Стоял ранний июньский вечер, и сегодня он был каким-то особенным. На небе ярко светило солнце, легкий ветерок приятно охлаждал горячее тело. Люди вокруг не суетились, вечно спеша куда-то, а медленно прогуливались по улицам, наслаждаясь сладким ароматом красных роз, которые заполнили сегодня чуть ли не весь город.
Букет таких же красных роз нес в руках молодой человек лет 25. На нем был светлый костюм и белые туфли. Волосы аккуратно уложены набок, на лице такая же беззаботная улыбка, как и у всех в этот чудесный воскресный вечер.
- 35 градусов выше ноля, Господи, какая жара! Не желаете ли выпить стакан холодной газировочки, сэр? Стакан воды в такую жару – как таблетка от головной боли! – окликнул Джеймса мальчик, стоящий за прилавком небольшого ларька.
- Спасибо, не откажусь, - устало произнес Джеймс, вытирая носовым платком потное лицо. Мальчик, что-то весело напевая себе под нос, включил автомат. Джеймс посмотрел на часы - было 6:41. «Надо поторапливаться, - подумал он, - скоро начало». В 7 часов был назначен сбор гостей на день рождения его девушки, и он не хотел опоздать.
- Возьмите, сэр. Может, ещё порцию охлаждающего мороженого? Всего 50 копеек за 3 шарика великолепного пломбира с разными соусами: клубничным, ванильным, шоколадным, лимонным...
- Нет, спасибо, я спешу, - перебил его Джеймс, протягивая 20 центов.
- Ладно, спасибо и на этом. Хорошего вечера, сэр! - крикнул мальчуган вдогонку и продолжил зазывать к себе других изнывающих от жажды отдыхающих. Джеймс улыбнулся и пошел дальше к выходу из парка. Где-то недалеко играли уличные музыканты, их красивая мелодия наполняла сердца людей весельем и оптимизмом, а на душе становилось легко-легко, будто и не существовало никаких проблем и невзгод на данный момент.
Джеймс поднялся на холмик, где находились ворота парка. На холмике, громко крича и визжа, играли в догонялки дети, носясь друг за другом, не обращая внимания на безумную жару.
- Розен, пошли уже, ты мокрая, хоть выжимай! - улыбаясь, крикнула женщина, стоящая рядом.
- Мам, ну раз я уже настолько мокрая, какая разница пойдем мы сейчас или через некоторое время?
Люди, наблюдавшие за это сценкой, громко засмеялись, удивленные такой острой логике 6-летней девочки. Джеймс, усмехнувшись про себя, вышел на Свайтен Стрит и повернул направо. Розы уже начали предательски засыхать, и он вспомнил, как юморной полноватый продавец посоветовал накрыть их платком, дабы они не обгорели на солнце.
- Хороший костюм, мистер! - с огоньком в глазах вдруг сказала мимо проходящая девушка с короткими рыжими волосами.
- Спасибо, мисс! Но его даже сравнивать нельзя с вашим блистательным золотым платьем, которое сидит на вас просто великолепно! - ответил Джеймс. Девушка и её подружки громко засмеялись и еще долго оборачивались поглядеть на такого джентльмена.
Наконец, Джеймс пришел к знакомому дому. Это было высокое здание, располагавшееся немного обособленно от других. На дом были нанесены старинные узоры, над крышей виднелись миниатюрные башенки, и всё вместе это напоминало Джеймсу замок 18 - 19 веков. Каждый раз он испытывал удивление, подходя к домофону в таком сооружении. Джеймс набрал номер нужной квартиры и нажал на звонок.
- Да, кто это? - раздался приятный женский голос.
- Парвати, это я, Джеймс.
- Джеймс! Молодец, как всегда точно по расписанию, входи. Прозвучал сигнал и Джеймс вошёл во встречающий его желанной прохладой подъезд.
- С днём рождения, любимая! - сказал он, когда дверь квартиры отворилась, и перед ним предстала стройная, с длинными белыми волосами и под стать очаровательными голубыми глазами Парвати. Она была одета во всё голубое, её голову украшала разноцветно переливающаяся корона.
- Джеймс! - радостно воскликнула она, рассматривая подарки. - Это же, наверно, так дорого.
- Пустяки, милая, - сказал Джеймс, снимая туфли. - Главное, чтобы ты была счастлива. Парвати с любовью посмотрела на него, и Джеймс поцеловал её.
