балахонистую футболку с улыбающимся черепом в немецкой каске и надписью «Зиг хайль, бэби!», безнадёжно шкрябнул пару раз гребёнкой по не желающим принимать какую-либо форму волосам и вышел на кухню.
На кухне неродная, по отчиму, бабушка Эмма, безвылазно проживавшая в виртуальном пространстве телевизионных ток-шоу и замыленных сериалов, поглядывая в непрестанно работающий кухонный телевизор (ещё один беспрерывно работал в её комнате), разогревала в микроволновке Димкин завтрак - половинку вчерашней пиццы. Стакан с пакетиковым чаем уже стоял на столе рядом с нераспечатанным «Сникерсом».
Своё меню Димон составлял себе сам в соответствии с собственным вкусом и полным отсутствием интереса к этому бабы Эммы. С тех пор, как четыре года назад мать с отчимом уехали на заработки в далёкую Канаду, где их узкая научная специализация оказалась почему-то востребованной, Димка, вручённый на попечение отчимовой матери, фактически оказался предоставленным самому себе. С бабой Эммой они существовали в параллельных пространствах, лишь изредка пересекаясь на кухне. Бабе Эмме было глубоко «по барабану» всё, что касалось Димкиной жизни, лишь бы эта его жизнь не слишком отрывала её от любимого телевизора. Деньги на карманные расходы Димка регулярно снимал в банкомате со счёта, который родители завели специально для него и на который риэлтерская фирма, сдававшая родительскую квартиру, регулярно переводила оплату за нее. Сумма ежемесячного снятия наличных была лимитирована родителями, но вполне удовлетворяла все Димкины компьютерно-«сникерсовые» запросы.
В определённом смысле, по понятиям сверстников, Димон жил «в шоколаде» - его никто не «пас», не лез в его учебные и прочие дела, у него была отдельная большая комната, классный навороченный «комп» со всеми мыслимыми девайсами, гаджетами и прибамбасами, пусть небольшие, но стабильные наличные, и полная независимость от «предков».
Мать периодически вяло интересовалась по электронной почте о его успехах в школе, Димон также вяло отписывался, что всё «ОК». На этом связь с родителями и заканчивалась.
Многие одноклассники завидовали Димону, да он, в общем-то, и сам ценил преимущества своей свободы, но иногда, заходя к друзьям домой и слыша получаемые ими «нагоняи» от матерей с требованиями вернуться не позднее определённого часа, грустно вздыхал, принюхиваясь к запахам домашней стряпни. Баба Эмма ничего не готовила, только разогревала приносимый Димкой «фаст-фуд». Чем питалась она сама - оставалось тайной за семью печатями.
Учился Димка так себе, не выгоняли - и слава Богу! Тянул, не рвался, понимая, что репетиторов ему нанимать никто не будет, а без них и без приличных денег в серьёзные ВУЗы можно и не соваться. Армия ему с его кривой сколиозной спиной не грозила, торопиться с устройством в жизни нужды не было, и Димка спокойно заканчивал свой одиннадцатый класс, не сильно переживая за оценки в аттестате.
Переживания у него были другие - совершенно нормальные для его пола и возраста - любовь!
Первый раз Димка влюбился во втором классе в Светочку с третьей парты, и любовь эта продолжалась четыре года! Светочка так и не отреагировала на его многообразные проявления страстного чувства в виде попыток понести рюкзак, занять очередь в буфете, провожать до дома на расстоянии, подбрасывать записки двусмысленного содержания и прочих, типичных подростковых заигрываний.
Оправившись от первой неудачи, Димон проникся нежным чувством к миниатюрной узбечке из соседнего класса, чувство продолжалось три четверти, в начале четвёртой черноглазенькая Дильдора переехала в другой район города с переходом в другую школу. Следы её потерялись.
Вплоть до начала десятого класса Димка обходился другими интересами. В частности, в отличие от большинства одноклассников, кроме виртуозного владения «мышкой» и клавишами в самых сложных «стрелялках», он ещё и читал книжки! Да какие! Вся здоровенная отчимова библиотека была им облазана вдоль и поперёк. Кроме вполне понятных Дюма, Жюля Верна и Конана Дойла, Димкой были проштудированы многотомник Мериме, подписка Лескова, Мельников-Печерский, Ремарк, Хэмингуэй, Джек Лондон и ещё много чего, совершенно неизвестного большинству современных «продвинутых геймеров».
А поскольку в большинстве этих книг главной действующей силой была романтическая любовь, то.... Словом, в десятом классе Димон конкретно втрескался в первую красавицу школы ослепительную Маринку, по которой сохли многие, куда более видные «мэны».
