Посёлок встретил нас тишиной. Не брехали собаки, не кудахтали куры, совершенно не было слышно какой-либо живности. Даже человеческого голоса не доносилось со дворов. Хотя люди были. Занавеска за одним из окон на секунду дёрнулась. Хоть мы никого не увидели, но при полном отсутствии ветра это значило, что кто-то её отодвинул, чтобы взглянуть на непрошенных гостей. На нас.
Кроме шороха камней под нашими башмаками и нашего дыхания, ни один звук не нарушал тишину. Подобное ощущение я последний раз испытывал на кладбище, когда пришел проведать могилу деда. Но даже тогда слух тревожил шелест листьев, стрекотание цикад, чирикание птиц. А здесь не было даже этого. Поначалу мелькнула мысль, что посёлок заброшен, но ухоженные дома и улицы, а после и движение в окне разуверили нас в этом.
— Странная деревня... — Василий первый нарушил тишину, конкретно ни к кому не обращаясь. До меня только сейчас дошло, что мы все молчали уже минут сорок. С того самого момента, как с вершины холма увидели посёлок.
— Да уж, что правда, то правда... Ни людей, ни животных, никого... — Татьяна, супруга Василия, выглядела обеспокоенной. За наше недолгое знакомство я успел понять, что эта робкая женщина прячет свои страхи и опасения в глубине души, не выставляя их на показ. Даже когда они чуть не разбились, Татьяна выглядела спокойно. Лишь побелевшие костяшки пальцев на сжавшемся кулаке говорили о пережитом стрессе. Василий тогда показал себя настоящим мужиком. Когда олень выскочил прямо на дорогу перед их машиной и Василий, выкрутив руль, направил машину с откоса дороги, а не на нас, ехавших навстречу, он, первым делом убедившись, что жена цела, бросился к нашей машине.
Увы, рискуя собой и разбив свою машину, нас он не спас. Плохие тормоза сделали своё дело. Проклятый олень, вместо того, чтобы радоваться чудесному спасению и улепётывать во все лопатки, замер прямо перед нами. Ну а плохие тормоза я уже упоминал. Очнулся я возле машины. Антон рассказал, что я ударился головой о приборную панель и выключился, а его самого прижало влетевшей в лобовое стекло филейной частью оленя. Василий нас вытащил, а оправившаяся от шока Татьяна обработала мою голову.
Их машина застряла внизу под невообразимым углом, а наша старенькая «королла» заводиться отказалась наотрез, несмотря на то, что Василёк, как ласково называла его Татьяна, был хорошим автомехаником. Посетовав на обстоятельства и выматерившись на оленя, которого мы завернули в брезент (не пропадать же добру) и затолкали под машину, Антон предложил поискать признаки цивилизации. И вот, после нескольких часов хода мы, свернув у покосившегося указателя с дороги на просеку, оказались в этом таинственном посёлке.
Надвигались сумерки. Мы шли по главной (как мне думается) улице. Чем дальше мы заходили вглубь посёлка, тем больше нарастало давящее ощущение того, что за нами что-то наблюдает. Не кто-то, а именно что-то. Гнетущее и зловещее чувство росло, казалось, с каждым шагом. Серые унылые дома по обоим сторонам улицы тянулись в ряд, словно могилы. Я даже не заметил, как они расступились, выводя нас на большое двухэтажное здание, смотрящееся здесь, если уж я привёл аналогию с кладбищем, как величественный склеп среди могил. Он стоял, судя по всему, в центре посёлка, на своего рода площади. От неё в восемь сторон диаметрально расходились улицы, пересекаясь как раз на этом «склепе».
— Судя по всему, администрац.... — моя и без того разбитая голова взорвалась вспышкой ослепительной боли. Не удержавшись на ногах, я припал на одно колено от страшного удара. Не понимая, что происходит, я провёл рукой по затылку и поднёс к глазам. На пальцах была кровь. Татьяна, прижавшись к Василию, испуганно смотрела на меня. Побледневший Антон растерянно озирался. Василий, отстранившись от Татьяны, одной рукой помог мне встать, второй зачем-то расстёгивая куртку.
