Разумеется, никто до конца не поверил Паше, настаивавшему, что ему почудился какой-то зверь и что он не видел, где находился Тихон. Мне с трудом удалось отбить сына у разъярённых охотников, они были готовы его разорвать за неосторожное обращение с оружием и неслыханное легкомыслие, но, чуть поостыв и поразмыслив, пришли к выводу, что беда случилась по неопытности парня и из-за его желания покрасоваться, что, впрочем, ненамного уменьшало его вину. На все отповеди и ругательства Паша отмалчивался, мрачно глядя вглубь леса. Наказание порешили назначить по приходе домой, не ребёнок ведь, должен нести ответственность, в первую очередь пойти посмотреть в глаза семье убитого и попросить прощения. Удручённые и угрюмые, мы отправились рано поутру в обратный путь, к вечеру добрались и, сложив добычу, сразу пошли с дурной вестью к избе Тихона. Сына я оставил дома, рассудив, что сегодня ему не стоит показываться женщине, лишившейся кормильца по его вине, пусть, думаю, хотя бы на следующий день придёт.
Никому не пожелаю, Андрей, успокаивать обезумевшую от горя женщину, клянущую всех и бросающуюся на виновников гибели её родного человека. Спасибо соседкам, помогли с ней справиться, напоили чем-то и увели спать, а детей замужняя старшая дочь к себе забрала на ночь. Разошлись мы с невесёлыми думками, но я, несмотря на надвигающуюся ночь, побежал к Мыхтулю, не мог до утра терпеть, меня аж трясло от волнения.
Он уже ждал меня, слухи о несчастье разнеслись по селу в мгновение ока, и шаман был в курсе. Без лишних слов он провёл меня в избу, усадил, налил рюмку и попросил рассказать всё до мельчайших деталей. Пока я, стараясь успокоиться, описывал происшествие, Мыхтуль слушал не перебивая и бросал на меня тревожные взгляды. Когда я закончил, он немного помолчал, а потом осторожно произнёс:
- Василий, ты сейчас напуган и взволнован, но постарайся правильно отнестись к тому, что я тебе скажу. Как ты сам думаешь, твой сын знал, что стреляет в Тихона?
Собравшись с духом, я решил поделиться с шаманом своими страхами:
- Если честно, почти не сомневаюсь в этом. Понимаешь, я его видел, когда он целился, и могу поклясться, он действовал уверенно, словно хотел убить, убить, а не просто пальнуть, чтобы испугать. У них с Тихоном не заладилось, тот его подначивал всё время, а парень мой обидчивым оказался… Не думал я, что он до такого дойдёт… Что делать-то теперь?
Шаман замялся и отвёл глаза. Видно было, что он пытается подобрать слова.
- Тут такое дело, Василий... В общем, видел я кое-кого и рассказал о твоём сыне. Ну, что могу сказать, опоздали мы с тобой, его душой уже завладела тьма. До отъявленного злодея ему пока далеко, но ты сам видишь, что начало положено… Дальше хуже будет, он во вкус войдёт.
Слушая Мыхтуля, я рассеянно ощупывал пояс с зашитым в нём мешочком. Что-то было не так, и когда до меня дошло, я сорвал его с себя и начал тщательно прощупывать. Дед от неожиданности замолчал и недоумённо наблюдал за моими действиями. Опасения подтвердились: на месте обычного уплотнения, скрывавшего в себе амулет, была гладкая поверхность. У меня пересохло во рту. Шаман сразу всё понял и потащил меня к двери:
- Скорее, с ним нужно срочно поговорить!
Что было сил мы рванули к моему дому, а как только зашли во двор, нас встретила заплаканная Марья:
- Паша сбежал!
…Всю ночь мы обшаривали окрестности деревни. По словам жены, сын исчез из избы буквально за полчаса до нашего прихода, сначала она искала его во дворе и пристройках, думала, что он спрятался поблизости, желая побыть один, и выходило, что далеко уйти он не мог. Но к утру стало ясно, что парень ушёл по своему привычному маршруту – в тайгу. Недельная беготня по лесу с собаками ничего не дала, видимо, он зашёл в такие дебри, где никто из нас не бывал. Успокаивая Марью, я вслух грозился спустить три шкуры с поганца, когда он вернётся, он же и раньше уходил без спросу, но в глубине души мы понимали, что на этот раз его прогулка добром не обернётся. Шамана я не видел всё это время, так как уходил с мужиками затемно и возвращался за полночь, но очень хотел с ним поговорить, поэтому, когда поиски зашли в тупик, заглянул к нему под вечер. Тот меня как будто ждал, хотя сам, казалось, недавно откуда-то приехал: в избе было довольно пыльно и холодно, будто там несколько дней не прибирались и не топили печь, а ведь октябрьские деньки в наших краях теплом не балуют.
