Так необычно состоялось знакомство Эдварда Беллингема с Аберкромбом Смитом, и, по крайней мере, последний не имел желания его поддерживать. А
Беллингем, казалось, напротив, проникся симпатией к своему резковатому соседу и проявлял ее в такой форме, что положить этому конец можно было, лишь прибегнув к откровенной грубости. Он дважды заходил к Смиту поблагодарить за оказанную помощь, а затем неоднократно заглядывал к нему, любезно предлагая книги, газеты и многое другое, чем могут поделиться холостяки-соседи. Смит вскоре обнаружил, что Беллингем - человек очень
эрудированный, с хорошим вкусом, весьма много читает и обладает феноменальной памятью. А приятные манеры и обходительность мало-помалу
заставили Смита привыкнуть к его отталкивающей внешности. Для переутомленного занятиями студента он оказался прекрасным собеседником, и
немного погодя Смит обнаружил, что уже предвкушает посещения соседа и сам наносит ответные визиты.
Но хотя Беллингем был, несомненно, умен, студент-медик замечал в нем что-то ненормальное: иногда он разражался выспренними речами, которые совершенно не вязались с простотой его повседневной жизни.
- Как восхитительно, - восклицал он, - чувствовать, что можешь распоряжаться силами добра и зла, - быть ангелом милосердия или демоном отмщения!
А о Монкхаузе Ли он как-то заметил:
- Ли - хороший, честный, но в нем нет настоящего честолюбия. Он не способен стать сотоварищем человека предприимчивого и смелого. Он не
способен стать мне достойным сотоварищем.
Выслушивая подобные намеки и иносказания, флегматичный Смит, невозмутимо попыхивая трубкой, только поднимал брови, качал головой и
подавал незатейливые медицинские советы - пораньше ложиться спать и почаще бывать на свежем воздухе.
В последнее время у Беллингема появилась привычка, которая, как знал Смит, часто предвещает некоторое умственное расстройство. Он как будто все
время разговаривал сам с собой. Поздно ночью, когда Беллингем уже не мог принимать гостей, до Смита доносился снизу его голос - негромкий, приглушенный монолог переходил иногда почти в шепот, но в ночной тишине он был отчетливо слышен.
Это бормотание отвлекало и раздражало студента, и он неоднократно высказывал соседу свое неудовольствие. Беллингем при этом обвинении краснел и сердито все отрицал; вообще же проявлял по этому поводу гораздо больше беспокойства, чем следовало.
Если бы у Смита возникли сомнения, ему не пришлось бы далеко ходить эа подтверждением того, что слух его не обманывает. Том Стайлз, сморщенный
старикашка, который с незапамятных времен прислуживал обитателям башни, был не менее серьезно обеспокоен этим обстоятельством.
- Прошу прощения, сэр, - начал он однажды утром, убирая верхние комнаты, - вам не кажется, что мистер Беллингем немного повредился?
- Повредился, Стайлз?
- Да, сэр. Головой повредился.
- С чего вы это взяли?
- Да как вам сказать, сэр. Последнее время он стал совсем другой. Не такой, как раньше, хоть он никогда и не был джентльменом в моем вкусе, как мистер Хасти или вы, сэр. Он до того пристрастился говорить сам с собой - прямо страх берет. Верно, это и вам мешает. Прямо не знаю, что и думать, сэр.
- Мне кажется, все эго никак не должно касаться вас, Стайлз.
- Дело в том, что я здесь не совсем посторонний, мистер Смит. Может, я себе лишнее позволяю, да только я по-другому не могу. Иной раз мне
кажется, что я своим молодым джентльменам и мать родная и отец. Случись что, да как понаедут родственники, я за все и в ответе. А о мистере
Беллингеме, сэр, вот что хотелось бы мне знать: кто это расхаживает у него по комнате, когда самого его дома нет да и дверь снаружи заперта?
- Что? Вы говорите чепуху, Стайлз.
- Может, оно и чепуха, сэр. Да только я не один раз своими собственными ушами слышал шаги.
- Глупости, Стайлз.
- Как вам угодно, сэр. Коли понадоблюсь вам - позвоните.
Аберкромб Смит не придал значения болтовне старика слуги, но через несколько дней случилось маленькое происшествие, которое произвело на Смита неприятное впечатление и живо напомнило ему слова Стайлза.