Клац! Рядом с ногой Антона выбил пыль из земли приличных размеров булыжник. Ещё один на лету перехватил Василий прямо перед лицом Татьяны. Я ещё успел удивиться его ловкости, когда очередной камень уже на излёте толкнул меня в бедро. Василий, сжав тяжелый охотничий нож (вот зачем он расстёгивал куртку!), напряженно смотрел в ту сторону, откуда летели камни. Внезапно из-за забора крайней хибары выскочил молодой парень лет двадцати пяти — двадцати семи. Нечленораздельно мыча, он нагнулся и, схватив камень, бросил его в нашу сторону. Все мы, кроме Василия, оцепенели. Он же, перехватив нож, крикнул:
— Уйди, сука, зашибу!
Не знаю, понял ли его нападавший, но, увидев нож, он приостановился и, продолжая мычать, начал тыкать нам рукой в направлении, откуда мы пришли. Причём жесты и мычание становились всё агрессивнее и ожесточённее.
— А ну, пшел вон, паразит! — окрик прозвучал, как раскат грома. Из-за плетня соседнего дома к нам подходил мужик. Огромный мужик. Я таких даже по телевизору не видел. Огромный рост, не меньше двух двадцати, компенсировался широчайшей грудью, а бугрящиеся мышцами руками он мог, казалось, без каких-либо усилий свернуть шею дикому быку. В руке у него была палка, которой он недолго думая перетянул мычащему парню пониже поясницы. Подпрыгнув и заверещав, он кинулся прочь по одной из улиц, держась обеими руками за отбитое место.
— Вы его извините, — пророкотал великан (так я окрестил амбала). — Он дурачок у нас. Да и немой к тому же...
Немного помолчав, он спросил:
— А вы чьих будете?
Мы рассказали ему обо всех наших злоключениях. Антон также поинтересовался насчёт подозрительной тишины в деревне, на что великан пробурчал что-то вроде: «Не в добрый час вы сюда явились...» — затем, посмотрев на солнце, уже касающееся горизонта, он недовольно пробормотал что-то уж совсем невнятное:
— Что ж, выбора у вас не так уж и много. Пошли, определю, где переночевать. Но чтобы духу вашего завтра с утра не было!
Вопреки всем ожиданиям, повёл он нас не к дому, из которого вышел, а к тому самому «склепу» в центре посёлка. Пройдя внутрь, великан зычно крикнул: «Авдотья, чтоб тебя, привечай гостей!».
— Каких гостей? Нашел время шутки шутить! Сам знаешь что сегодня произо.... — надломанный старческий голос прервался на полуслове. Нас увидела, понял я. Из-за неприметной полуоткрытой дверки выглянула пожилая женщина. Взгляд, каким она одарила великана, был красноречивее слов. Нам здесь явно были не рады...
Но, судя по всему, великан был в посёлке не последний человек. Одарив старуху ледяным взглядом, он молча развернулся и вышел. Та, злобно зыркнув ему вслед, жестом показала нам следовать за ней. Мы поднялись на второй этаж. В полном молчании она указала нам на две двери, расположенные друг напротив друга. Я и Антон подошли к одной, Василий с Татьяной — к другой. За дверью нас ожидало две кровати и тумбочка. Вот и всё убранство. Судя по всему, у Василия с Татьяной обстановка была такая же. Ещё раз окинув нас презрительным взглядом, старуха выплюнула две короткие, рубленые фразы:
— Жрать нехер. С утра выметайтесь.
О еде мыслей и не было. Спать, спать, спать.... Единственное, что билось в голове, помимо пульсирующей боли, так это мысли о сне. Не сговариваясь, мы, посмотрев друг на друга, разошлись по комнатам. Меня выключило, как только голова коснулась подушки. Единственное, о чём я успел подумать, это то гнетущее чувство тревоги. Оно никуда не делось. Просто затаилось под гнётом всех происшедших в этой странной деревне событий. А теперь вернулось.
И я провалился в сон.
Дикий ужас рывком поднял меня с кровати. Я ничего не понимал, не слышал и не видел. И не ощущал. Ничего, кроме приступа дикой, необъяснимой паники. Сердце бешено колотилось, тело было покрыто омерзительным ледяным потом. Сев в постели, я попытался собраться с мыслями, но это было сродни поиску иголки в стогу сена. Безотчётный липкий страх своими щупальцами оплёл меня полностью. Я собрал в кулак всю силу воли и приказал себе успокоится, но этого хватало лишь на то, чтобы не закричать.
