В нашем доме некогда жила счастливая семейная пара. Муж – известный композитор, часто давал концерты в Европе. На одном из таких концертов он познакомился со своей будущей женой. Габриэлла исполняла партию Татьяны в опере «Евгений Онегин». Тогда он впервые попал под влияние ее голоса. Никто не оставался равнодушным, услышав ее – что уж говорить о несчастном композиторе, который потерял сон. К тому времени Габриэлла осталась вдовой, ее муж скоропостижно скончался от сердечного приступа. Оставив за плечами уже три брака, в которых певица неизменно оставалась без супруга, она вновь стала завидной невестой. А наш композитор тем временем без устали трудился, пытаясь написать что-то достойное своей музы. И написал – скоро на мировой сцене была поставлена опера «Терпсихора», угадайте, с кем? Опять Габриэлла блистала, снова покоряя своим голосом слушателей. После премьеры несчастный композитор со слезами на глазах попросил руки своей музы. И удивительно – ни минуты не колеблясь, Габриэлла согласилась на предложение малоизвестного композитора, несмотря на то, что ее прежние мужья были и куда известнее, и богаче. Дива переехала с роскошной виллы в Италии в московскую многоэтажку, пусть и элитную. Их квартира находилась прямо над нашей. По вечерам Габриэлла давала маленькие концерты, исполняя небольшие фрагменты из мировой оперы – хоть в нашем доме поклонников оперы маловато, но кто нас спрашивал? В стенах нашей новостройки каждый день звучала то «Травиата», то «Тоска», а иной раз Габриэлла добиралась и до «Медеи». И, что странно, всегда она наряжалась как на большой концерт – каблуки, вечернее платье. Стук каблуков мы, как собаки Павлова, стали воспринимать как начало новой арии.
В общем, в счастье и радости, они прожили почти пять лет. Весь наш дом распевал известные на весь мир арии, и, кроме этого, никаких неудобств музыкальная семья нам не доставляла. Итальянка оказалась на редкость чистоплотной соседкой. Единственное, что коробило – голос Габриэллы, слишком мощный для такого маленького помещение, буквально лез во все дыры. Наша соседка через стену была единственной, кто возмущался вечерним концертам итальянской дивы. Как только Габриэлла начинала петь, она колотила в потолок шваброй, жалуясь на свое давление и еще черт знает что. В один из таких дней мы уже все приготовились слушать что-нибудь из французской оперы и причитаний старой женщины, как ни первого, ни второго не было. Разочарованные, мы легли спать. Утром я обнаружила возле подъезда машину «скорой» и труповозку. Вокруг уже столпились местные зеваки и старушки. Из подъезда вывезли тележку с телом, накрытым простыней. Как оказалось, минувшей ночью у нашей соседки, той самой, которая оказалась невосприимчива к творениям Верди и Россини, случился сердечный приступ. Отчего-то не верилось, что ее смерть была всего лишь от старости. В этот вечер голос Габриэллы звучал как никогда раньше. Мы удостоились чести услышать «Набукко». Но уже через неделю Габриэлла едва могла вытянуть некоторые партии. Теперь слушать ее было настоящей пыткой. А через три дня в своей ванной утонула жена известного продюсера. Вернувшись домой, он нашел супругу уже мертвой. Стоит ли говорить, что у Габриэллы словно открылось второе дыхание?
И так – почти год. Как только голос дивы слабел, в нашем доме кто-то умирал. Не только я заметила эту периодичность – мои родители всерьез задумались о переезде. Самое интересное, что с каждым годом брака, композитор все бледнел и вообще стал похож на ходячий труп. Все реже он давал концерты, зато карьера его жены пошла в гору. Все мировые сцены были открыты для нее. Мы старались уйти из дома вечером, чтобы не слушать еще одну арию смерти. А страшнее всего было слушать комедийные оперы в исполнении Габриэллы – «Свадьба Фигаро» сводила с ума.
Однажды вечером, мы собирали вещи – переезд был спасением. В дверь позвонили, и мой брат пошел открывать. Я ради интереса увязалась за ним. Замок щелкнул, дверь открылась – на пороге стоял мертвенно-бледный композитор. Вены проступили на его лице. Если бы он стоял неподвижно, я бы, ни секунды не колеблясь, приняла его за труп. Но нет – знаете, за чем он пришел? За полиролем для лаковой мебели! Он хотел отполировать корпус пианино!
– Габриэлла сегодня особенно хороша, – пробормотал композитор, протягивая трясущуюся руку за спреем.
Дверь за пианистом закрылась, а мы с братом недоуменно переглянулись. Уйти из дома сегодня у нас не получалось – нужно было собирать вещи. С трепетом мы ждали, когда из квартиры выше раздастся сопрано Габриэллы. Но так и не дождались. Что значили слова композитора, мы тоже не особо поняли, так что просто легли спать. Как оказалось, это было ошибкой.
Ровно в полночь нас разбудили фортепианные аккорды. Композитор явно не жалел сил. Габриэлла не отставала. Лучше всего про этот концерт сказал бы Гастон Леру – «даже ангелы плакали сегодня». Только не ангелы – скорее, костры ада вспыхнули жарче. Опера, которую они исполняли сегодня, не нуждалась в представлении – композитор возродил свое детище, «Терпсихору».
Соседи будто взбесились. И тут, и там раздавались крики, вопли. Наша семья тоже не осталась в стороне – отец несколько раз поднимался к ним и звонил. Все тщетно. Но даже этому пришел конец – Габриэлла вытянула последнюю ноту и затихла. А вместе с ней и фортепиано. Как потом выяснилось, навсегда.
Утром дом посчитывал свои потери. В своих постелях скончалось несколько семейных пар, почти все старики умерли от сердечной недостаточности, а около пяти подростков покончили жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна или вскрыв вены – Габриэлла собрала кровавую жатву. А что с композитором – он не оригинален. Дверь вскрыли и нашли труп мужчины, сидящий за роялем. Пальцы так сильно нажимали на клавиши, что оставляли кровавые следы. От чего он умер, я не знаю. Но естественную смерть, думаю, стоит исключить, верно?
Габриэлла спешно собрала вещи и уехала в Италию с новым мужем. Он тоже композитор. Этот случай никак не повлиял на ее карьеру - она, как и прежде, собирает полные залы. А мы не стали продавать квартиру. Ведь после ее отъезда все пошло по-старому. Только теперь я с опаской отношусь к живым концертам оперных исполнителей.