Как-то поздно вечером Беллингем зашел к Смиту и развлекал его, рассказывая интереснейшие вещи о скальных гробницах в Бени-Гассане, в
Верхнем Египте, как вдруг Смит, обладавший необычайно тонким слухом,отчетливо расслышал, что этажом ниже открылась дверь.
- Кто-то вошел или вышел из вашей комнаты, - заметил он.
Беллингем вскочил на ноги и секунду стоял в растерянности - он словно и не поверил Смиту, но в то же время испугался.
- Я уверен, что запер дверь. Я же наверняка ее запер, - запинаясь, пробормотал он. - Открыть ее никто не мог.
- Но я слышу, кто-то поднимается по лестнице, - продолжал Смит.
Беллингем поспешно выскочил из комнаты, с силой захлопнул дверь и кинулся вниз по лестнице. Смит услышал, что на полпути он остановился и
как будто что-то зашептал. Минуту спустя внизу хлопнула дверь, и ключ скрипнул в замке, а Беллингем снова поднялся наверх и вошел к Смиту. На бледном лице его выступили капли пота.
- Все в порядке, - сказал он, бросаясь в кресло. - Дуралей пес. Распахнул дверь. Не понимаю, как это я забыл ее запереть.
- А я не знал, что у вас есть собака, - произнес Смит, пристально глядя в лицо своему взволнованному собеседнику.
- Да, пес у меня недавно. Но надо от него избавиться. Слишком много хлопот.
- Да, конечно, раз вам приходится держать его взаперти. Я полагал, что достаточно только закрыть дверь, не запирая ее.
- Мне не хочется, чтобы старик Стайлз случайно выпустил собаку. Пес, знаете ли, породистый, и было бы глупо просто так его лишиться.
- Я тоже люблю собак, - сказал Смит, по-прежнему упорно искоса поглядывая на собеседника. - Может быть, вы разрешите мне взглянуть на
вашего пса?
- Разумеется. Боюсь только, что не сегодня - мне предстоит еще деловое свидание. Ваши часы не спешат? Раз так, я уже на пятнадцать минут
опоздал. Надеюсь, вы меня извините.
Беллингем взял шляпу и поспешно покинул комнату. Несмотря на деловое свидание, Смит услышал, что он вернулся к себе и заперся изнутри.
Разговор этот оставил у Смита неприятный осадок. Беллингем ему лгал, и лгал так грубо, словно находился в безвыходном положении и во что бы то
ни стало должен был скрыть правду. Смит знал, что никакой собаки у соседа нет. Кроме того, он знал, что шаги, которые он слышал на лестнице,
принадлежали не животному. В таком случае кто же это был? Старик Стайлз утверждал, что, когда Беллингема нет дома, кто-то расхаживает у него по комнате. Может быть, женщина? Это казалось всего вероятнее. Если бы об этом узнало университетское начальство, Беллингема с позором выгнали бы из
университета, и, значит, его испуг и ложь вызваны именно этим. Но все-таки невероятно, чтобы студент мог спрятать у себя в комнатах женщину и
избежать немедленного разоблачения. Однако, как ни объясняй, во всем этом было что-то неблаговидное, и, принявшись снова за свои книги, Смит твердо
решил: какие бы попытки к сближению ни предпринимал его сладкоречивый и
неприятный сосед, он станет их решительно пресекать.
Но в этот вечер Смиту не суждено было спокойно поработать. Едва он восстановил в памяти то, на чем его прервали, как на лестнице послышались
громкие, уверенные шаги - кто-то прыгал через три ступеньки, и в комнату вошел Хасти. Он был в свитере и спортивных брюках.
- Все занимаешься! - воскликнул он и бросился в свое любимое кресло.
- Ну и любитель же ты корпеть над книгами! Случись у нас землетрясение и рассыпься до основания весь Оксфорд, ты бы, по-моему, преспокойно сидел
себе среди руин, зарывшись в книги. Ладно уж, не стану тебе мешать. Разочек-другой затянусь да и побегу.
- Что новенького? - спросил Смит, уминая в трубке табак.
- Да ничего особенного. Уилсон, играя в команде первокурсников, сделал 70 против 11. Говорят, его поставят вместо Бедикомба, тот совсем
выдохся. Когда-то он крепко бил мяч, но теперь может только перехватывать.
- Ну, это не совсем правильно, - отозвался Смит с той особой серьезностью, с какой университетские мужи науки обычно говорят о спорте.
- Слишком торопится - вырывается вперед. А с ударом запаздывает. Да, кстати, ты слышал про Нортона?