Обладая развитым художественной литературой воображением, вдобавок обогащенным лучшими шедеврами компьютерной «виртуалки», Димон создавал в своих мечтах возвышенные сюжеты в духе «Айвенго» Вальтера Скотта или «Следопыта» Фени-мора Купера, в которых он сам, слегка усталый от боёв, в поблескивающих серебряной
насечкой воронёных доспехах или потёртой кожаной куртке, кожаных же штанах, мокасинах и бобровой шапке с орлиным пером спасает Маринку (одетую соответственно месту и эпохе) от какого-нибудь гада, типа монстра-зверюги или маньяка-убийцы. После чего она, естественно, кидается на шею избавителю, страстно целует его и... словом, далее - очень личное.
А сама Маринка, между прочим, была, в общем-то, неглупая и даже пожалуй, добрая девчонка, но...
Родиться с такой фигурой, таким лицом, такими глазами и такими пышными волнами каштановых волос - искушение, которое выдержать не под силу почти никому из Евиных пра-пра-пра-пра-внучек.
Маринка тоже не миновала сладкого соблазна упиваться всеобщим юношеско-мужеским восхищением и пользоваться плодами безудержного поклонения своих «фанатов». То одна, то другая крутая тачка распахивали перед ней свои двери, чтобы отвезти домой, или в клуб, или на дискотеку, или куда ей там ещё заблагорассудится. Её ухажёрами становились, кроме недозрелых одноклассников, студенты престижных ВУЗов, молодые люди с влиятельными папами, деньгами и связями, домами на Рублёвке и в дальнем зарубежье.
Словом, перспективы Маринкиного устройства в жизни уже во всю сверкали бриллиантовым блеском, и умная Маринка не торопилась уподобляться большинству своих сверстниц, рвущихся познать в этой жизни всё и поскорей. Принцам нужны принцессы, а не доступные «гёрл-френдши». А Маринка небезосновательно рассчитывала на Принца.
Вспомните, что наблюдал утром в зеркале Димон и прикиньте его шансы встретить в Маринкиных глазах свет ответного чувства. Но с сердцем-то что делать? И, понимая всю безнадёгу своих мечтаний, Димон не переставал с замиранием этого самого сердца ловить случайные взгляды своей Принцессы и искать повода перекинуться с ней хоть парой слов.
Обычно это происходило так:
-Димон! Чё, правда физичка заболела? Сгоняй в учительскую, узнай!
- Щас, Марин! Я по-быстрому! Уже лечу!
И он летел по шумному школьному коридору, сшибая с ног не успевших уклониться младшеклашек, счастливый возможностью послужить своей Принцессе и сподобиться её благосклонного взгляда.
Любовь! Понимаешь...
ГЛАВА 2
Пицца, несмотря на разогрев в микро-волновке, напоминала по вкусу подмётку кеда, чай пах плесенью, «сникерс» склеивал челюсти. Утро не радовало. Одолев постылую пищу, Димка покидал какие-то книжки и тетрадки в рюкзак, воткнул в уши МП-З-плеер, и, крикнув в безответное пространство, - «Ба! Пока!» - захлопнул за собой дверь.
На улице было тепло, середина мая радовала приближением выпускных экзаменов и перспективой какой-то новой жизни.
Димон бежал трусцой, пошлёпывая кроссовками по асфальту, стараясь попадать этими шлепками в ритм звучавшего в наушниках любимого им «Короля и Шута».
Надо было успеть раньше Маринки попасть в математический класс и подсунуть в её парту забавного кота-брелок-мягкую-игрушку с запиской в лапах «Марине от О. Блума». Пусть заценит прикол! Любоваться смеющейся Принцессой было одним из главных утешений незадачливого влюблённого.
Димон миновал старый сквер с затаившимся в глубине притоном игральных автоматов, пробежал мимо самодовольного «Мак-Дональдса», завернув за угол, пролез сквозь дыру в школьном заборе, обогнул облупленое здание «альма-матер» и заскочил в главный вход. Едва не сбив с ног старенькую уборщицу тётю Зину, проскакал по истёртым ступенькам до третьего этажа, вбежал в математический класс и замер на пороге, от изумления разинув рот.
Вопреки его расчету оказаться в классе первым (разве что Галка-«ботанка», как всегда, раньше всех припрётся), практически весь его одиннадцатый «Г» уже был в аудитории и, разбившись на группки оживлённо и тревожно гудел.
- Димон! - подскочил к Димке Славка по кличке «Перитонит». - У тя чё, «труба» сдохла? Тебе с утра народ дозвониться не может!
Димка сунул руку в карман, его «труба» - мобильный телефон, и в правду не подавала признаков жизни.
- Разрядился! - вздохул Димон. - А чё за «пыль» такая?
- Маринка разбилась ночью, блин!
- Чего гонишь, Перитонит?
- Чё слышал, блин! Разбилась в хлам! С дискотеки с каким-то перцем шараши-ли на «Икс-пятой» по «Волгоградке» и на перекрёстке в фуру зафигачились, аж у фуры той задний мост вышибло на фиг!
- А Маринка-то живая? - холодея от ужаса прошептал Димка.
- В коме, блин! Перец тот вообще ласты склеил, ему какая-то хрень чайник пробила, а Маринка, блин, - в коме!
