Ночь была ужасной. Накачанная алкоголем голова болела адски, не позволяя ни заснуть окончательно, ни проснуться и попытаться доковылять до кухни, где, как он помнил, оставались таблетки парацетамола. Она сковала пьяное тело тяжелыми невидимыми цепями, придавливала к пружинистой кровати густой непроницаемой темнотой, царившей в комнате. Вдобавок ко всему, в воспалённом мозгу крутилась назойливая и откровенно тупая мысль, что Василий не запряг коня. Какого коня и зачем его запрягать, алкоголик не знал, и яростно, вцепившись зубами в чёрное грязное одеяло, рычал на кого-то, призывая оставить в покое.
Бред отступил, когда сквозь замызганные стёкла окон в комнату ворвался солнечный свет. Голова так же успокоилась, чего нельзя было сказать об общем состоянии. И ещё проклятые мухи... Сегодня они жужжали особенно зверски, словно сколотив свой собственный хор. И, кажется, намеренно летали прямо над его головой, не опасаясь запаха перегара.
- Убью, суки... - прохрипел он пересохшей глоткой, с трудом поднимая опухшие веки. И обомлел, мгновенно покрывшись холодным потом. Зависнув над грудью, обдавая лицо тугими потоками воздуха, огромными фасеточными глазами на него смотрело нечто...
Нечто, похожее на огромную, с кошку, муху. На покрытой отвратительной щетиной чёрной шкуре кишели какие-то мелкие твари, сбегали по длинным корявым лапам прямо на одеяло, приближались к лицу. А чудовище всё смотрело и смотрело, беззвучно шевеля ртом, подозрительно похожим на человеческий, разнося вокруг себя невыносимый смрад.
Невыразимое отвращение заставило страх отступить. Истошно вереща, алкоголик набросил одеяло на существо, сбив того на пол, и сломя голову выбежал из комнаты. Гудение крыльев постепенно затихло, приглушённое тканью. Оглядываясь назад, Василий добежал до кухни и рванул с немытого стола широкий кухонный нож. Оружие придало уверенности. Заглянув в коридор и никого в нём не обнаружив, мужчина направился к спальне, поминутно озираясь. Держа нож перед собой, он переступил порог. И застыл, растерявшись. Кровать была аккуратно заправлена, а огромной мухи не было и в помине. На всякий случай, осмотрев все тёмные углы, заглянув за телевизор, за которым могла спрятаться та дрянь. Ничего.
Почесав затылок, он сел на табурет, стоявший у кровати. Страх окончательно прошёл, уступив место похмелью. Поднявшись, он снова поплёлся на кухню, надеясь найти там хоть немного водки. Водки не было. Откупорив трёхлитровую банку с солёными огурцами, он поднёс широкое горло к губам, но тут услышал тонкие писклявые голоса, доносившиеся из её глубин. Опустив глаза, Василий заметил странное шевеление в тёмно-зелёной массе.
- Иди сюда, иди к нам! - Доносилось до ушей. Белёсые корешки хрена и выраставшие прямо из огурцов зелёные с шипами отростки потянулись к его горлу, обвились вокруг него и мягко, но настойчиво притянули его к банке.
- Выпей, не бойся! - Из страшного копошащегося месива на него смотрели множество глаз, смотрели ласково, сверкая ослепительной синевой сквозь толщу рассола. Но за мнимой добротой их взглядов Василий разглядел ненависть, сверхъестественную, обжигающую ненависть ко всему живому на Земле, к человеческому роду, много веков назад занявшим то пространство, которое по праву должно было принадлежать ИМ. Тем, кто был древнее и могущественнее смертных, заточённым в мир духов, копившим в нём злобу и желание отомстить. О нём знали лишь кошки и такие , как он, под влиянием зелий открывающие двери в этот жуткий мир. И древний ужас никогда не упускал шанса отомстить хотя бы одному смертному, себе на беду дерзнувшему переступить черту...
Банка выскользнула из вспотевших ладоней, и глазевшая из неё гадость, яростно вереща, оказалась на полу, смешавшись с битым стеклом. Дрожащими руками он схватил нож и освободил свою шею от липких отростков, кое-где оставивших на ней кровоточащие следы. Потом осмелился взглянуть вниз. В луже рассола, вперемежку со сверкающими осколками плавали солёные огурцы, листья смородины и корешки хрена. Наваждение исчезло.
Утирая стекавшую на грудь кровь, Василий боязливо обошёл месиво на полу и выскочил в коридор. Бросился к выходу из квартиры и замер. Двери не было! На её месте от пола до потолка возвышалась ровная кирпичная стена, заклеенная обоями. Всколыхнувшаяся была надежда о спасении, в один миг затухла под напором панического страха. Из глаз хлынули слёзы отчаяния.
- Отпустите... не хочу! - Закричал он, но дверь всё не появлялась. - Пустите!!
Кулаки впивались в стену, сбивая костяшки в кровь. Минут через пять алкоголик выбился из сил, но успехов не достиг.
