…Я часто вспоминаю ее. Тело, покрытое грязной, серой, грубой кожей, показавшейся мне тогда чешуей. Растрепанные волосы, нависающие над лицом - бессмысленным, обезображенным многочисленными шрамами и страшным оскалом. Длинные, черные от грязи, ногти. Унылое мычание, временами переходящее в жуткий рев…Все это была она! Впрочем, долгие годы я даже не могла заставить себя применить к ней это местоимение - она… Она… Ведь она даже не могла ходить на двух ногах - косолапо передвигалась на четвереньках…Все это время я мысленно называла ее не иначе как «существо». А ведь это Существо было человеком. Единственным родным человеком, оставшимся у меня в этом мире…
Выросла я в маленькой и довольно глухой деревне. Мать воспитывала меня одна. Мы с ней жили в старом, но крепком и добротном доме, построенном еще моим прадедом, и находящемся в некотором отдалении от нашей деревеньки - так сказать, на отшибе. Отца своего я не знала, и никогда не спрашивала о нем у матери. Я вообще робела, когда приходилось обращаться с ней с какими-либо вопросами. Мать была женщиной строгой и немногословной. Она почти никогда не улыбалась, говорила короткими и отрывистыми фразами, всегда звучащими в приказном тоне. Не могу сказать, что она плохо ко мне относилась - безусловно, заботилась обо мне: кормила, одевала, делала нехитрые подарки на праздники. Но ласки и тепла, так необходимого ребенку, я от нее не получала. Я до сих пор не смогла до конца понять, каким человеком была моя мать: озлобленным и циничным или же просто слишком ранимым и пытающимся спрятаться от этого недоброго мира под доспехами жесткости и хладнокровия. Однако, какой бы она не была, я ей не судья. Она подарила мне жизнь, вырастила и воспитала, не дала умереть от голода и холода. Как бы там ни было, я благодарна ей за все это!
Мы жили очень замкнуто. Не принимали гостей, не заводили знакомств. Видимо, в силу этого я росла нелюдимой и застенчивой. Друзей среди одноклассников и деревенских ребятишек у меня не водилось, все время я проводила дома и рисовала - что, надо признать, уже тогда неплохо у меня получалось. Рисовала я практически без перерыва: иногда сюжеты приходили из ниоткуда, порой же я просто находила в доме укромный уголок и принималась рисовать первое, что попадалось на глаза - стол, например, или старый кувшин с водой. Так я обшарила весь дом. Единственным местом, пребывание в котором было для меня под строжайшим запретом, была его подвальная часть. В особенности - глубокий погреб, закрытый тяжелой, массивной крышкой. В раннем детстве я - разумеется, в тайне от матери - проникала в подвал. И тогда… тогда мне казалось, что из запретного погреба я слышу какие-то странные, пугающие меня звуки: не то рычание, не то плач - разобрать было трудно…Однажды я на свою беду поделилась этим открытием с матерью. Та отругала меня за непослушание и повесила на вход в подвал огромный замок… Но когда мне было десять, произошло еще одно странное событие. Я проснулась среди ночи и услышала за стеной шаги. Дверь в мою комнату была не закрыта, и я увидела, как по коридору прошла мать, держа в руках довольно большую, глубокую железную миску, которую в хозяйстве мы использовали крайне редко. Все это, учитывая ночное время суток, выглядело более чем странно… Я накинула халатик и поспешила вслед за матерью. На моих глазах она вышла во двор, подошла к двери, через которую мы обычно попадали в подвал, не без труда справилась с замком и скрылась в подземелье. Я не решилась заходить за ней, но в щелку - а дверь мать прикрыла не слишком плотно! - мне было все прекрасно видно. Мать откинула крышку погреба и, держа в руках миску, собралась спускаться вниз. Но тут - о, чертова простуда! - в носу защекотало так сильно, что я не выдержала и чихнула. Вздрогнув от неожиданности, мать разжала руки и уронила миску в погреб. Оттуда послышался грохот, затем - уже знакомое мне урчание…
- Кто здесь? - испуганно произнесла мать.
Мне пришлось покинуть свое укрытие и показаться ей на глаза. Лицо ее в этот момент исказилось в злобной гримасе.
- Да как ты посмела! - истерично заорала она.- Шпионишь за матерью! Гадкая девчонка!