- А что с ним?
- На него напали.
- Напали?
- Да Как раз когда он сворачивал с Хай-стрит, в сотне шагов от ворот колледжа.
- Кто же?
- В этом-то и загвоздка! Было бы точнее, если б ты сказал не "кто", а "что". Нортон клянется, что это был не человек. И правда, судя по царапинам у него на горле, я готов с ним согласиться.
- Кто же тогда? Неужели мы докатились до привидений?
И, пыхнув трубкой, Аберкромб Смит выразил презрение ученого.
- Да нет, этого еще никто не предполагал Я скорее думаю, что если бы недавно у какого-нибудь циркача пропала большая обезьяна и очутилась в
наших краях, то присяжные сочли бы виновной ее. Видишь ли, Нортон каждый вечер проходил по этой дороге почти в одно и то же время. Над тротуаром в
этом месте низко нависают ветви дерева - большого вяза, который растет в саду Райни. Нортон считает, что эта тварь свалилась на него именно с вяза.
Но как бы то ни было, его чуть не задушили две руки, по словам Нортона, сильные и тонкие, как стальные обручи. Он ничего не видел, кроме этих
дьявольских рук, которые все крепче сжимали ему горло. Он завопил во всю мочь, и двое ребят подбежали к нему, а эта тварь, как кошка, перемахнула
через забор. Нортону так и не удалось ее как следует разглядеть. Для Нортона это было хорошенькой встряской. Вроде как побывал на курорте,
сказал я ему.
- Скорее всего это вор-душитель, - заметил Смит.
- Вполне возможно. Нортон с этим не согласен, но его слова в расчет брать нельзя. У этого вора длинные ногти, и он очень ловко перемахнул
через забор. Кстати, твой распрекрасный сосед очень бы обрадовался, услыхав обо всем этом. У него на Нортона зуб, и, насколько мне известно, он не так-то легко забывает обиды. Но что тебя, старина, встревожило?
- Ничего, - коротко ответил Смит.
Он привскочил на стуле, и на лице его промелькнуло выражение, какое появляется у человека, когда его вдруг осеняет неприятная догадка.
- Вид у тебя такой, будто что-то сказанное мною задело тебя за живое. Между прочим, после моего последнего к тебе визита ты, кажется,
познакомился с господином Б., не так ли? Молодой Монкхауз Ли что-то говорил мне об этом.
- Да, мы немного знакомы. Он несколько раз заходил ко мне.
- Ну, ты достаточно взрослый, чтобы самому о себе позаботиться. Азнакомство с ним я не считаю подходящим, хотя он, несомненно, весьма умен
и все такое прочее. Ну да ты скоро сам в этом убедишься. Ли - малый хороший и очень порядочный. Ну, прощай, старина. В среду гонки на приз ректора, я состязаюсь с Муллинсом, так что не забудь явиться, - возможно, до соревнований мы больше не увидимся.
Невозмутимый Смит отложил в сторону трубку и снова упрямо принялся за учебники. Однако вскоре понял, что никакое напряжение воли не поможет ему
сосредоточиться на занятиях. Мысли сами собой обращались к тому, кто жил под ним, и к тайне, скрытой в его жилище. Потом они перескочили к
необычайному нападению, о котором рассказал Хасти, и к обиде, которую Беллингем затаил на жертву этого нападения. Эти два обстоятельства упорно
соединялись в сознании Смита, словно между ними существовала тесная внутренняя связь. И все же подозрение оставалось таким смутным и неясным,
что его трудно было облечь в слова.
- Да будь он проклят! - воскликнул Смит, и брошенный им учебник патологии перелетел через всю комнату. - Испортил сегодня мне все вечерние
занятия. Одного этого достаточно, чтобы больше не иметь с ним дела.
Следующие десять дней студент-медик был настолько поглощен своими занятиями, что ни разу не видел никого из своих нижних соседей и ничего про них не слышал. В те часы, когда Беллингем обычно приходил к нему, Смит закрывал обе двери, и, хотя не раз слышал стук в наружную дверь, он упорно не откликался. Однако как-то днем, когда он спускался по лестнице и проходил мимо квартиры Беллингема, дверь распахнулась, и из нее вышел молодой Монкхауз Ли - глаза его горели, смуглые щеки пылали гневиым румянцем. По пятам за ним следовал Беллингем - его толстое, сероватое лицо искажала злоба.
- Глупец! - прошипел он. - Вы об этом еще пожалеете.