- А где она сейчас? - мёртвым голосом спросил Димка, оседая на парту.
- В Институте травматологии, блин, где ж ещё! Туда всех с аварий везут!
- Понял, блин... - ошарашенно пробормотал Димон.
Жизнь его рухнула в одночасье.
Кома... Что такое «кома»? Это, кажется, когда человек без сознания и - то ли оживёт, то ли нет...
А если нет?
Если его Принцесса умрёт?
И зачем тогда нужна эта фигова жизнь?
Димка встал и, не заметив соскользнувший с плеча рюкзак, пошёл к двери, глядя на окружающих остекленевшими глазами зомби.
- Димон! Ты куда, блин? - крикнул ему вдогонку Перитонит. - Щас уже Ривхатовна придёт! Опять тебе прогул, блин, поставит!
Димон не ответил. Его ноги, заплетаясь, сами тащили его вон оттуда, где он только что испытал такую сильную боль, что вся душа его сжалась, словно сведённая судорогой, заледенела и только пальцы руки нервно теребили в кармане толстовки ставшего вдруг ненужным кота с запиской.
Говорят, у больных эпилепсией бывает «сумеречное состояние сознания». Это когда человек вдруг «выключается» и потом, через какое-то время «включившись», не помнит, где он был и что он делал. Эдакий пробел в памяти.
Вот примерно в таком же «сумеречном» состоянии оказался Димон, когда под вечер третьего дня обнаружил себя в приёмной Института травматологии. Он стоял посреди вестибюля, абсолютно не помня, как и на чём он сюда добирался и чем вообще он занимался в предыдущие полтора суток. Осмотревшись, он подошёл к «Справке» и назвал Маринкину фамилию.
- Кома. Состояние стабильное. Ухудшения нет. А вы ей кто? - поинтересовалась сидевшая за справочной стойкой молоденькая медсестричка.
- Я из школы. Я от её класса, - нашёлся Димон, - а повидать её можно?
- Нет, конечно! Она же в реанимации! Туда никого не пускают! - удивилась Димкиной неосведомлённости медсестра. - Даже близких родственников!
- Типа, понял! - вздохнул Димон.
- Слышь, пацан, отойдём, - словно ненароком задел плечом Димку восточного вида молодой человек, очевидно - практикант, в неслишком опрятном медицинском белом халате.
Они отошли в угол холла.
- Аавандосы есть? Пятихатник - и я тебя к ней проведу, это подруга твоя? - улыбаясь, спросил «практикант».
- Нет, так - одноклассница... - выворачивая карманы, проговорил Димка, - вот, всего четыреста тридцать, больше нет... А давай я тебе семьдесят потом занесу, я же к ней ещё приду!
- Да ладно! Я сегодня добрый, давай сколько есть! Пошли со мной! - «практикант» повернулся и пошёл к «служебному входу».
Димка потрусил за ним. Пройдя сколько-то поворотов по коридорам и несколько лестничных пролётов в разных направлениях, «практикант» распахнул перед Димкой какую-то невзрачную дверь.
- Заходи!
- Это что? Реанимация? - удивился Димон.
- Какая реанимация! - захохотал «практикант». - Это наша, электриков, раздевалка! Заходи давай!
В раздевалке он выбрал на вешалке наименее мятый белый халат, сунул его Димке.
- На! Одевай! Вот ещё тоже, на! Шапочку надень, а то у нас тут таких рыжих электриков нету! Тебя как зовут?
- Димон, Дима то есть...
- Меня Тамраз. Аадно, Дима, пошли, вот, держи для маскировки, - «практикант-электрик сунул в руки Димки небольшой моток телефонного провода и воткнул в нагрудный карман отвёртку-пробник.
Вновь пройдя лабиринтом коридоров и лестниц, Тамраз привёл Димку к застеклённым дверям.
- Сейчас войдём в коридор, и ты идёшь быстро за мной мимо дежурной сестры, на неё не смотри, потом я заведу тебя в бокс и уйду, ты дорогу назад запомнил?
- Не уверен...- засомневался Димка.
- Ладно! Буду ждать тебя у того лифта -Тамраз показал рукой, - у тебя пять минут, не больше, скоро пересменка врачей закончится, понял?
- Понял!
- Пошли!
Изучающая какой-то глянцевый журнал медсестра, даже не подняла головы в сторону промелькнувших мимо её поста двух белых халатов, заговорщицки нырнувших в бокс.
- Вот она! Я пошёл! - и Тамраз растворился в пространстве.
Да. Это действительно была она - Марина. Только голубоватая бледность осунувшегося и заострившегося лица сменила ее всегдашний свежий румянец. Какие-то трубки подходили к носу, какие-то датчики были прилеплены к голове и к закрытому по шею простынёй телу, из капельницы что-то сочилось через прозрачный шланг куда-то под лейкопластырную заплатку у локтя.