Раньше мать никогда не применяла телесных наказаний, но в ту ночь мне изрядно досталось дедовым ремнем. С того раза я хорошо усвоила: подвал лучше обходить стороной…
Мне не успело исполниться и двенадцати, когда к нам нагрянула куча людей в форме. Они сновали по всему дому и заглядывали во все углы. Я сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и дрожала от страха. Вдруг в окно я увидела, как несколько милиционеров вывели на улицу мою мать. Она не сопротивлялась, спокойно шла рядом с ними, понурив голову. Но вот толпа соседей, собравшаяся к тому часу возле нашего забора, отреагировала совсем не так смиренно: с криками и гоготом они стали швырять в мою бедную мать все, что попадалось под руку - камни, палки, горсти земли.
- Спокойно! - скомандовал Василий Федорович, наш участковый.
Народ немного притих. Я же соскочила с подоконника и понеслась во двор. Когда я оказалась на улице, мать уже сажали в милицейский УАЗик. Как же так? Что… что она сделала? Оглядевшись по сторонам, я увидела столпившихся у входа в наш подвал людей. «Надо ее как-то выманить…Как-то вытащить…» - доносилось до меня. Мало что соображая от страха и отчаяния, я растолкала всех их и протиснулась в знакомую дверь. Погреб был открыт. Я заглянула туда, и… И тогда мне впервые довелось увидеть ее! Вернее, Существо - так я мысленно окрестила ее в первые же секунды… В угол довольно просторного погреба забилось нечто, разве что отдаленно напоминающее человека. Длинные спутанные волосы, закрывавшие лицо. Под ними можно было рассмотреть разве что рот с невероятно крупными кривыми зубами, застывший в нелепой улыбке-оскале. Грубая, потресковшаяся кожа, покрытая грязными пятнами… Существо издавало странные нечленораздельные звуки, похожие на что угодно, но только не на человеческую речь….Чьи-то руки обхватили меня сзади за плечи и оттащили от погреба. Женщина в милицейской форме отвела меня обратно в дом, и я продолжила наблюдать за всем происходящим из окна. Через какое-то время Существо все же удалось вытащить наружу. При дневном свете оно казалось еще более ужасным!
Когда Существо вывели из калитки и пытались усадить в карету «скорой помощи», из соседнего двора выскочила собака и залилась звонким лаем. Существо вздрогнуло и, вырвавшись из рук сопровождавших его людей, кинулось на дворнягу и вцепилось в нее своими огромными страшными зубами. Секунда - и собачонка была растерзана в клочья. Окружающие были в шоке! Каким-то чудом нескольким милиционерам удалось оттащить Существо от того, что еще недавно было собакой, и погрузить в машину…
... Я не видела мать много лет. Знаю, что ей дали большой срок. Меня хотели определить в детский дом, но на счастье обнаружилась родственница - незамужняя и бездетная двоюродная сестра матери, тетя Лида. Она то и воспитала меня как дочь, вдали от родных мест. Множество раз я пыталась узнать у нее, что же такого страшного сделала моя мать и что за жуткое создание жило у нас в подвале, но она отмалчивалась. Я успешно окончила институт и довольно быстро стала известной, востребованной художницей. Время взяло свое: постепенно воспоминания о матери и Существе потускнели, я почти забыла тот страшный день. Но однажды, по привычке открыв почтовый ящик, я обнаружила в нем конверт.