Не знаю, сколько я просидел в таком положении — минуты, а может быть, часы. Постепенно я начал успокаиваться. Трясущейся рукой я достал из кармана сигарету. Уже собираясь подкуривать, я осознал, что нахожусь в чужом доме, и, вспомнив «гостеприимную» хозяйку, счёл за лучшее выйти покурить на крыльце.
Придерживая дверь, чтобы не заскрипела, я выглянул в коридор. Тишина, разгоняемая лишь моим дыханием, сплеталась с темнотой, возрождая чувство панического страха. С трудом отогнав наваждение, я аккуратно ступил на скрипучие доски коридора. Мрак обволакивал меня, пробуждая дремлющие, первобытные, заложенные природой страхи.
На ощупь добравшись до лестницы, я только хотел начать спускаться, как вдруг увидел ЭТО. Впереди на уровне моего лица блестели чьи-то глаза! Жуткие, белесые, веющие холодом глаза. Лунный свет почти не проникал сюда из коридора, но этой мельчайшей частицы света хватило, чтобы я увидел их. Я замер, не в силах пошевелится... Первая мысль была о чокнутой домовладелице, но вторая мелькнувшая мысль разбила эту надежду. Я стоял на первой ступеньке лестницы, ведущей ВНИЗ. А глаза были от меня в паре метров на уровне МОИХ глаз...
Судорожно схватившись за перила, я шумно вздохнул. В ту же секунду глаза исчезли. Это сопровождалось тихим шорохом и скрипом. Скрипом сродни скрипу звериного когтя по доске. Скрипом по ПОТОЛКУ.
Я сел на лестницу. Меня колотило. На грани истерики, я плюнул на все законы гостеприимства и, подкурив, жадно затянулся. Дрожащие руки не слушались приказов мозга, поэтому я держал сигарету двумя руками, при каждой затяжке беззвучно всхлипывая.
И тут опять раздался шорох. Уже снизу лестницы. Я окаменел. Я мог просто сидеть и вглядываться в темноту, не чувствуя боли от тлеющей в пальцах сигареты. Но этот шорох был не таким. Его звук был вполне обыденным, просто шлёпанье босых ног по деревянному полу. И он сопровождался колеблющимся неровным светом. Свеча, скорее всего. Бабка зачем-то на кухню пошла, а я сижу и трясусь, как безумный. Стыдоба-то... А глаза — глаза мне привиделись, и точка!
Меж тем, пока я себя успокаивал, из-за угла вышла... нет, не бабка. Девочка. Девчушка лет пяти-шести. Белокурая, в ночной рубашке и со свечой в руках, она не вписывалась в ту атмосферу кошмара, что царила минуту назад.
Улыбнувшись ей, я постарался незаметно потушить сигарету о ботинок.
— Привет, маленькая... Ты откуда тут такая взялась?
Девочка молчала, сжав в руке свечу и глядя на меня своими огромными глазами.
— Не разговариваешь с незнакомцами? Это хорошо. Это тебя правильно родители научили... У тебя ведь родители есть?
Судя по тому, как она напряглась, вопрос задел её за живое. Да уж. Не умею я с детьми общаться. Что поделать, опыта не было... Всё, что я знал о личинках человека кроме того, откуда они берутся, это то, что все они любят сладкое. Хм, у меня же где-то завалялась шоколадка...
— Постой, не уходи, я тебе сейчас вкусняшку дам...
Какая ещё вкусняшка — ей же вроде не три года!.. А, да и ладно, какая разница. Подсветив зажигалкой в комнате, я нашел рюкзак и достал оттуда плитку шоколада. Подходя к лестнице, я увидел свет от свечи. Смотри-ка, не ушла.
И точно. Она стояла внизу всё в той же напряженной позе. Я начал потихоньку спускаться, держа шоколад в вытянутой руке. Оказавшись перед девочкой, я протянул шоколадку ей. Мне было интересно наблюдать, как боязнь перед незнакомцем борется в ней с любовью к сладкому. И, судя по всему, любовь побеждала. Она трогательно улыбнулась и начала протягивать руку, как вдруг полный злобы голос с угрозой произнёс:
— Отойди от девочки.