Вот тебе и Принцесса.
В коме.
То ли оживёт, то ли нет. Если не оживёт, то - хрен с ней, с этой жизнью - порежу вены.
Или таблеток нажрусь каких-нибудь. Или ещё как-нибудь это всё закончу... А если оживёт?
Буду ей опять, как щеночек, в глаза заглядывать, унижаться, чтобы хоть посмеялась надо мной? Буду смотреть как она и дальше с крутыми зажигает, олигарха себе присматривает?
Буду.
И ковриком ей под ноги лягу.
И амбразуру, как тот чувак Матросов, из учебника, собой закрою.
И что ещё там будет надо для неё - сделаю.
Лишь бы ожила.
Лишь бы опять смеялась, закрыв глаза от удовольствия и потряхивая копной рассыпающихся по плечам блестящих каштановых волос. Лишь бы хоть иногда ловить на себе её весёлый с искринками взгляд.
Лишь бы ожила.
Если умел бы, блин, молиться кому-нибудь там, кто помогает, то помолился бы.
Лишь бы ожила. Не умею, блин...
-Так! Опять Тамраз бизнес делает, поганец! - внезапно раздался за спиной остолбеневшего в размышлениях Димки негромкий, но и незлобный голос. Димка обернулся.
Перед ним стоял невысокий, толстенький, с аккуратно подстриженными усиками, лет сорока с чем-нибудь, доктор, нарочито грозно посматривающий на Димона поверх узеньких стёклышек недорогих очков. От него слегка попахивало коньячком.
- Я... - запинаясь, начал Димка.
- Молчи, Ромео! По твоей физиномии итак всё видно! И не говори мне, что ты её брат или староста класса или ещё какое-нибудь враньё. Любовь - это правильно, парень, уважаю! Ради любви можно и нужно жертвовать и рисковать! И сколько этот сын Востока с тебя слупил?
- Я... четыреста тридцать, у меня семидесяти не хватило...
- Опа! Уже пятьсот! Недавно триста было, растут расценочки-то, пора в долю входить!
- Я...
- Да ладно, Ромео, тебе повезло, что не на Ирину Израилевну нарвался, а то был бы тебе Хеллоуин с «валентинками». Пошли, нельзя тебе здесь всё-таки быть, в коридоре поговорим.
Они вышли, присели на дермантиновый диванчик.
- В общем, Ромео, положение с твоей «Джульеттой» дерьмовое, это я тебе как мужик мужику честно говорю, - доктор достал из кармана сигарету, закурил, - и дерьмовость его в том, парень, что мы, врачи, в нём ничегошеньки понять не можем, а стало быть, и спрогнозировать. Сегодня на пятиминутке у главного решили консилиум из профессоров собирать. Бывает такая штука, Ромео, но крайне редко!
- А что за штука? - не выдержал Димон.
- А штука в том, парень, что «Джульетта» твоя абсолютно здорова, если можно так сказать. То есть все функции организма, - мозг, сердце, лёгкие - работают прекрасно. Она ведь и повреждений-то серьёзных не получила так как была пристёгнута ремнём безопасности - пневмоподушки спасли, всего лишь пара синячков пустячных. А, с другой стороны, она вроде как и мертва - то есть её самой, её личности или души, можно так выразиться, в теле нету! В пору верующим стать!
- Так что же с ней теперь будет?
- Никто этого, парень, сказать не сможет, даже профессора, я думаю. Может она через пару минут очнётся, с кровати спрыгнет и домой побежит, а может и годами так лежать, такое тоже бывает. Словом, малоизученный наукой феномен! Вот так-то, брат Ромео!
- А может кровь ей надо, или органы какие-нибудь, вы у меня возьмите, если надо, я готов донором стать!
- Хорошо, Ромео! Если надо будет, прямо у тебя и возьмём! - рассмеялся доктор. -На вот тебе визитку мою, захочешь посетить Джульетту - позвони, будет можно - проведу. Задаром. Нечего кормить прохиндеев.
Оставь здесь халат и барахлишко Тамразо-во, я ему сам отдам, заодно и вздрючу ма-лехо! Вот на этом лифте спускайся в подвал, там налево и метров через двадцать пять будет выход на улицу. Ну, бывай!
- До свидания! Спасибо! - грустно поблагодарил Димка и указанным путём отправился к выходу.
За дверью Димку охватили дождливые сумерки, дождь не дождь, а так - гадкая морось. Прикрыв буйную шевелюру капюшоном толстовки и сунув руки в карманы, Димон пошаркал в сторону метро. В груди ныло, тянуло и сжималось что-то холодное и мерзкое, мозг никак не мог принять мысль о том, что, может быть, будет так, что Маринки не будет. Его Принцессы не будет! Хрень какая-то, бред пьяной обезьяны! Этого не может быть потому, что этого не должно быть никогда!
- Слышь, пацан! - толчок в плечо вернул Димона к реальности, - ты тут чё забыл?