- Очень может быть! - крикнул в ответ Ли. - Запомните, что я сказал! Все кончено! И слышать ничего не хочу!
- Но вы дали мне слово.
- И сдержу его. Буду молчать. Только уж лучше видеть крошку Евумертвой. Все кончено, раз и навсегда. Она поступит, как я ей велю. Мы
больше не желаем вас видеть.
Все это Смит поневоле услышал, но поспешил вниз, не желая оказаться втянутым в спор. Ему стало ясно одно: между друзьями произошла серьезная
ссора, и Ли намерен расстроить помолвку сестры с Беллингемом. Смит вспомнил, как Хасти сравнивал их с жабой и голубкой, и обрадовался, что
свадьбе не бывать. На лицо Беллингема, когда ои разъярится, было не слишком приятно смотреть. Такому человеку нельзя доверить судьбу девушки.
Продолжая свой путь, Смит лениво раздумывал о том, что могло вызвать эту ссору и что за обещание дал Монкхауз Ли Беллингему, для которого так
важно, чтобы оно не было нарушено.
В этот день Хасти и Муллиис должны были состязаться в гребле, и людской поток двигался к берегам реки. Майское солнце ярко светило, и
желтую дорожку пересекали темные тени высоких вязов. Справа и слева в глубине стояли серые здания колледжей - старые, убеленные сединами обители знаний смотрели высокими стрельчатыми окнами на поток юной жизни, который так весело катился мимо них. Облаченные в черные мантии профессора, бледные от занятий ученые, чопорные деканы и проректоры, загорелые молодые спортсмены в соломенных шляпах и белых либо пестрых свитерах - все спешили к синей извилистой реке, которая протекает, петляя, по лугам Оксфорда.
Аберкромб Смит расположился в таком месте, где, как подсказывало ему чутье бывалого гребца, должна была произойти - если она вообще будет -
решающая схватка. Он услышал вдалеке гул, означавший, что гонки начались; лодки приближались, и рев нарастал, потом раздался громовый топот ног и
крики зрителей, расположившихся в своих лодках прямо под ним. Мимо Смита, тяжело дыша, сбросив куртки, промчалось несколько человек, и, вытянув шею,
Смит разглядел за их спинами Хасти - он греб ровно и уверенно, а его частивший веслами противник отстал от него почти на длину лодки. Смит
криком подбодрил друга, взглянул на часы и намеревался уже отправиться к себе, когда кто-то тронул его за плечо. Оглянувшись, он увидел, что рядом
стоит Монкхауз Ли.
- Я заметил вас тут, - робко начал юноша. - И мне бы хотелось поговорить с вами, если вы можете уделить мне полчаса. Я живу вот в этом
коттедже вместе с Харрингтоном из Королевского колледжа. Зайдите, пожалуйста, выпейте чашку чаю.
- Мне пора возвращаться, - ответил Смит. - Я сейчас усиленно зубрю.
Но с удовольствием зайду на несколько минут. Я бы и сюда не выбрался, но
Хасти - мой друг.
- И мой тоже. Красиво гребет, правда? У Муллинса совсем не то.
Зайдемте же. Дом немного тесноват, но в летние месяцы работать тут очень
приятно.
Коттедж, стоявший ярдах в пятидесяти от берега реки, представлял
собой небольшое белое квадратное здание с зелеными дверьми и ставнями;
крыльцо украшала деревянная решетка. Самую просторную комнату кое-как
приспособили под рабочий кабинет. Сосновый стол, деревянные некрашеные
полки с книгами, на стенах несколько дешевых олеографий. На спиртовке пел,
закипая, чайник, а на столе стоял поднос с чашками.
- Садитесь в это кресло и берите сигарету, - сказал Ли. - А я налью
вам чаю. Я вам очень благодарен, чго вы зашли, я знаю - у вас каждая
минута на счету. Мне хотелось только сказать вам, что на вашем месте я бы
немедленно переменил местожительство
- Что такое?
Смит, с зажженной спичкой в одной руке и сигаретой в другой,
изумленно уставился на Ли.
- Да, это, конечно, звучит очень странно, и хуже всего то, что я не
могу объяснить вам, почему даю такой совет, - я связан обещанием и не могу
его нарушить. Но все же я вправе предупредить вас, что жить рядом с таким
человеком, как Беллингем, небезопасно. Сам я намерен пока пожить в этом
коттедже.
- Небезопасно? Что вы имеете в виду?