Закрыв за мной дверь, Мыхтуль тяжело опустился на лавку:
- Нет его здесь, Василий, далеко он ушёл. Откуда знаю? – он поднял брови в ответ на мой немой вопрос. – Так я тоже его искал, только своими способами. И вот что тебе скажу: не найдём мы его, потому что этого он сам не хочет. Никакой зверь его не тронул и не тронет, насчёт этого не волнуйся, Павел умеет избегать хищников и становиться незаметным. Несколько раз я к нему почти вплотную подбирался, но всегда меня словно что-то уводило из того места, как пелена на глаза падала, а ведь чуял, что рядом парень твой находится.
- Подожди, так ты его видел?
- Нет, говорю же, не дал он к себе подойти. Но то, что он жив и здоров – мне точно известно.
Словно гора у меня с плеч свалилась, так душа болела за сына, но тревога не отпускала – Мыхтуль же в прошлый раз хотел что-то рассказать, и чуял я, что вести те не добрыми были. Что ж, чему быть, того не миновать.
- Что ты ещё узнал, Мыхтуль? Тогда ещё, как я приходил к тебе, ты, кажется, ездил куда-то.
Дед внимательно посмотрел на меня и с заминкой сказал:
- Узнать-то узнал, да время упущено… Не поймать нам теперь Павла, лес ему как дом родной, многое ему открыто, чего мы не ведаем. Он, Василий, уже в курсе того, что дальше делать должен, и сам этого желает, поэтому не остановится на полпути.
Беседовал я со знающим человеком, нашёл его только потому, что он помочь нам захотел и разрешил приехать. Сказал он, что сын твой ещё во младенчестве должен был быть умерщвлён, а сейчас поздно метаться, не сладим мы с ним. Правда, шепнул кое-что насчёт защиты, оказывается, можно оградиться более-менее от этого зла, так что придётся мне, Василий, ещё пуще охранять деревню. И не только нашу … Не знаю, на сколько сил хватит, но, видимо, судьба моя такая.
- Постой-постой! Охранять? От кого, от Паши?
- А где он человеческие жертвы брать будет, как думаешь?
У меня голова шла кругом. Мой сын, моя кровь – монстр?.. Несмотря на уже случившееся, я не мог в это поверить, мне казалось, что шаман преувеличивает.
- Ты уверен, что Паша настолько опасен?
- Скоро сам убедишься, не долго ждать осталось, - хмуро пожевал губами Мыхтуль и продолжил: - Я всё равно попытаюсь его остановить, пока он не вошёл в полную силу, должен же быть выход! И говорю тебе, Василий, я сделаю всё, чтобы твой сын не стал тёмным колдуном, даже если придётся его убить. – Жёсткий взгляд деда заставил меня вздрогнуть.
- Может, не надо рубить с плеча? – меня начала разбирать злость. – Эти ваши колдовские штучки совсем голову заморочили, уж от кого, а от тебя не ожидал такой кровожадности! Можно же что-то сделать и вернуть моего сына!
- Да что ж ты непонятливый такой! – шаман в сердцах стукнул кулаком по столу. – Не вернётся он, потому что выбрал свой путь! А впрочем, думай как хочешь, чай, не маленький, я тебя предупредил и буду действовать по своему усмотрению.
Хлопнув дверью, выскочил я от Мыхтуля как ошпаренный, весь кипя и злясь на себя и на весь мир. Понимаешь ты, Андрей, не мог я поверить в то, что Паша способен на осознанное убийство, до конца цеплялся за мысль о его человечности, и недавнее происшествие с Тихоном казалось уже не таким пугающим. В общем, раздружились мы с шаманом, точнее, это я перестал с ним общаться, только не ожидал, что довольно скоро придётся убедиться в его правоте.
Моего сына считали без вести пропавшим – тут надо отдать должное старику, он никому не рассказал ни об амулете, ни о Пашиной связи с ним. Именно поэтому известие о расчленённых и обглоданных трупах медведей и росомах прозвучало той зимой как гром среди ясного неба, но я сразу догадался чьих это рук дело. У этих зверей кроме человека нет достойных врагов, с ними никто в тайге не сравнится, а тут, судя по характеру ран, орудовал более сильный хищник. Довелось мне увидеть несколько туш, так вот скажу я тебе, Андрей, так рвать плоть и выламывать кости можно только голыми руками (ты же разделывал курицу, вот как её мясо рвёшь, так и медведи легко растерзаны были), но силы для этого нужно столько, сколько ни у кого нет.
Охотились теперь только артелью, по одиночке никто в лес уходить не решался. Много слухов ходило, кто что говорил. Одни уверяли, что медведь-шатун объявился, невероятно злой и огромный, как гора, другие будто бы видели дикого лесного человека, а кто-то на лешего грешил, мол, надоело ему охотничий промысел терпеть, вот он и намекает людям, что с ними то же будет, если жадность свою не умерят. Страх страхом, а жить надо, так что потихоньку, осторожненько, кое-как зиму перезимовали, весной улеглось как-то, трупы хищников находить перестали. Охотники вздохнули с облегчением.