Перед Димкой стоял крепко сбитый парень лет шестнадцати, явно - «качок по жизни», и с довольным прищуром кота, поймавшего в свои когти толстенького мышонка, разглядывал Димона. За его спиной стояло ещё человек семь разновозрастных отроков, разной степени агрессивности, которыми толкнувший Димку «качок», очевидно, верховодил. Двор, в который занесло Димона, был ему явно не знаком.
- Ничё не забыл, я к метро иду! - Димон сделал шаг в сторону с целью обогнуть загораживающего ему путь «качка», но тот снова перегородил ему дорогу.
- Не гони, ржавый! Метро в другой стороне!
- Я не гоню! Я заблудился тут у вас...
- Тут у нас, ржавенький, так с людями базар не ведут, здесь у нас - это не там у вас, понял!
- Понял...
- А раз понял, так отбей людям таможенный сбор, раз уж ты тут у нас!
- Нет у меня лавашей, я всё Тамразу отдал.
- Я никаких Тамразов тут не знаю, мне по фигу кому ты где там чего отдал, нет бабла - гони МП-З-шник!
- На! - Димка снял с шеи шнурок с МП-3 плеером.
- «Трубу» давай!
- «Трубу»? - Димка ощупал в кармане неработающий телефон. Можно было бы, конечно, отдать и его. Мобильник, в общем-то, уже не новый, бывает, подглючивает на играх, но... Но в нём остались единственные у Димки Маринкины фотки! И если она умрёт...
- Нет! - отрезал вдруг неожиданно для самого себя жёстко Димон. - «Трубу» я тебе не дам!
- Чё ты сказал, ржавый? - глаза «качка» сощурились в щёлки, рот осклабился презрительной ухмылкой. - Ты, - он ткнул Димку в грудь указательным пальцем, - мне, - он оглянулся на загоготавшую «бригаду», - не дашь?! А чё ты мне тогда дашь? Это? - он сделал похабный жест.
- Хвост от старой макаки! - удивляясь собственной наглости, бросил Димон, ощущая, как в груди у него быстро разрастается ком леденящей злобы. - И я не «ржавый», а рыжий, понял, фуфло!?
Первый удар пришёлся Димону по уху вскользь, так как «качок», озверев от «фуфла», явно поторопился ударить и плохо прицелился. Второго удара не последовало, потому что Димон (и это Димон-то, способный разве что прихлопнуть комара, и то не с первого удара!) резко, коротким пинком, точно как учил его сосед-десантник Мишаня, ударил «качка» по костяшке голени чуть выше поднятого языка кроссовки. «Эх! Жаль что я не в "гриндерах"!»
Однако и удара кроссовкой оказалось достаточно, чтобы нападавший согнулся, ухватишись за ушибленное место и отчаянно завыл.
- А-а-а! Падла! Мочите его! А-а-а!
Однако, растерявшиеся от непривычного поведения вожака, его «дружбаны» не сразу сообразили броситься вдогонку за использовавшим эффект неожиданности Ди-моном, кинувшимся бежать в ближайшую подворотню.
Дохлое дело убегать в незнакомых дворах от местной шпаны! С Димкой случилось худшее из возможного - он забежал в тупик. Когда он понял это, топот погони уже грохотал совсем рядом. Утопающий хватается за соломинку, Димон ухватился за кусок арматуры.
Хороший такой кусок закалённой стальной арматуры, рифлёный, как и положено (очень удобно пальцами удерживать), сантиметров семьдесят в длину, явно служивший ранее разметочным колом - заострённый болгаркой с одной стороны и с расплюснутым торцом от многих ударов кувалдой с другой. Даже обрывок бечёвки ещё болтался на нём. Страшная, кстати сказать, штука в умелых руках.
Руки у Димона не были умелыми по части холодного оружия («волшебный меч» в компьютерных играх не считается), однако преследователи этого не знали. И то, как он мгновенно обезножил их лидера, со стонами дохрамывавшего где-то сзади, явно не ухудшало их мнения о Димкиных боевых качествах.
- Значит, так! - хрипло объявил, подхлёстываемый отчаянием загнанного зверя, Димон, ставший даже по-своему красивым с развевающейся огненной шевелюрой и сверкающими холодным безумием глазами. - Вы, пацаны, тут меня своей шоблой замесите, без вопросов! Но один из вас, а может двое или трое, завтрашнего утра не увидят (прямо поэзия, блин!), потому что вот эту хрень - он помахал перед глазами «пацанов» заострённым концом арматуры, - я кому-нибудь из вас в кишки воткнуть успею! Ну! Давайте, гоблины! Обделались? - Димка сделал резкий шаг вперёд. - Кто первый на шашлык, бараны?
«Гоблины» отпрянули. Кто-то из них потихонечку стал ретироваться, даже подтянувшийся «качок» перестал стонать.
- Пошли, пацаны! Он долбанутый, на фиг! Ещё поуродует козёл! - И поддерживая хромающего лидера, опасливо оглядываясь, «бригада» потянулась из тупика.