- Может помочь что-нибудь? - спросил Джеймс.
- О, нет, уже почти всё готово, - ставя цветы в вазу, ответила Парвати, - проходи в гостиную, дядя Сэм уже там, кстати.
- Эге-гей, какие люди! - крикнул мужчина с великолепными бакенбардами и с лысиной на голове. Джеймс часто гадал, как такое могло получиться и пришёл к выводу, что это феномен природы.
- Привет, дядя Сэм! - радостно поздоровался Джеймс.
- Здорово, мой малчик! Ну-с, как поживает наша идейка, мм? - весело подмигнув, спросил дядя Сэм. Он был просто генератором всяческих интересных затей, имел отличное чувство юмора, и Джеймс еще никогда не видел его в плохом расположении духа.
- Просто супер, спасибо тебе! Никогда б не подумал, что из простого пружинного терморегулятора можно...
- Тссс!!! - зашипел мужичок, испуганно оглянувшись в сторону кухни, где Парвати беседовала со своей мамой.
- Это же секретная информация, если Мэри узнает, куда делись те 500 фунтов, она меня убьёт! Джеймс с трудом подавил желание расхохотаться.
- Все за стол! - вдруг прозвучал громкий голос тёти Мэри - худой, в кухонном фартуке женщины с голубыми глазами точь-в-точь как у своей дочери.
- А, Джеймс! Рада тебя видеть, - поприветствовала она гостя, вытирая руки полотенцем. - Как ты похудел, только посмотри, Сэм. Сегодня в меню мое фирменное блюдо: жареная курица в блинах с кабачками и с соусом собственного приготовления, но это ближе к концу. Ну, вперёд, все уже ждут только нас, - подтолкнула она Джеймса и дядю Сэма властной рукой.
Шумная гостиная уже была наполнена почти до отказа. Здесь были две подруги Парвати, её сестра - такая же голубоглазая, дядя и тётя со своими парами. Незнакомый Джеймсу старичок, сидя на кресле, ласково гладил Верда - белоснежного, с несколькими черными пятнами, хаски. В углу с маленькой девочкой (как понял Джеймс, это была дочка сестры Парвати) игрался Вэйн - лучший друг Парвати и самого Джеймса. Они втроем росли вместе с самого рождения, только после двадцати лет их дружбы роли немного поменялись, однако любовь Джеймса и Парвати никак не повлияла на отношения Вэйна и Парвати, что ещё раз только доказало крепость их дружбы. Джеймс поздоровался со всеми, подошёл к другу и сел рядом с ним.
- Ну, что подарил? - после рукопожатия спросил Вэйн.
- Духи и книгу кулинарных рецептов от самого Симуса Мейнджа, а ты?
- Увидишь, - азартно прошептал Вэйн. Джеймс улыбнулся, зная постоянную тягу Вэйна к сюрпризам и розыгрышам.
- Лари, привет, малышка! - сказал Джеймс девочке, уже сложившей половину мозайки. Она была так поглощена этим занятием, что даже не услышала Джеймса и повернулась к нему попой.
- Лари, ты чего не здороваешься, а, проказница? - рукой отвлек её Вэйн.
- Дядя Джэ!!! - восторженно крикнула малыха и кинулась в объятия Джеймса.
- Ладно, пошли за стол, что ли, - поднялся Вэйн. Они заняли свои места за огромным, занимающим почти все свободное пространство гостиной столом. Дядя Сэм разлил всем вина и поставил пустую бутылку себе под стул.
- Дорогая, доченька! Сегодня у тебя день рождения. Уже 22 раза я вставал вот с этого стула и произносил эти слова, и я хочу сказать, что очень счастлив произнести их 23-й, потому что всё, что я тебе желал до сих пор, сбылось, сбывается и я надеюсь, будет сбываться… - дядя Сэм запнулся на этом месте, и его глаза заслезились – зрелище очень необычное для Джеймса, никогда прежде не видевшего дядю Сэма плачущим. За столом, из-за неловкости момента, многие тоже опустили глаза, но тут весельчак и заводила любого мероприятия взял себя в руки и продолжил: - Теперь мне остается только сказать, что я очень люблю тебя и… горжусь тобой. За тебя, любовь моя!