— Это не то, что вы подума... — начал я, разворачиваясь, но мой взгляд упёрся в две чёрные дыры, пахнущие смертью и порохом. У старой карги в руках была двухстволка!
— Я сказала, отойди от неё, сука!
— Эй, эй... Потише... — начал я, но выстрел не дал мне договорить. Эта чокнутая шарахнула в потолок. Моя и так пострадавшая сегодня голова ответила адской болью и звоном в ушах. Перед глазами всё мерцало. Секундочку, это не контузия — у малышки в руках свеча ходила ходуном, заставляя тени в комнате танцевать, что я и принял за мерцание. Её глаза, как у затравленного зверька, со страхом внимали происходящему.
— У меня и в мыслях не было... — опять начал я, но толкнувшее меня в лоб горячее дуло было красноречивее любых слов.
— Что происходит?! — Василий, ничего не понимая, спускался по лестнице.
— Стой, где стоишь! — ружьё качнулось в его сторону. — Дёрнешься — полное брюхо свинца нашпигую!
Василий замер на лестнице, приподняв руки. Краем глаза я увидел движение на втором этаже. Татьяна. Я мысленно умолял её не высовываться. Вдруг шальная мысль вспыхнула в голове — Антон! В комнате его не было... Где же он может быть?..
Входная дверь с грохотом распахнулась, и в дом вошел великан.
— Говорил же, старая, без шума! — его бас бил по перепонкам почище выстрела. — Устроила тут военные действия!
С его словами все надежды на помощь в этой щекотливой ситуации рассыпались карточным домиком. Василий медленно стал спускаться с поднятыми руками.
— Послушайте, это явно какое-то недоразумение...
— Углохни! — великан резко ударил его в лицо. Василий успел прикрыться, но для гиганта его блок был что лист бумаги. Раздался глухой хруст, и Василий начал медленно оседать на ступени.
— Василёк! — Татьяна бросилась вниз по лестнице к падающему мужу.
БАБАХ! Из ствола вылетел сноп пламени, и живот Татьяны будто взорвался изнутри. Я и не представлял, что в человеке может быть столько крови. Вся лестница позади Татьяны была забрызгана красным. Из её развороченного живота кровь хлестала мелкими ручейками, соединявшимися у её ног в одно огромное озеро, водопадом стекающее со ступеней. Её взгляд остекленел, и с тихим хрипом она повалилась на лестницу, всё ещё держа руки на развороченном месиве, что было её животом. Я услышал хруст ломающегося о ступеньку носа, и только тут до меня дошло, ЧТО происходит...
Как ни странно, но этот жуткий хруст не только вернул мне осознавание действительности, но и включил инстинкт самосохранения. Не время паниковать! Сердце выбивало барабанную дробь, в крови кипел адреналин, а моё тело стало действовать инстинктивно, не согласовываясь с мозгом. Приказы отдавало подсознание.
Я бросился вперёд. Проскочив вплотную рядом с великаном, я схватил девочку и кинулся вон из дома.
Выскочив за дверь и пробежавшись по ступеням, я побежал к той улице, по которой мы сюда пришли. Кромешная тьма не давала ничего разглядеть и понять, куда я бегу. Я делал это интуитивно. Девчонка у меня на руках словно всё понимала и просто крепче вцепилась мне в плечо. Проносясь по дороге и мечтая об одном — только бы не упасть, — я вдруг заметил впереди по дороге огоньки. И, судя по всему, они двигались навстречу. Факелы! Причём много — штук тридцать-сорок. И тут луна решила сыграть со мной злую шутку. Туча, закрывавшая её, разошлась, и лунный свет залил всё своим холодным серебристым цветом. Мы оказались как на ладони перед неведомой опасностью впереди и реальной опасностью сзади...
Меж тем факелы приблизились. Это было странное и жуткое шествие. Сорок человек в полном молчании встали и смотрели на нас совершенно отрешенно. Никто из них даже не двинулся с места. Здесь не пройти... Сзади полоумная старуха и невменяемый амбал... Что же делать... Что же делать?!
Придётся бежать назад. Сзади их всего двое. Лишь бы не догадалась ружьё перезарядить, старая сука...