Выждав пару минут для гарантии, всё ещё судорожно сжимая побелевшими пальцами свой «волшебный меч», Димка вышел из западни, прошёл пару подворотен и, оказавшись на малолюдной улочке, дёрнул бегом во весь дух в сторону, как ему показалось, центра. Он бежал, бежал, едва не сшибая шарахавшихся от него редких прохожих, бежал долго, сворачивая то на одном, то на другом перекрёстке, окончательно потеряв ориентиры и заблудившись, бежал, сколько было сил, пока выдохшись, не плюхнулся на ступени какого-то неопознаваемого в темноте старинного здания и, подчинившись окончательно сдавшим нервам, судорожно зарыдал.
ГЛАВА 3
Долго ли длилась истерика, Димка не заметил. Постепенно успокаиваясь, он начал также постепенно ощущать рядом с собой чьё-то вполне доброжелательное присутствие. Оглянувшись, он увидел сидящего ступенькой выше необычного старика, с интересом разглядывающего Димона. Одет этот старик был в засаленную телогрейку поверх какого-то длинного, тоже засаленного, бывшего раньше чёрным халата, из-под которого высовывались носки старых валенок в калошах. На голове он имел чёрную вязанную в дырках шапочку, а из-под всклокоченной густющей бородищи улыбался крупнозубый рот. Внимательные глаза старика отражали сочувствие и понимание. Бомжом от него не пахло. «Прикольный "дедан"! - подумал Димка. - Прямо, типа, Дамблдор какой-то!»
- Здравствуй, брат! - улыбнулся «Дамблдор».
- Здравствуйте! - уныло вздохнул Димка.
- Беда, брат? - старик по-дружески положил руку Димке на плечо.
- Беда, блин! - ещё глубже вздохнул Димка.
- Ого! Слушай, браток! Да ведь ты промок весь! Давай-ка заходи ко мне в сторожку - обсушись, да чайком обогрейся, а то простынешь, заболеешь ещё!
- Да хоть и заболею - всё равно, кому я на фиг нужен!
- Ну уж и никому! А родные, мать, отец?
- Родные? Мать с отчимом в Канаде «гринкарту» зарабатывают, я им - «по барабану»: «Получай образование Дима, иначе ты не сможешь построить хорошую карьеру за границей!» Баба Эмма вообще в телевизоре живёт, я сдохну - она и не заметит, только канал переключит!
- А отец?
- Отца я и не видел никогда, он мать бросил, когда мне ещё года не было, мать даже денег от него брать не стала, но и со мной ему общаться не дала. Да он, вроде, и сам не рвался...
- Но кто-то же тебя любит?
- Попугай любил! Всегда на плечо садился, причём только ко мне, за ухо тихонько так потрёпывал и ворчал! Только вылетел он однажды в открытую форточку, три года назад, да так и не вернулся - потерялся, наверное...
- А сам-то ты, брат, кого-нибудь любишь? - глаза старика смотрели серьёзно.
- Я-то? Люблю... Или любил, наверное... Не знаю, как про полупокойника правильно сказать?
- Что значит полупокойник?
- Кома, блин, такие вот дела! То-ли оживёт она теперь, то-ли нет...
- Кто она?
- Принцесса моя, Маринка...
- Так, брат! - старик неожиданно крепкими руками поднял Димку на ноги. - Заходи! - Он распахнул обитую старым кожзаменителем дверь. - Такие вопросы на ступеньках не обсуждаются!
Димка ещё раз глубоко вздохнул и покорно впереди старика вошёл в полумрак сторожки.
Помещение оказалось совсем маленьким, метра так два на три, пожалуй, слева, вдоль стены, стоял неширокий деревянный топчан, вроде длинного сундука, покрытый вытертым черным бараньим полушубком. Вместо подушки лежал свёрнутый рулоном ватный бушлат, одеялом служила старая суконная шинель без погон и прочих знаков отличия, даже без пуговиц. У правой стены стоял небольшой стол с выдвижным ящиком, возможно, даже дореволюционный, с остатками дорогой шпонки на облицовке, но обшарпанный до невозможности. На столе стояли: пластиковый электрический чайник, две стеклянные банки от кабачковой икры, одна с чайной заваркой, другая - с сахаром, пара алюминиевых кружек, в прозрачном полиэтиленовом пакете лежало полбуханки чёрного хлеба рядом с ножиком, обмотанным вместо деревянной ручки изолентой. Пара грубо сколоченных некрашеных табуреток завершали убогую меблировку стариковой сторожки, слабо освещаемой единственной лампочкой без абажура. В противоположной от входа стене была дверь, слегка приоткрытая внутрь следующего помещения. В щель ничего не было видно, кроме тусклого мерцания не то свечи, не то какой-то горелки.