Гости подняли бокалы и, добавляя к поздравлению дяди Сэма свои, стали громко чокаться. Через пару минут право тоста перешло к тёте Мэри. Она встала, и гул за столом почти мгновенно стих.
- Парви… Ты знаешь, что я тебя люблю больше своей жизни, поэтому возлагала на тебя большие надежды, и, как справедливо заметил Сэм, ты их оправдала. В этот день я лишь хочу тебе пожелать, милая, чтобы ты сохранила всё то, что у тебя есть, потому что разрушить гораздо проще, чем создать, ты должна знать это. Я очень надеюсь, - в этот момент она посмотрела на Джеймса и все, включая саму Мэри, улыбнулись, - что у тебя будет крепкая и любящая семья, ведь это самое важное в нашей жизни, поверь мне. С праздником тебя! – и вновь все подняли бокалы за такое искреннее поздравление.
Спустя несколько часов, после веселых баек дяди Сэма, от которых одна из подружек Парвати разбила бокал из-за смеха, сюрприза Вэйна, заключавшемся в салюте из десяти батарей, расположенных под окнами дома и циркового представления Парвати и Верда, надрессированного так, что тот начинал выполнять нужную команду ещё до того, как Парвати заканчивала её выговаривать, наступила очередь Джеймса поздравлять именинницу. Он немного волновался, так как поздравление должно было выйти необычным, и, наверное, подружки Парвати заметили его легкий мандраж (когда он встал, они негромко захихикали, прикрывая руками рот).
- Парвати. Я хочу ещё раз тебе сказать, что ты очень дорога для меня, и сегодня я уже не могу представить свою жизнь без тебя, - Вэйн демонстративно сделал грустную мину и притворился, будто готов заплакать от грусти. - Ты очень нужна мне, и чтобы это не прозвучало как обычные ничего не значащие слова, я… - тут он полез рукой в карман и достал небольшую шкатулку, - я хочу сделать тебе предложение.
После этих слов все удивленно воскликнули, подружки Парвати от зависти аж рты открыли, а тётя Мэри с дядей Сэмом блаженно улыбнулись друг другу и обнялись. Но Джеймс смотрел только на Парвати, которая немного покраснела от смущения и тихо произнесла: «Я согласна…». Раздались громкие аплодисменты, кто-то пронзительно засвистел, и под общее «Горько!» Джеймс поцеловал теперь уже свою жену.
- Сколько детей планируете, Джеймс? - наливая себе вина, спросил Вэйн.
- Пойду в туалет, обдумаю, - отшутился счастливый жених и встал из-за стола.
Он открыл дверцу и включил воду. «А ведь реально, сколько детей лучше всего? Один? Нет, маловато, хотя Парвати-то у дяди Сэма одна. Наверно, оптимально два - не много и не мало», - думал Джеймс, приглаживая волосы в зеркале. Вдруг он услышал, как кто-то вскрикнул в гостиной и раздался звук разбивающейся тарелки. «Опять Вэйн со своими фокусами», - улыбнулся про себя Джеймс. Он соскучился по Парвати, ведь они так и не успели поговорить наедине, даже после его предложения руки и сердца. С намерением позвать её с собой в спальню, Джеймс толкнул дверь и вышел из туалета.