Развернувшись, я перехватил поудобнее девочку и побежал назад, к «склепу». Как ни странно, у большого дома никого не было. Зато было другое. Факелы. Они приближались с каждой улицы. Со всех восьми улиц они сходились к центру... Больше двухсот человек перегородили нам все пути к отступлению.
Отчаявшись спастись, я кинулся в дом. Можно попробовать спрятаться...
В прихожей я быстро огляделся. Так, второй этаж отметаем... Тело Татьяны так и лежало на лестнице в луже засыхающей крови. А вот Василия не было. Но мне некогда было думать, куда он делся. Пинком открыв дверь на кухню, я огляделся. Отлично, нож — то, что надо. Какое-никакое, а оружие. Забирая нож, я заметил ещё кое-что. Люк. Люк в полу. Погреб, а быть может, и подвал. Выбора все равно не было, поэтому, ссадив девочку, я протянул руку к крышке. Внезапно малютка меня схватила за руку. Я посмотрел на неё — она яростно мотала головой, а в её глазах сквозил неподдельный ужас. Она очень не хотела, чтобы я открывал подвал.
— Прости, малышка, но у нас с тобой особо нет выбора... — произнёс я, поднимая крышку. Ужас в её глазах не исчез, но к нему прибавились обречённость и безысходность. Она перестала мотать головой и дёргать меня за руку. Она смирилась.
У меня не было времени размышлять над её страхами. Взяв девочку за руку, я начал спуск.
А подвальчик-то непростой оказался. Вместо всякого хлама, коему было положено тут находиться, я увидел длинный каменный коридор, уходящий во тьму. Выбора не было.
В стену в специальную выемку был вставлен факел. Прежде чем закрыть крышку люка, я зажег его и взял в руку, в другой руке зажав нож. Крышка опустилась, и тьма сгустилась вокруг, разгоняемая факелом лишь в паре метров вокруг нас. Внезапно вернулось то самое ощущение нарастающей тревоги, вытесненное до этого адреналином, и с каждым шагом оно становилось всё сильней. Мы углубились уже метров на двести, а коридор всё не кончался. Интересно, куда он ведёт?
Девочка всё сильнее вцеплялась в мою руку, в которой был зажат нож. Я ощутил, что её начало трясти. С каждым новым шагом она всё сильнее тряслась и всё сильнее прижималась ко мне. Чувство безотчётного страха усиливалось, но я, сжав зубы, заставлял себя делать шаг за шагом, ведь выбора у меня особо и не было.
И тут я услышал плач. Девочка застыла на месте, с невообразимым ужасом глядя вперёд, во тьму, и крепко вцепившись в мою руку. Там, за границей света, что-то было. Я мог различить лишь неясные очертания в тени, которые подрагивали в изменчивом свете факела. Плач стал нарастать. От него веяло жуткой тоской, безысходностью и (уж не знаю как я это понял) голодом. Силуэт на границе света и тени дёрнулся и потянулся вперёд. К нам.
Мы застыли, словно изваяния, не в силах двинуться с места. Силуэт проступал всё отчетливее и отчётливее, пока....
— Мать твою, ну и напугала же ты нас, маленькая! — вырвалось у меня.
Во мраке стояла девочка. Скорее всего, одногодка моей невольной спутницы, судя по росту. Она стояла, наклонив голову, волосы цвета вороньего крыла скрывали её лицо. Стоя аккурат на границе света и мрака, девочка производила жутковатое впечатление.
— Ты откуда зде... — начал я, но дрогнувшая рука осветила на мгновение то, что было скрыто тьмой.
Я почувствовал, как шевелятся волосы на затылке, вставая дыбом. Она была без одежды. Синюшный даже в свете факела цвет кожи резал глаза. Худощавая, рёберные дуги, обтянутые кожей так, что, казалось, она вот-вот лопнет, выпирали по бокам. Но самое страшное, что высветил факел — это длинный, со рваными краями, разрез, идущий от солнечного сплетения до паха.
И тут оно подняло голову.
Тот самый взгляд, полный тоски и холода. Те самые мёртвые глаза, блестевшие на лестнице.
Оно смотрело на нас словно оценивая. На мне взгляд существа задержался не более секунды, одарив меня холодом, а вот девочка... Девочка эту тварь явно заинтересовала...