Однако, выпустив пар, он немного успокоился. Потирая отбитые руки, он повернулся и пошёл к окну. Проходя мимо отрывного календаря, краем глаза заметил на нём какое то тёмное пятно. Скосил глаза. Ужасаться не осталось сил.
Жестяной козырёк оседлало маленькое пушистое существо; методично, не глядя, оно отрывало обезьяньими лапками отпечатанные листы и запихивало их в усеянный мелкими клыками рот.
Его и можно было принять за обезьяну, если бы не глаза. Человеческие, разумные глаза на звериной морде. Они смотрели в самую душу, и от этого взгляда некуда было деться. Страх напал с новой силой, холодный липкий пот залил спину, и Василия затрясло в неудержимой лихорадке. В квартире стояла тишина, и она показалась ему воистину мёртвой. А тварь всё смотрела, молча продолжая странную трапезу. И от ощущения того, что она вот-вот может заговорить, становилось ещё страшнее.
Лист на календаре показывал 27 июня. В мозгу, затуманенном ужасом, всплыла неожиданная мысль - во время запоя алкоголик вряд ли удосуживался отсчитывать на нём дни. Теперь, похоже, за него это делало чудовище. Получается, что пил он с начала весны, глупо променяв красоту расцветающей природы на бутылку и стакан в провонявшей кислятиной душной хрущёвке. Как жаль, что всю глупость такой жизни он понял лишь теперь. Когда выбраться из этого Ада стало казаться несбыточной мечтой.
Молчание становилось тягостным. Раскрыв пересохший рот, он спросил дребезжащим голосом:
- Что смотришь, мурло?!
Протяжный звук рвущейся бумаги, чавканье. Голос раздался в голове.
"Запрягай коня, Василий. Пора в путь". И тут со стороны окна раздался оглушительный лошадиный ржач. Гипнотизирующий взгляд маленькой твари неожиданно ослабел, и несчастный повернул голову в ту сторону.
Он хорошо помнил, что его жильё находилось на четвёртом этаже. Но сейчас этот факт странно забылся. Сразу за стеклом широкая широкая дорога, вымощенная, как на средневековых картинках, каменной плиткой. Она уходила далеко, туда, где на горизонте голые острые скалы плавились от близкого жара пылающего чёрно-кровавым пламенем неба. Поперёк дороги, выбивая пыль широченными копытами, стоял поджарый чёрный рысак. Рядом, на огромном гвозде, торчащем из кирпичной стены, висело расшитое чёрным седло.
В квартире резко потемнело, отблески страшного небосвода очертили мутные тени. Мужчина сделал шаг назад.
- Нет...
Конь посмотрел на него в упор и заржал. От этого звука, теперь похожего скорее не истерический, издевающийся смех, кровь застыла в жилах. Глаза страшного зверя позеленели и полезли из орбит, становясь змеями. Легко пробив окно, они проникли в жилище, на ходу разветвляясь и приобретая всё новые и новые головы. Объятый ужасом, Василий отступал, сколько мог, но упёрся в проклятую стену, выросшую на месте двери. Извивающиеся, жирно поблёскивающие тела заполнили собой весь коридор.
"Не убежать".
Василий занёс правую руку, в которой сжимал нож. Полоснул по ближайшей змее. Та неожиданно легко рассыпалась в прах, как только широкое лезвие коснулось мелкой чешуи. Это вселило некоторую уверенность. Сражаться, правда, пришлось недолго, сил махать оружием становилось всё меньше, и вскоре змеи опутали тело, свалили на линолеум.
В местное отделение милиции позвонили встревоженные люди, услышавшие из соседней квартиры, принадлежащей дворнику Василию Дерябину, невнятные крики и шум борьбы. Приехавшим на вызов троим ментам пришлось ломать хлипкую деревянную дверь, потому как шум по ту сторону продолжал раздаваться, а открывать им никто не спешил. Попав в квартиру, они остолбенели от следующей картины: неопрятного вида мужчина, вероятно, тот самый дворник, корчился на полу в непонятной агонии, хлопая широко раскрытыми глазами, с плотно прижатыми к туловищу конечностями, на которых красовались странные следы - словно от невидимых ремней, заключивших его в смертоносные объятия. Те же самые отметины мелькали на шее и лице, и от того, как хрипел несчастный, было ясно - он вот-вот задохнётся, не имея возможности вдохнуть спасительного воздуха.
Наваждение спало через пару секунд, когда отошедшие от шока милиционеры бросились на помощь Василию.
Видения не прекращались и в больнице. Привязанный к кровати, несчастный орал благим матом на медицинский персонал, требуя освободить его, бешено вращал головой, провожая взглядом немыслимых и жутких существ, которые вились вокруг него, не желая оставить в покое. У наслушавшихся его бреда людей волосы вставали дыбом, и они невольно пытались уловить в пропитанном запахами лекарств воздухе немыслимые очертания тревоживших алкоголика демонов. Врачи поставили диагноз - алкогольный делирий. Белая горячка.
Через три недели больного выписали, и его уже никто никогда не видел пьяным.