«Милая моя доченька! - говорилось в послании, написанном знакомым мелким почерком. - Не знаю, захочешь ли ты читать это письмо. Один Бог знает, что тебе наговорили обо мне. Впрочем, ты можешь верить всему. Я чудовище и признаю это! Тому, что я сделала, нет ни прощения, ни оправдания. И все же, я решила рассказать тебе все, как есть. Я была очень молода, когда встретила и полюбила одного человека. Он был женат, но мне, влюбленной дурочке, не было до этого никакого дела. Вот только когда я забеременела, он сказал, что не уйдет из семьи и исчез. Родить без мужа в наших краях считалось великим позором, и я всеми силами пыталась избавиться от малыша. Чего я только не пробовала - страшно вспомнить: прыгала с высоты, садилась в горячую воду, ела какие-то сомнительные травки - все было бесполезно. Я доносила и родила ребенка. Это была девочка. Я назвала ее Раисой, в честь своей покойной матери, твоей бабушки. Однако, мои ухищрения дали о себе знать, и уже в больнице мне сообщили, что у малышки выявлен целый букет заболеваний, из-за которых она не сможет нормально развиваться ни умственно, ни физически. Наверное, нужно было бы оставить ее в родильном доме, но что-то - то ли материнский инстинкт, то ли боязнь огласки и осуждения - помешало мне сделать это. Я забрала девочку домой. Но терпеть косые взгляды, насмешки и всеобщее презрение было куда сложнее, чем мне казалось сначала. И тогда в моей голове впервые появилась эта дьявольская мысль… Я долго боролась с собой…Но потом…Потом все же убедила себя, что так будет лучше! Я сказала всем, что моя умственно отсталая дочь умерла, сама же поселила ее в том злосчастном погребе. Скрывать ее существование оказалось несложно: я на тот момент жила одна, а гости ко мне и в прежние времена приходили нечасто…Первое время я пыталась как-то ухаживать за ней, но потом забросила это занятие и следила лишь за тем, чтобы она не умерла от голода… Потом появилась ты - к счастью, здоровенькая. С твоим отцом у меня также не сложилось. Естественно, я не стала рассказывать тебе о сестре и уж тем более показывать ее. К тому же, с годами она становилась опасной: сделалась агрессивной, несколько раз даже пыталась наброситься на меня. Ну, а потом… Думаю, ты помнишь, как меня арестовали - ты ведь в то время была уже не маленькой. До сих пор не знаю, кто из соседей заподозрил неладное и вызвал милицию. Меня посадили. Раису, как я знаю, отправили в психиатрическую лечебницу. Что с ней теперь - не имею понятия. Отсидев положенное, я честно пыталась разыскать ее - хотела забрать домой и обеспечить наконец надлежащий уход. Но следы ее потерялись…
Девочка моя! Знаю, что виновата перед вами обеими и могу рассчитывать лишь на презрение. Но я очень больна и слаба: жизнь в тюрьме не прошла для меня бесследно. Я не требую прощения - умоляю лишь о капельке жалости и сострадания. Прошу тебя приехать хотя бы на денек, чтобы я могла в последний раз повидать тебя… Целую. Твоя грешная и непутевая мама».
Сложно описать чувства, которые нахлынули на меня в тот момент. Это была смесь негодования и искренней жалости к матери, брезгливости и непреодолимого желания сию же секунду прижать ее к своей груди…Раиса… Существо… Моя сестра… Нет, это не жизнь - это какой-то страшный и мрачный фильм! Стоит нажать на кнопочку и он закончится… Но нет! Письмо было реальным, как и история, в нем изложенная.
Несмотря на дальний путь и противоречивые ощущения, я все же решила ехать. Дорога была долгой и очень утомительной, зато дала мне возможность успокоиться и смириться с мыслями о Раисе и чудовищном поступке матери, в котором она, кажется, теперь искренне раскаялась… Подходя к родному, заметно одряхлевшему за эти годы, дому, я вдруг на мгновение ощутила, что вновь оказалась в прошлом: возле забора опять стояла толпа людей. Многие из них были в милицейской форме.
- Что случилось? - я подошла к одному из милиционеров.
- Эх, девушка, - вздохнул тот, - лучше вам этого не знать и тем более не видеть.
- И все же?
- Сегодня утром в доме нашли женщину, его хозяйку. Она была растерзана практически на куски. На тело страшно смотреть. Так что, вы, красавица, лучше идите куда шли…
…Я организовала скромные похороны матери. А последнюю ночь перед отъездом, несмотря на уговоры соседей, все же решилась провести в ее доме… Обыска тут как будто и не было, все осталось на своих местах.