Загораживая собой ребёнка, я отчаянно махнул факелом в сторону твари. Мне показалось, или в мёртвых глазах промелькнул испуг? Меня самого панический ужас сжирал живьём. Я попытался ткнуть факелом в лицо... морду... в голову этого существа. Оно отскочило, почти скрываясь во мраке, и издало жуткий, душераздирающий крик. Звук сродни звуку лезвия по стеклу. Тварь бросилась на стену и, изламывая, ноги и руки, как если бы у неё не было суставов, исчезла во тьме.
Дрожа, я опустился на колени, прижав к себе девочку. Её колотило у меня в объятиях, и она что-то пыталась произнести. Сквозь рыдания я смог разобрать только: «Н-не о-от-т-давай...».
Не бойся маленькая, не отдам, - пронеслось в голове. Вот только выбраться бы нам ещё отсюда....
Вдруг погас факел. Вот только что мы были в почти безнадёжной ситуации в поисках выхода, с убогим светом, как вдруг оказались в этой же ситуации, но уже БЕЗ света... Как только эта мысль проявилась у меня в голове, я услышал этот отвратительный полушорох-полускрип. В кромешной тьме, с жалким кухонным ножом против чего-то неестественного, я впервые в жизни молился. Я умолял Господа, чтобы это оказалось всего лишь отвратительным сном, ночным кошмаром... Но Бог не внял моей мольбе. Цокотание когтей по камню приближалось. Приближалось откуда-то сверху... На потолке, оно на потолке туннеля!
Одной рукой обнимая девочку, второй сжимая нож, я с ужасом вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Где-то впереди раздался заставляющий стынуть кровь плач. Впереди и чуть сверху. Теперь я, по крайней мере, хоть приблизительно могу определить, где эта тварь...
Плач раздался сзади. Нет! Как? Не может быть, он же только что был впереди нас! Но он и был впереди нас. И позади нас. Скрипы и шорохи удвоились. Тварей было две...
В отчаянии я принялся махать ножом во все стороны. Хотя вряд ли это могло мне помочь. Плач, такой близкий, принял злорадный оттенок, будто твари понимали — нам уже никуда не деться.
Сильный рывок бросил меня на пол. Девочка! Они вырвали её у меня из рук! Опираясь на руки, я попытался встать, как вдруг левую кисть пронзила боль. Я ещё успел почувствовать ледяное прикосновение к руке, как в моей голове взорвалась яркая вспышка, и сознание окутала тьма...
Возвращение в сознание сопровождалось тошнотой. Голова, перенёсшая сегодня уже три сотрясения, раскалывалась. Во рту стоял ржавый вкус крови. Я попытался двинуться. Нет! Я был связан. Зато здесь был свет. Сиротливо стоящая неподалёку свеча осветила каменный пол и верёвки на моём теле. Всё остальное тонуло во мраке.
Послышались шаги. Не мерзкий скрип-шорох, а обычные человеческие шаги. Я не мог даже двинуться, поэтому всё, что мне осталось, это ждать своей участи.
Человек шел с факелом, и, когда он показался из-за угла, я не смог сдержать вскрик изумления — это был немой парнишка, обкидавший нас камнями. Лучше бы мы поступили, как он нам показывал. Развернулись и ушли. Меж тем парень, приложив палец к губам, достал нож. Что же, или убьёт или отпустит? Третьего не дано. Я с замирающим сердцем ждал развязки. Страха не было. Была лишь злая печаль на то, как всё получилось. Немой навис надо мной. Нож тускло отблёскивал в неровном свете факела и свечи. Рука подносила его всё ближе и ближе...
Верёвка ослабла. Он разрезал её.
Опять приложив палец к губам, он махнул мне рукой, приказывая идти за собой. Выбора как такового у меня не было.
Скинув с себя разрезанную верёвку, я приподнялся. Головокружение заставило меня схватиться за стену. Парень нетерпеливо дёрнул меня за плечо: «Быстрее». Увидев, что я готов идти, он развернулся и сделал шаг вперёд. В этот самый момент у него исчезла голова.
Грохот и эхо, порождённые выстрелом, заиграли в моей голове звоном и болью, а крошево из костей, мозга и кусочков плоти обляпало мне лицо. Кровавый дождь, хлещущий из разорванных дробью артерий и крупных сосудов, заливал мне глаза. Безголовое тело, постояв ещё несколько секунд, начало оседать на землю. Свет факела, шипящего от попавшей на него крови, высветил невозмутимо стоящего с ружьём в руках великана.