Старик снял свою засаленную телогрейку и повесил её на заменявший вешалку гвоздь, оставшись в длинной вязаной потрёпанной чёрной кофте поверх уже упомянутого халата. Крест накрест с его плеч, наподобие портупеи, свешивались какие-то шнуры в отдельных местах переплетённые, наподобие макраме, крестчатым узором.
- Так, браток! - повернулся старик к Димону. - Тебя зовут-то как?
- Димон, то есть Дима, Димитрий...
- Ara! Брат Димитрий! А меня Афанасием нарекли, так все и кличут - старик Афанасий! У тебя дедушка есть?
- Нету, погиб на железной дороге, в Сибири где-то, мать ещё маленькая была. Он проводником работал, авария там какая-то случилась, точно не знаю.
- Ну, тогда я тебе вместо деда пока буду, а ты мне вроде внучка! Давай-ка, внучок, скидавай свои мокрые вещи, в шинельку вон закутайся, да на топчан с ногами залезай! А я сейчас чайник включу, чайком согреемся!
Димка с удовольствием стянул с себя вымокшую под дождём «толстовку», отяжелевшие от сырости джинсы, влез в рукава видавшей виды шинели и, закутавши тощие ноги полами, уселся по турецки на топчане, привалившись спиной к стенке.
Дед Афанасий, нагнувшись, подобрал с полу мокрую Димкину одежду, аккуратно расправив, развесил её на здоровенной чугунной батарее, идущей вдоль правой стены. Там же пристроил сушиться и мокрые Димоновы кроссовки.
Закипел чайник. Старик заварил чай в одной из кружек, прикрыв её щербатым блюдцем, дал настояться несколько минут, затем отлил половину заварки в другую кружку, долил обе кружки кипятком, щедро насыпал в одну из них сахару, размешал и подал её Димке.
- Пей, внучок Димитрий! Согревайся!
Димка с удовольствием стал прихлёбывать обжигающий приторный чай, ощущая, как его чахлое тело начинает оживать, согреваясь. Даже захотелось есть.
Словно почувствовав это, старик вытащил из пакета хлеб, отрезал от него толстый ломоть, намазал его мёдом из непонятно откуда взявшейся банки, протянул Димону.
- Ну-ка, скушай, внучок!
Димка алчно впился зубами в ароматно пахнущий бутерброд, урча от удовольствия, откусил здоровенный кусище и начал его медленно с наслаждением прожёвывать.
- Нравится, внучок? Ещё кусок намазать?
- Угу! - проурчал Димка. - Кайфище! Втыкает не по-детски! То есть, - он слегка смутился, - очень вкусно!
- Ну и хорошо, брат Димитрий! - улыбнулся дед Афанасий. - Кушай на здоровье!
Слопав три бутерброда с мёдом и запив их двумя кружками чая (свою порцию старик также отдал Димону, предварительно её крепко подсластив), Димка расслабился, хмарь от души отошла, его стало слегка размаривать.
- Так что там с твоей Мариной произошло? Поделись, внучок, может, моя старость тебе чего-нибудь подскажет? - глаза деда Афанасия смотрели внимательно и серьёзно.
- С Маринкой-то? - Димон вдруг понял, что именно здесь и сейчас, именно этому человеку он может сказать всё. Всё, что наболело в его одинокой семнадцатилетней душе, все, чем он никогда и ни с кем не делился, да и с кем было делиться! Димка почувствовал, что именно этот необычный, несовременный какой-то старик понимает его, как никто другой, и сочувствует ему искренне и глубоко.
И Димку прорвало. То со слезами, то со злостью, то с грубыми ругательствами, то с сентиментальным лепетом он говорил и говорил, изливая все свои обиды и переживания, делясь самыми сокровенными мечтами и фантазиями.
Старик молча слушал, наклонив голову и перебирая в пальцах бусинки на верёвочке. Через некоторое время Димка выдохся, его словесный поток иссяк и он замолчал.
- Вот что, внучок, - сказал, поднимаясь с табуретки, старик, - мне надо обо всём этом подумать и кое с Кем поговорить. Ты полежи пока, отдохни, вздремни немного. А потом я тебе, возможно, что-нибудь дельное и подскажу.
Он встал, подошёл к двери в дальнюю комнатку, отворив её, вошёл внутрь и закрыл за собой дверь.
Димка вдруг почувствовал неимоверную усталость, голова его сама склонилась на жестковатую подушку из бушлата, он вытянул ноги, подоткнул под себя полы шинели и мгновенно провалился в забытьё.
ГЛАВА 4
Димитрий! Вставай! - старик, улыбаясь, тронул Димку за плечо. - Поднимайся, внучок, есть о чём поговорить!
Димка моментально открыл глаза, подскочил и сел на краю топчана, пытаясь сообразить - где он и что с ним происходит. А с ним явно что-то происходило.
Всё окружающее пространство стариковой сторожки как-бы раздвинулось и наполнилось свежим, словно после грозы озонированным воздухом. Дышалось необыкновенно легко и как-то вкусно.