Вот ее любимое старое кресло, покрытое коричневым пледом. Он слегка примят - видимо, она сидела тут незадолго до смерти. Да, так оно и есть - вот недопитая чашка чая, а вот газета, раскрытая на середине…Кто же мог так жестоко расправиться с моей матерью? Конечно, ее считали исчадием ада и ненавидели, но на такое лютое убийство нормальный человек не способен даже в самом сильном порыве ненависти. Больше похоже на нападение зверя. Но это вряд ли возможно: хищники в наших краях - редкость…Я машинально положила себе на колени недочитанную матерью газету. Статья, на которой она была раскрыта, имела странное название - «Существо». Начав чтение, я даже не сразу сообразила, о чем речь… В одной из психиатрических клиник нашего района произошло чрезвычайное происшествие - сбежала пациентка. Беглянка считалась чуть ли не самой сложной и опасной больной. За годы лечения она совершила несколько попыток нападения на сотрудников больницы и других пациентов, многие из которых в результате этого получили серьезные травмы. Ее звали Раиса… У нее была моя фамилия… О, нет! Я резко отбросила газету в сторону. Неужели она? Неужто Раиса вернулась за матерью и так безжалостно рассчиталась с ней? А что, если она до сих пор здесь? По коже побежали мурашки, появилось непреодолимое желание схватить вещи и немедленно покинуть это проклятое место. Но что-то помешало мне. Я решила осмотреть дом, начав с подвала. Выйдя во двор, я открыла дверь, на которой когда-то висел тяжелый замок, и включила фонарик. Кажется, никого. Под массивной крышкой погреба тоже оказалось пусто. От этого на душе стало немного спокойнее… Но тут с улицы послышались странные звуки: сначала протяжное мычание, затем - громкий рев. Мое сердце забилось в безумном темпе, дрожащие пальцы безвольно разжались, и фонарик упал на пол… Раиса!
Кое-как нащупав под ногами упавший фонарик, я рванулась к выходу. Бежать, бежать отсюда! Бежать, пока она не нашла меня! Но было поздно. Я поняла это, как только выбралась на улицу. Существо, облаченное в странное одеяние, бывшее, по всей видимости, когда-то смирительной рубашкой, стояло прямо возле двери в подвал. Усилия врачей все-таки оказались не напрасными - Раиса научилась принимать вертикальное положение. Налицо были и другие отличия. Вместо длинных грязных волос на голове красовался лишь небольшой «ежик» - скорее всего, в больнице ее брили наголо. Во рту отсутствовала часть зубов. Кожа, помимо грязи и глубоких шрамов, теперь была покрыта еще и уродливыми язвами. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, затем Раиса двинулась ко мне навстречу. Шаг, второй…Сейчас она подойдет и вцепится в меня своими страшными искривленными зубами…Мысль «бежать!» промелькнула в голове, но тут же отчего-то показалась нелепой.
Тем временем Раиса подошла ко мне вплотную. Постояла несколько секунд, глядя на меня своими круглыми испуганно-безумными глазами, а потом вдруг протянула мне руку. Рука у сестры была на удивление маленькая и изящная - если бы не огрубевшая кожа, ее можно было бы даже назвать красивой. Не знаю, с чего, но мне вдруг стало удивительно спокойно, страх, еще недавно разрывавший меня изнутри, резко пропал. Я положила свою руку на ладонь Раисы. Она легонечко, очень нежно, сжала ее…Мне неудержимо захотелось плакать… Господи, мама, за что ты так поступила с ней? Ведь у нее могла быть совсем другая, нормальная жизнь! Мы бы могли расти вместе. Она бы закончила школу - пусть специальную, но все же школу. Я бы научила ее рисовать… А вдруг ее диагноз и вовсе был ошибкой? Кто знает, может быть, доктора поторопились с вердиктом! И тогда, мама, ты сделала из абсолютно здорового и имеющего полное право на жизнь человека - чудовище, монстра, уродца… По моим щекам катились слезы. Впервые за всю жизнь я ощутила прилив сильнейшей, нестерпимой ненависти к своей матери.
Я посмотрела на Раису и увидела, что ее глаза тоже наполнились влагой. Она еще секунду подержала мою руку, потом резко отпустила ее и неторопливо, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, зашагала прочь. Я упала на колени, уткнулась лицом в траву и зарыдала в голос. Не от страха, нет! Мне просто хотелось попросить у сестры прощения за мать, за себя, за судьбу, неизвестно за что сделавшую из нее калеку!
С того вечера о Раисе я больше не слышала…
…Я часто вспоминаю ее. Порой она снится мне по ночам. Я даже нарисовала несколько ее портретов, которые, правда, пока не решилась никому показать. Мне больно и горько, когда я думаю о ней. Ведь она могла бы быть человеком. Но так навсегда и останется Существом…