— Ну и заставил же ты нас побегать, паря, — эмоции в голосе отсутствовали. Это была сухая констатация факта.
— Пошли, — ствол качнулся, указывая мне направление. Подобрав факел, я, в полной прострации и смирившись со своей судьбой, пошатываясь, направился в указанную сторону. Подземелье было просто огромным. Не удивлюсь, если оно простиралось под всем посёлком. Мы шли уже не менее получаса, когда я увидел впереди зарево.
Коридор прибавил в высоте, раздался вширь и вывел нас в огромную пещеру. Зарево, которое я видел, оказалось сотнями факелов, воткнутых в стены и сжимаемых в руках жителей посёлка. Судя по всему, они собрались здесь все. Больше двухсот человек молча стояли перед подземным озером в центре пещеры и смотрели на водную гладь, казавшуюся в зыбком свете факелов иссиня-чёрной. На берегу озера стоял большой камень подозрительно правильной формы. «Алтарь», — услужливо подсказало сознание и тут же отстранилось, ушло обратно в кокон отрицания происходящего. Люди стояли по обе стороны камня, оставив широкий проход к алтарю (нет, к могильному камню, к моему могильному камню).
Великан подвёл меня к алтарю, но не доходя пары метров, без усилий, положив руку мне на плечо, поставил меня на колени. Сам, подойдя к камню и развернувшись лицом к присутствующим, воздел руки вверх и пророкотал:
— Этот день настал. Снова. Как было уже столетия. Десять лет минуло с того дня, как мы собирались здесь последний раз. ОН голоден, но сегодня у нас есть для НЕГО дары... Нам не придётся кидать жребий. Возрадуйтесь! Сегодня отсюда выйдут ВСЕ! Но существует обязательство. Прежде всего, мы должны накормить ЕГО детей...
Он прищёлкнул пальцами. По его знаку к алтарю подтащили какой-то барахтающийся свёрток. Разрезав путы, великан поднял на ноги... о Боже, нет.... ту самую девочку!
Дальнейшее ярко врезалось мне в память. До самых мелких деталей.
Сорвав с девочки одежду, великан бросил её обнаженную на алтарь. Протянув руку куда-то к его краю, он вытащил оковы на цепи и защёлкнул их на руке у малышки. Девочка, рыдая, попыталась вырвать руку из оков, но только содрала кожу. Великан тем временем извлёк ещё кандалы и закреплял их, оставаясь бесчувственным к мольбам ребёнка. Когда она оказалась распятая на холодном камне, великан протянул руку к толпе. Кто-то вложил ему туда длинный, изогнутый, судя по всему, ритуальный нож. Моё сердце, казалось, остановилось. Я не мог наблюдать этого зверства, но тело словно парализовало. Я также не мог отвернуть голову или закрыть глаза. Всё, что мне оставалось, это наблюдать за бесчеловечным ритуалом.
Девочка издала полный боли и отчаяния крик, когда нож начал медленно, миллиметр за миллиметром, входить в её тело чуть ниже солнечного сплетения. Я мог желать ей только одного — скорейшей смерти, чтобы она не мучалась. Но великан не стал её убивать. Медленно, очень медленно, он повёл бритвенно-острое лезвие вниз от груди. Девочка уже не кричала. Она просто выгнулась дугой и открывала и закрывала рот в безмолвном вопле. Когда лезвие еле слышно стукнулось о лобковую кость, залитое кровью тельце мучительно дёрнулось. Самое страшное, что она ещё была в сознании. Опытным мясницким движением великан, запустив руку в её нутро, ловко орудуя ножом, кромсал детскую плоть. Когда его рука, обагрённая невинной кровью, показалась обратно, в кулаке что-то было. Он воздел кулак кверху и прокричал: «Утолите свой голод!!!».
К горлу подкатил тошнотворный спазм, когда я увидел, что было в его руке. Этот ублюдок вырезал ей матку!
Внезапно раздался плач. Он доносился со всех сторон. Казалось, стенает и плачет сама пещера. И уже знакомый мне полускрип-полушерох возвестил о приходе тех, кому была принесена жертва...