Несмотря на тусклый свет сорокаваттной лампочки, всё вокруг играло яркими красками, сочными глубокими цветами, словно забрызганное грязью автомобильное стекло вдруг промыли «дворниками» и оно перестало быть видимой границей между «внутри» и «снаружи».
Димка ощутил, что все его органы чувств заработали в форсированном режиме. Слух обострился до того, что он слышал, как стучат по полу лапки таракана, бегущего в дальнем конце комнаты, зрение позволяло разглядеть мельчайшие ворсинки на его усиках, букет запахов потрясал своим разнообразием, но в то же время мгновенно «обрабатывался» и классифицировался работающим с необыкновенной ясностью сознанием.
Прямо напротив Димона, на табуретке, сидел улыбающийся старик. Поверх его препоясанной шнурами вязаной кофты теперь было надето какое-то странное одеяние, состоящее из чёрного капюшона с расходящимися от него по плечам широкими погонами и свисающим спереди длинным узким передником. Всё это одеяние было расшито какими-то красными символами и текстами на непонятном языке.
«Точно - «Дамблдор»! Не иначе, волшебник какой-то!» - подумал Димон.
- Не, брат Димитрий, я не волшебник, я, как бы это выразить, скорее, наоборот! -улыбнувшись, произнёс старик.
- А это? - Димон указал рукой на странное одеяние.
- Это, Димитрий, считай спецодежда, вроде костюма «химзащиты» или скафандра у космонавтов. Я её во время серьёзной работы всегда надеваю. А сейчас у нас с тобой работа очень серьёзная намечается, и у меня, и у тебя. Впрочем, ты можешь свободно от участия в ней отказаться, вернуться туда, - он показал куда то Димке за спину - и завтра утром проснуться, позабыв о происшедшем как о плохом сне.
Димка обернулся посмотреть куда показал ему старик и обомлел. Позади него, на топчане у стенки, лежал он сам - Димка-Димон. Рыжий, скукожившийся под одеялом-шинелью, со следами переживаний последних дней на серовато-бледном осунувшемся лице. Димка осторожно протянул руку, желая притронуться к лежащему самому себе, но его рука прошла сквозь плечо лежавшего, словно сквозь воздух, не встретив никакого препятствия. Димка посмотрел на старика.
- Это кто? - он показал пальцем на лежавшего себя.
- Это ты. Точнее, твоё тело. А это - ты сам, сидишь и разговариваешь со мной, - ответил старик.
- А как это может быть, что меня два?
- Нет, внучок Димитрий, ты один. Просто в материальном мире люди вынуждены обитать в материальном теле, такой уж это мир. Ну, примерно как океанологи в батискафе в глубине океана. Или лётчики в самолёте в воздушном пространстве. Понятно?
- А я сейчас в каком мире нахожусь, разве не в том же, что и всегда? - удивился Димон.
- И в том, и не в том. Ты сейчас, чтоб тебе понятнее было, находишься в мире нематериальном, можно сказать, в параллельном пространстве, в другом измерении. Оно пронизывает наш земной мир, как радиоволны, магнитные поля или как проникающая радиация, что ли. Только простирается это пространство гораздо дальше нашего земного материального мирка.
Представь себе аквариум, в котором живут рыбки и который и есть весь их мир. За пределами аквариумного мира рыбки существовать не могут - стенки аквариума не дают, да и дышат-то они только в воде. А вокруг этого аквариума существует пространство комнаты, дома, города, страны, Земли, Солнечной системы, нашей галактики и всей необъятной Вселенной. Вот примерно также соотносятся наш земной мир и внеземное нематериальное пространство, назовем его - Вечностью.
- А вы сейчас тоже без тела? А ваше тело где? - Димон посмотрел вокруг себя, затем в сторону дальней комнатки.
- Я, брат Димитрий, всё ещё пребываю в потрёпанном «батискафе» своего тела. Просто мне дана возможность особого общения с миром Вечности, иногда, вот как сейчас - напрямую, иногда другим способом. Это, можно сказать, моя работа - общение с миром Вечности. И мне для этой работы необязательно покидать свой «батискаф».
Кстати, Марина твоя сейчас тоже находится в этом, внеземном пространстве, в определённой его части. И у неё там есть проблемы. Собственно, поэтому я и попросил Того, Кто решает такие вопросы, дать тебе возможность попробовать оказать ей необходимую помощь. Как видишь, мне в этой просьбе не было отказано. Но ты должен сам принять решение - идти-ли на помощь твоей Принцессе или нет. Предупреждаю - дело это очень непростое, опасное и с непредсказуемым результатом. И ты, и она можете не вернуться в ваши земные тела, потерять последний контакт с ними, и тогда ваши тела станут просто трупами, со всеми обычными для смерти тела последствиями.
- А что будет с нами происходить там, в Вечности? - тревожно спросил Димон.
- Это тоже непредсказуемо. Возможны самые различны