Миновала всего секунда, всего один удар сердца, как Джеймс понял, произошло что-то нехорошее. Не было слышно привычно громкого шума разговоров и смеха, свет был выключен, темнота поглотила квартиру, телевизор тоже не работал. Непонятная тишина, которой ещё три минуты назад не было, пугала неизвестностью. Джеймс, с готовым вырваться наружу от волнения сердцем, бегом ворвался в гостиную и обмер. «Нет, не может быть» - выдохнул он. Это был не страх и не ужас. Это чувство никогда никем не испытывалось, потому что оно нереальное, неземное. Его невозможно описать словами. Весь светлый мир, все люди и события, существовавшие до этого момента, исчезли куда-то в небытьё, и их уже не вернуть, а мир превратился в ад. Джеймс включил свет, и перед ним предстала следующая картина: шестнадцать мертвецов и обезглавленная собака теперь находились в этой комнате. Джеймс начал терять сознание и ухватился за кресло. Стошнив на ковер и, едва понимая суть происходящего, он начал всматриваться в покойников. У всех на лице застыло одна и та же гримаса ужаса, наверное, они и видели все одно и то же. Джеймс посмотрел на подругу Парвати: глаза стеклянные, рот раскрыт в безмолвном крике, голова откинута на спинку стула, из ушей течёт кровь. Джеймс медленно перевел взгляд на маленькое тело, лежащее на полу, и узнал в нем Лари. Голова её лежала на так и не собранной мозаике, которая теперь стала красного цвета, а сама она как будто старалась отмахнуться от кого-то страшного, на лице та же гримаса страха и безнадежности. Джеймсу стало плохо: он увидел дядю Сэма, в затылок которого теперь был воткнут нож, струйка крови с его шеи стекала в бокал с таким же красным вином. Вэйн просто обмяк на стуле, словно рассматривая картину, висящую на стене. Джеймс вдруг заметил, что картина из простого портрета улыбающегося герцога Тверени Первого превратилась в изображение человека, испытывающего беспокойство, безнадежность и чувство ожидаемо плохого конца чего-то. Джеймс начал понимать, что дело начинает принимать и вовсе сверхъестественный облик - ещё бы, какой убийца мог бы успеть убить 16 людей за 3 минуты, притом, что дверь и окна была закрыты. Может они отравились каким-то ядовитым газом? Но откуда тогда нож в затылке дяди Сэма, и почему он, Джеймс, всё ещё живой? Тут на его глаза попалась та, которую он больше всего боялся увидеть. На лице Парвати застыла всё то же выражение лица, что и у других, а сама она осталась сидеть в необъяснимом движении - будто хотела выцарапать глаза своей маме - тёте Мэри, у которой, и вправду, глаза истекали кровью, а сама она держала в руке окровавленный осколок разбитой тарелки. «Черт возьми, что здесь произо…»
Внезапно послышался звук духовки, оповещающей, что еда готова. Джеймс, еле передвигая «ватные» ноги двинулся на кухню. Уже в коридоре он почувствовал запах горелого мяса. С ожиданием самого худшего, он включил свет и открыл духовку, отводя голову в сторону, чтобы не обгорела кожа. В жаркой духовке находилась сестра Парвати, Элиза. Она была как запеченная курица - вся красная, кожа почти отсутствовала, тут и там виднелось жареное мясо. Волосы полностью выгорели, оставив на голове девушки лишь красное пятно. Оказалось, она ещё жива. Оставшимся глазом (другой вытек) она посмотрела на Джеймса и еле слышно простонала: «Уходи, ОНО ещё здесь…».
- Кто??? Что здесь вообще произошло, Элиза?! – в ужасе крикнул Джеймс, но та уже испустила дух. «Твою мать, что всё это значит?!» - крикнул в отчаянии он и захлопнул дверцу духовки. «Выходи, тварь, чего ты прячешься! Выходи, убей и меня заодно, как убил и их, ни за что, ни про что, ни в чём не повинных людей!». Джеймс стоял, громко дыша, и вытирал льющийся рекой пот с лица. Он не знал, что на его лице застыло то же выражение лица, что и у мертвецов – на нем отражались эти гребаные чувства безнадежности и беспомощности, будто тебя хоронят заживо в тесном гробу, и за несколькими метрами сырой земли никто не слышит твоих криков. Абсолютную тишину нарушали только всхлипывания Джеймса, закрывшего лицо руками, и стук часов. Джеймс думал, кто же это ОНО, о котором сказала Элиза перед смертью, хотя ему было все равно, убьет ли это существо его или нет, ведь чувство безысходности порождает безразличие…
Где-то далеко в глубине темноты послышалась мелодия музыкантов, напоминающая о том, как прекрасна жизнь, о том, что все в жизни можно исправить, если есть желание, и вновь сердце ваше наполнится счастьем и беззаботной радостью. Как прекрасно жить на свете, созидать и любить всё живое и неживое, творить, создавать, отчаиваться и вновь пытаться, ведь в этом и состоит вся прелесть жизни.
Темнота ночи накрывала этот мир, поглощая дневной свет. За окном послышался колокольный звон, оповещающий о том, что уже двенадцать. Под этот звон Джеймс поднялся и с лицом, какое можно увидеть на маленькой девочке, которой говорят, что её мама и папа умерли, пошел на балкон. Походкой, словно после инсульта, он прошел через гостиную, не обращая никакого внимания на это сборище окровавленных тел, открыл окно и, не произнося ни звука, бросился вниз - в неизвестность.