Их были десятки. Они выползали на свет из всех тёмных углов, подымались из озера и плакали, плакали, плакали...
Они не трогали людей. Проползали мимо, выламывая непонятным образом руки и ноги. Их мёртвые глаза смотрели все в одну точку. На кусок кровоточащей плоти в руке великана.
Гигант, преклонив колено, протянул орган чудовищам. Одно из них, подойдя к нему, посмотрело в глаза. Великан попытался выдержать взгляд, но ему это не удалось. Он склонил голову. И тогда тварь схватила свежую плоть и принялась пожирать её. Загробный плач десятков существ сменился радостными всхлипами. Они бросились к девочке, медленно истекающей кровью, и, отталкивая друг друга, стали пожирать внутренности. И, о Господи, она была ещё жива!
Её тонкая ручка последний раз слабо дёрнулась в кандалах и обмякла. Она умерла.
Твари, как по команде, раздались в стороны и замерли, смотря своими мёртвыми глазами на распотрошенное тельце. Наступила полная тишина. Даже их сатанинский плач прекратился. В этой гробовой тишине я услышал стук своего сердца.
Тук-тук.
Тук-тук.
Тук...
Распотрошенное тело на столе дёрнулось.
Нет! Не может быть! Она не может ещё быть живой!
Со стороны алтаря раздался всхлип. Через секунду тело на алтаре начало приподниматься, странно выламывая руки и ноги. А потом оно заплакало.
Я физически ощущал окутывающий меня ужас. Тело обвело взглядом людей и остальных тварей. Потом её мёртвый взгляд остановился на мне. Моё дыхание перехватило, и из глаз полились слёзы. Нет, нет, нет, НЕТ!!! Этого не могло быть, не могло, это всего лишь сон! Но сознание жестоко твердило — это реальность.
Вдруг все твари опять зашевелились. Плач опять наполнил своды пещеры. Как одна, они бросились по тёмным углам. И девочка с ними...
Великан, поднявшись на ноги, махнул рукой. На этот раз из незаметного коридорчика вывели... Василия и Антона.
Никакого ритуала, как я опасался, не проводили. Их в полной тишине просто столкнули в озеро.
Они барахтались на плаву с завязанными руками. По крайней мере, по сравнению с тем, что сделали с девочкой, это была лёгкая смерть. Утонуть просто. Но что-то мне подсказывало, что всё не так просто...
— Прими наш дар! — прокричал великан, и в тот же самый момент погасли факелы. Все. Затем я услышал крик. Два крика, слившиеся в один. Не надо было быть семи пядей, чтобы понять — кричали Антон и Василий. Дикий вопль двух человек длился и длился. Казалось, прошла вечность, пока не раздался звук, какой бывает, когда кидаешь большой камень в воду. Два камня. Размером с человека.
Бульк...
И тут же, как по мановению волшебной палочки, зажглись факела.
Гладь озера была чиста. Лишь лёгкие круги ещё расходились на том месте, где только что барахталось двое людей.
Вот, кажется, настала и моя очередь. Великан подходил ко мне с окровавленным жертвенным ножом. Я закрыл глаза и приготовился умереть. Странное это было чувство. Ни страха. Ни паники. Только усталость. Усталость и желание поскорее с этим закончить. Даже таким способом...
По знаку великана меня схватили за руки и разжали челюсти. Я почувствовал, как красные от крови пальцы вытаскивают мой язык. Почувствовал ржавый вкус. А потом пришла боль...
* * *
К посёлку подходили люди. Их было пятеро. Три женщины, мужчина и ребёнок. Впервые за эти годы в посёлке я увидел других людей. Я даже не пробовал сбежать. После того, как великан показал мне разодранного пауками (как я их потом окрестил) тигра, я понял, что выхода отсюда нет.
А люди... Люди были обречены. Через две ночи наступит День Даров. Их уже не спасти.
Можно было бы им крикнуть. Предупредить. Но без языка особо не покричишь. Только мычать и получается.
Хотя... Я взял в руки крупный камень. Не заслужили они такой участи. Будь что будет.
Я начал приподниматься, как увидел великана. Он смотрел на меня с крыльца и улыбался, поглаживая крепкую дубовую палку.
Что ж. Не фарт. Извините.
Выронив камень, я сел обратно.
